– Оно там? Внутри него? – Не выдерживает Асвальд.
Анна скрежещет зубами – он ее сбил. Женщина останавливает свободной рукой маятник и поворачивается к нему – явно не для того, чтобы поблагодарить, но в этот момент раздается голос Улле:
– Что еще за «оно»?
– Ульрик! – Радостно восклицает Сара.
Он бледен, его губы потрескались, волосы спутаны и торчат в разные стороны, но взгляд – это по-прежнему взгляд Ульрика, его светлые, добрые глаза, которые не спутать ни с чьими другими.
– Привет. – Говорит ему Бьорн.
И мы улыбаемся, пока Ульрик оглядывает нас всех по очереди: Анну, Бьорна, Асвальда, меня, и затем его взгляд останавливается на Саре.
– А… – немного растерянно тянет он. И снова пробегается глазами по каждому. – А вы… кто?
У Сары кровь отливает от лица, она кажется шокированной. Я сдавленно охаю, а Бьорн в недоумении склоняет голову набок: «Как же так?»
Но уже в следующую секунду тактичное покашливание Асвальда заставляет Ульрика одуматься.
– Боже мой, вы бы только видели свои лица! Умо-о-ора! – Смеется он. Его голос звучит хрипло и на полтона ниже. – Не могу поверить, что вы так легко купились!
– Как остроумно. – С облегчением выдыхает Бьорн.
– Это того стоило!
– С возвращением, – качаю головой я.
– А ты чего? – Поворачивается Ульрик к Саре. – Нос повесила, губы надула. Не с той ноги сегодня встала?
– Еще одна шуточка про ногу, и ты лишишься обеих своих. – Фыркает Сара, сжимая его ладонь.
– Рад тебя видеть, брюзга. – Расплывается он в улыбке, глядя на свою девушку. – Ужасно соскучился по твоим губам, боялся, что забуду, какие они на вкус. – И перехватив смущенный взгляд Сары, брошенный в сторону матери, поворачивается к ней. – Ой, и вы тут. Сделайте вид, что не слышали, ладно? Как дела? – Его глаза перемещаются с ее нахмуренных бровей на маятник, зажатый в руке, а затем на разложенные на его собственной груди черные перья. – Ух, ты… – Бормочет Ульрик. – Собрались устроить вечеринку?
– И как я могла забыть, почему ты мне не нравишься? – Вздыхает Анна, пряча в карман маятник. – У тебя не язык, а помело.
– Не сопротивляйтесь. – Усмехается он, глядя, как она собирает перья обратно в мешочек.
– Чему?
– Моему обаянию. Это то, что вам так нравится во мне. Обаяние всегда бьет красноречивость.
– Красноречивость и болтливость – разные вещи. – Перетягивая мешочек тесьмой, ухмыляется Анна.
– Признайтесь уже, что вы тоже от меня без ума!
Цыганка вздергивает бровь, Ульрик парирует широкой улыбкой.
– Ты ему говорил? – Прерывает их обмен любезностями Бьорн вопросом, обращенным к отцу.
– Нет. – Отвечает Асвальд, складывая руки в замок.
– О чем? – Морщит лоб Улле.
– Ты помнишь что-нибудь о нападении на тебя? – Спрашивает у него Бьорн. – Помнишь, как оказался в больнице?
– Ты про мужика с клинком? Отца Микке? – Лицо Ульрика мрачнеет. – Я почти одолел его, когда он снова подобрал его с пола и… – Он зажмуривается на секунду. – Я даже не понял сразу, еще продолжал драться, а потом ощутил слабость…
– А потом? Ты помнишь, что было дальше?
Улле хмурится, глядя на друга.
– Я слышал голос Сары. – Вяло пожимает плечами. – Затем очнулся уже здесь, увидел врачей, дядю Асвальда, потом ко мне пустили родителей.
Мы переглядываемся друг с другом, и это не укрывается от Улле. Он пытается приподняться, но, почувствовав боль, оседает обратно на подушки.
– И больше ничего? – Склоняется над ним Бьорн.
– А было что-то еще? – Искренне недоумевает Ульрик. Но никто ему не отвечает. Тогда он впивается взглядом в Сару. – Что я пропустил?
Она забирает колечко, которое уже успело скатиться с груди Ульрика и лежит теперь рядом с ним, на простыни. Сжимает его в кулаке, тяжело вздохнув.
– Ничего хорошего. – Тихо говорит Сара. – Ты умер, Ульрик.
– Но я… – Он принимается ощупывать себя. – Я…
– А Нея не дала тебе уйти.
