— Здрав будь, Василий Петрович.
— И тебе не хворать, — мрачно ответил кабатчик, подозрительно оглядывая гостя. — Чего пришёл? Взаймы не налью.
— А я и не прошу. Нешто ты думаешь, что мне нечем оплатить за выпивку?
— Нечего мне думать. Коли не пустой пришёл, покажи сначала деньгу. А то ходят тут всякие…
— На все! — Куприян лихо выложил перед кабатчиком имеющуюся у него мелочь. — И луковицу с краюхой хлеба, чтоб закусить.
— На все, так на все, — презрительно усмехнулся Щукин. Даденых денег едва хватало на четушку (примерно нынешняя чекушка).
Получив желаемое, Горбонос отошёл к пустому столику, не спеша разложил на нём закуску и пшеничное вино, наполнил до краёв глиняный стакан, перекрестился и степенно опорожнил сосуд. Пьянчужка всем своим видом старался показать, что он не голь подзаборная, а человек с достоинством. Глядя на эти ужимки, кабатчик снова презрительно усмехнулся. Но вскоре он забыл о Куприяне. В кабак пожаловали новые посетители. Горбонос же, поправив здоровье, снова напомнил о себе.
— Опять ты? — слегка удивился Щукин и тут же добавил. — Взаймы не налью.
— А что ты скажешь на это? — Куприян достал из-за пазухи шапку, встряхнул её и продемонстрировал кабатчику.
«Ох, ты! — изумился про себя Василий. — Дорогая вещица. Стоит не меньше сорока рублей. Интересно, откуда она у этого пьянчужки?» О чём и спросил вслух.
— Отцовское наследство, — нагло заявил Горбонос. — Всё берёг до поры до времени. А тут подумал: «Зачем она мне, чай не барин». Купишь?
— И сколько ты за неё хочешь? — лениво поинтересовался Щукин, всем свои видом показывая, что товар ему не интересен. Хотя от такой шапки он бы точно не отказался.
— Пять рублёф! — озвучил Куприян свою любимую цифру.
— Пять?! — кабатчик с таким презрением посмотрел на шапку, словно это не дорогая вещь, а половая тряпка. — Нее, больше двух рублей не дам.
— Хорошо, пусть будет два рубля, — согласился Горбонос. — Только к ним мне добавишь пару штофов хлебного вина, каравай хлеба, варёную курицу, рыбный пирог и пирог с капустой.
— Договорились, — после недолгого раздумья, ответил Щукин, а затем спросил. — Ты грамоте-то обучен?
— А тебе зачем? — удивился Куприян.
— Купчую мне на шапку напишешь.
— Ладно, напишу, — покорно согласился Горбонос, хотя писать ему совершенно не хотелось. Он желал поскорее уйти домой. Пусть четушка была выпита на старые «дрожжи» и в голове приятно шумело, но мужичок понимал, если продолжит попойку в кабаке, то непременно останется без денег. Такое случалось уже не раз. Зато дома деньги можно припрятать, а затем спокойно выпить и закусить. У кабатчика же имелись свои резоны. Он решил на всякий случай подстраховаться. Если кто спросит за дорогую вещь, всегда можно показать купчую.
* * *
Комендант Боровска, как только услышал, что мужичьё не нашло моих вещей, тут же приказал солдатам вести всех в темницу. Отца Дмитрия тоже. Авось там им будет лучше думаться. Сам же вместе с Белкиным отправился в дом к воеводе. Было необходимо рассказать ему о случившихся событиях. Меня тоже звали, но я отказался, ссылаясь на боль в ноге. Типа мне надо к аптекарю, а то ходить совсем трудно. Пусть подыщет какую-нибудь целебную мазь. А к воеводе постараюсь зайти завтра. Белкин и Челищев полностью согласились с моими объяснениями. Вот и ладно. А то мне как-то не улыбалось идти домой к больному человеку. Чем болеет воевода, я не знаю, но очень опасаюсь воздушно-капельных инфекций. Так же не перестаю наблюдать за всеми, с кем близко общаюсь. Всё-таки я попал сюда из 21 века. И мог принести с собой кучу разных болезней. Конечно, месяц — это срок и пока все живы и здоровы, но полностью успокоюсь не раньше, чем через полгода.
Кроме нежелания идти к воеводе, нужно действительно попросить у Шварца какую-нибудь мазь. Заодно подготовить себе алиби по поводу броши. Эх, язык мой — враг мой. Зачем нужно было ею хвалиться, выдумывая небылицы? Тут желательно вести себя тише воды, ниже травы, а меня нет-нет, да заносит… Даже отец Лазарь попенял мне на это. Дескать, рассказываю людям лишнее, о котором им знать совершенно не следует. Батюшка имел в виду мои рассказы об истории христианской церкви. Типа мои слова подрывают её авторитет. Естественно я повинился. Ссоры с авторитетными людьми мне ни к чему. Однако обидно… Ведь в том, что церковь раскололась на православную и католическую, а потом ещё на несколько подгрупп, простые люди не виноваты. Это церковные иерархи всё не могли (и не могут) власть поделить. Только их тщеславие слишком много горя несёт. Поэтому тяжело оставаться безразличным. Народ-то верит… Так в расстроенных чувствах я дошёл до Шварца.
— Леонид Иванович, где же ваша шапка? — спросил он первым делом, как только увидел меня.
— Я подвергся нападению, — грустно усмехаюсь.
— Кто же посмел? — удивился Шварц.
— Да, вот… — пришлось рассказать всю историю недавнего происшествия.
— Эх, тёмный народ, варвары, — покачал головой аптекарь. — А что за украшение вы потеряли вместе с шапкой?
— Подарок французского короля, — отвечаю, хоть и сомневаюсь, стоит ли это делать? Но про брошь, которую он сегодня лично оценивал, лучше промолчу. Незачем давать компромат против себя.
— И за что же вас одарил французский монарх, если не секрет?
— Это секрет, но только наполовину.
— Как так?
— Евгений, поклянитесь, что никому не проговоритесь о том, о чём я вам сейчас расскажу, — хочу связать Шварца клятвой. Тут народ к этому делу относится намного серьёзнее, чем в моё время.
— Хм… — задумался аптекарь, затем его лицо приобретает одновременно две черты: серьёзность и торжественность, после чего он произносит клятву.
— Я вам верю, мой друг! — тоже стараюсь придать лицу соответствующую мимику. — Как вы знаете, я долгие годы занимался исследованием различных растений…
— Да, да, я помню, вы мне говорили, — быстро закивал Шварц.
— Так вот, — продолжаю, — в один прекрасный день я обнаружил, что свёкла содержит сахар. Тогда я усилил опыты и путём селекции разных сортов свёклы добился того, что вывел сорт, в котором содержание сахара несколько больше обычного…
— То есть, из свёклы можно получить сахар? — тут же догадался аптекарь.
— Совершенно верно! О своём открытии я поведал его величеству Людовику XV. Король по достоинству оценил мои труды, наградив деньгами и золотым украшением. Но! — поднимаю палец вверх, — он попросил меня не распространяться об этом открытии, предупредив, что производители сахара не любят конкурентов. Сейчас его привозят в основном из южных стран. Морские перевозки стоят дорого. Это сказывается на цене продукта. А тут свёкла, которую можно выращивать в любом огороде…
— О-о! Теперь я всё понимаю…
— Вы обещали молчать, — напоминаю ему.
— И я сдержу своё слово! — уверенно отвечает Шварц.
— Хорошо. Но я хочу вместе с вами продолжить опыты по выведению сахарной свёклы. Вы согласны?
— Это честь для меня! Я вам обязательно буду помогать, Леонид Иванович. Кстати, разрешите мне предложить вам свой головной убор. Не дело — ходить в такой мороз с непокрытой головой.
— Благодарю, не откажусь. А ещё хочу попросить какую-нибудь мазь, которая лечит ушибы. Лично я знаю о бодяге. Есть такая?
— Есть! — кивнул довольный аптекарь. — Её обычно применяют после телесных наказаний…
«Ого!» — промелькает мысль в голове. Но тут же выдавливаю из себя улыбку:
— Прекрасно! Остаток дня посвящу лечению больной ноги… Кстати, Евгений, у меня к вам большая просьба… — делаю серьёзное лицо.
— Слушаю, — тут же насторожился Шварц.
— Мне бы очень не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал об украшениях, которые я приносил вам на оценку. А то пойдут нежелательные разговоры…
— Не беспокойтесь, Леонид Иванович, у меня нет такой привычки: обсуждать с кем-либо чужие дела. Если только сами попросят, — обнадёжил меня аптекарь.
— Что ж, я рад, что вы меня понимаете.