– Нея… – Улле уставляется на меня. – Подожди. Нея, ты что… – Он осекается, когда я поворачиваюсь к нему так, чтобы он мог видеть вторую седую прядь. – О…
– Вот именно. – Сара гладит его руку. – Нам очень жаль, прости.
– Жаль чего? – Нервно усмехается он.
– Мы очень переживали за тебя. – Вступаю в разговор я. – Все-таки, если ты выжил, ты перестал быть человеком. Мы ожидали, что у тебя будут проблемы, как были у Бьорна. Боялись, что ты очнешься и не сможешь контролировать свои…
– Я что, теперь тоже буду медведем-оборотнем? – Его глаза загораются надеждой.
– Мы не знаем. – Отвечаю я честно.
– Это будет происходить по моей воле? Или в полнолуние? Я буду убивать только тех, кого захочу? Или всех подряд, не соображая? Это значит, я и сейчас могу обратиться, если пожелаю? А как пожелать? – Точно из пулемета расстреливает нас вопросами Ульрик. – А разве это не должно было произойти, как только я приду в себя?!
– Что-то он не кажется особо расстроенным. – Задумчиво подводит итог услышанного Асвальд.
– Жизнь всегда лучше смерти. – Понизив голос, произносит Бьорн. – Какой бы она ни была.
– В этом и дело. – Игнорируя их, я делаю шаг к постели Ульрика. – Мы пока не понимаем, что происходит. Ты абсолютно точно умер. И абсолютно точно воскрес кем-то другим, мы с Сарой видели это. – Я развожу руками. – Когда твоя вторая сущность проявится, остается только гадать.
– Он был человеком. – Потерев подбородок, задумчиво добавляет Анна. – Последствия не предсказуемы. Одно могу сказать точно: если не пытаться это контролировать, ничего хорошего точно не выйдет. – Она обращает свой взгляд на него. – И если ты будешь представлять опасность, мы вынуждены будем принять меры.
– Боитесь, что я сожру кого-то из вас? – Смеется Улле. Но обнаружив, что никому из нас не до смеха, мрачнеет и заходится в кашле. – Так вы это серьезно? Да я на больничной койке!
– Не навсегда. – Качает головой Анна. – Скоро ты обнаружишь в себе такие силы, что опьянеешь от могущества. И вот тогда будет очень трудно остановиться.
– Обещаю, что долго думать не буду. – Глядя Ульрику в глаза, откровенно сообщает Асвальд. – Если хоть кто-то пострадает, или ты будешь представлять, хотя бы, малейшую опасность для кого-то из…
– Неправильный подход. – Обрывает его Улле. Впервые он выглядит серьезным и взрослым. – Вы должны помочь мне адаптироваться, а не рубить с плеча. Если эта страшная хвостатая тварь вернется и приведет себе подобных, вам пригодятся союзники. Два медведя лучше одного, разве нет?
– Такая жизнь не для каждого. – Предупреждает его Асвальд. – Ты уже не сможешь быть просто школьником или студентом, просто завести семью и наслаждаться бытом. У тебя больше вообще не будет ничего простого.
– Может, я обнаружу в этом свое призванье?
– Ты говоришь об этом, как о веселье. – Качает головой начальник полиции. – Я бы не пожелал такой жизни никому. Ни тебе, ни своему сыну. Но у дхампири нет права выбора: мы рождаемся чудовищами, и миру не обойтись без таких, как мы.
– Ну, у меня-то тоже теперь выбора особо нет. – Приправляет горькую правду улыбкой Улле. – Я не умер, и это хорошо. А если смогу быть полезен, будет супер. – Он подмигивает мне и переводит взгляд на Асвальда. – Пока я не ощущаю никаких перемен, но как только почувствую, прибегу к вам. Если превращусь во что-нибудь страшное и брошусь на вас, пристрелите меня как бешеную собаку, ладушки?
– Боже. – Вздыхает Анна.
– А вдруг это не легкомысленность, а смелость? – Играя бровями, обращается он к ней. – Признайтесь уже, вы обожаете меня.
– Ха-ха. – Отвечает она, ничуть не удивляясь его выходкам.
– Иначе бы не пришли сюда водить перьями над моей головой.
Анна что-то бросает ему на цыганском и принимается убирать остатки вещей в саквояж.
– Что она сказала?
– Что у тебя язык без костей. – Улыбнувшись, произносит Сара.
– Ничуть не обидно. – Довольно констатирует он. – Похоже, мы с ней поладили.
Анна ворчливо добавляет еще что-то по-цыгански.