– Идем. – Берет меня под локоть Бьорн.

Я в последний раз бросаю взгляд на могилу, внутри которой покоится гроб, набитый дровами, и опускаю цветы на землю.

– Мы можем еще раз сходить туда? – Спрашиваю я, выпрямляясь.

– Когда все разойдутся. – Кивает Бьорн.

И снова я ловлю на себе ледяной взгляд Асвальда. Прихожане приносят ему соболезнования в связи с утратой, и всех волнует, конечно же, безопасность жителей Реннвинда. Заверив их, что опасное животное, унесшее жизни школьниц и пастора непременно отловят, он удаляется к церкви, дверь в которую теперь заперта.

Официально – это не место преступления. О том, что Асмунд погиб внутри знает всего пара доверенных сотрудников полиции, для остальных – пастор погиб в лесу от лап и зубов дикого зверя.

– Твой отец теперь ненавидит меня еще больше. – Говорю я, когда мы с Бьорном заходим за угол церкви.

– Из-за того, что ты вернула к жизни Ульрика? – Он помогает мне перешагнуть через раскисшую от дождя землю, поддерживая за руку.

– Из-за того, что обратила его.

Бьорн останавливается и поворачивается ко мне. На его бледном лице загорается вымученная улыбка.

– Что ты такое говоришь. – Он перехватывает зонт в другую руку и наклоняется к моему лицу. – Было бы лучше позволить Ульрику умереть? Я бы этого не пережил. Его родители, тем более. – Пальцы Бьорна гладят мою щеку. – И моему отцу пришлось бы нелегко, Нея. Как бы он объяснил эти смерти людям? Оторванная голова и рваные раны у Асмунда, колотые у Ульрика: в церкви явно произошло что-то страшное, и не только родители Улле, но и другие жители захотели бы знать, что именно.

– А так, Асвальд сказал родителям Ульрика, что тот играл со старинным клинком и случайно поранился? – Горько усмехаюсь я.

– Очень, кстати, похоже на Улле. – Замечает Бьорн, возвращая мне усмешку. – Но, если честно, не знаю. Пока он в больнице под наблюдением семейного врача Хельвинов. Доктор поколдовал над ранами, имею в виду – медицинские манипуляции, и после операции Ульрик стабилен, но все еще не приходил в сознание. Мой отец вроде наплел его родителям, что он пострадал от нападения хулиганов.

– А как же Арвид? Это ведь его рук дело. Нужно объявить его в розыск! Найти и судить!

– Отец планирует расправиться с ним самостоятельно. – Качает головой Бьорн. – И, полагаю, Ульрик, когда очнется и еще раз осмыслит произошедшее, будет с ним солидарен. Этот упырь держал моего дядю в тот момент, когда его убивала хульдра, а потом хладнокровно вонзил нож в грудь моего лучшего друга – да я тоже буду в первых рядах тех, кто понесет ему возмездие!

Глаза Бьорна наливаются блеском, и мне приходится перехватить его ладонь, чтобы успокоить.

– Теперь Арвид не упырь, а просто человек. – Напоминаю я.

– Который мог уехать из Реннвинда, оставив прошлое позади, но предпочел прибежать к Ингрид, чтобы заручиться ее поддержкой и стать верным подданным в грядущей войне. – Отвечает он жестко.

– Я не оправдываю Арвида, но он ведь просидел полгода в подвале у Асмунда: есть от чего разозлиться и поехать крышей. Полгода, Бьорн!

– Серьезно? – Он вырывает руку.

Его дыхание учащается, глаза наливаются темнотой.

– Послушай. – Я делаю к нему шаг и окунаюсь в тепло его тела. – Не злись, мы просто не поняли друг друга. Я хотела сказать, что у Арвида был повод злиться на Хельвинов, но он избрал неправильный путь. Возможно, рассчитывал, что с помощью Ингрид сможет обратиться заново. Микке сказал…

– О. Так это все из-за него? – Напряженно впивается в мое лицо взглядом Бьорн. – Из-за этого саама? Решила пожалеть убийцу из-за того, что мило поболтала с его сыном? И когда вы успели? В тот момент, пока Арвид убивал моего лучшего друга?

Я опускаю голову и выдыхаю. Дождь продолжает стучать по ткани зонта. Слова ничтожны перед тем, что я чувствую – это так больно: потерять прежнюю жизнь, вновь обретенного отца, пережить предательство и чуть не лишиться друга.

– Прости. – Вдруг тихо говорит Бьорн. – Прости, Нея. У меня голова кипит от эмоций…

– Нам всем нужно прийти в себя. – Вздыхаю я, поднимая на него взгляд. – Мы пережили ужасное, и сутки провели на ногах в попытке скрыть следы и последствия. У меня тоже голова идет кругом.

– Ты отдала много сил, а я на тебя накинулся. – С сожалением произносит он. – Эти проблемы с самоконтролем…

– Мы не мило болтали. – Поясняю я напряженно. – Эти трое знали про книгу и пришли специально за ней. Асмунд встал у них на пути и отдал жизнь за то, чтобы реликвия рода не попала в чужие руки. Микке не хотел уходить без нее, и… и он собирается обрести бессмертие. Так он сказал.

– Хочет стать кровососом? – Глаза Бьорна вспыхивают.

– Хочет заполучить силу и власть, чтобы отомстить. – Объясняю я и закусываю губу.

Его руки сжимаются в кулаки.

– Он знает, что ему придется умереть для этого? Только так Ингрид сможет поднять его из земли вампиром. Знает, что он будет лишь стригоем – упырем с ничтожными остатками разума, полностью подчиненным своей хозяйке? Да и то в случае, если ему передались способности магов его рода! Если же нет – его ждет глупая, напрасная смерть.

– Я видела его глаза, когда он говорил это. – Признаюсь я. – Микке не остановится ни перед чем. В той книге ключ к воскрешению ламии. Думаю, он и его отец надеются на то, что она обратит их.

– Тогда им придется присягнуть тьме, а эта участь не лучше участи бесправного прислужника. Вампирша сможет пробираться в их головы, когда ей заблагорассудится, и манипулировать их сознанием по своему усмотрению.

– Книга не должна попасть им в руки.

– И я не допущу этого. – Решительно говорит Бьорн.

Кивнув, я прижимаюсь щекой к его груди. Обнимаю его крепко и позволяю себе всхлипнуть в его объятиях. С трудом удерживаюсь от того, чтобы не разрыдаться.

– Мне нравится. – Слышится сквозь шум дождя голос Бьорна. – Нравятся эти штуки в твоих волосах. Серые пряди. – Его рука гладит меня по спине, забирая боль, успокаивая. – Но больше не надо никого оживлять, ладно? Я не хочу потерять тебя раньше, чем состарюсь и умру сам.

Отрываюсь от него и поднимаю взгляд к его лицу.

– Мне так страшно за Улле. – Шепотом признаюсь я.

– С ним все будет хорошо. – Обещает Бьорн, целуя меня в лоб. – Уверен, этот парень еще будет хвастаться своим шрамом в раздевалке. И расскажет с десяток баек о том, как всыпал перца напавшим на него негодяям.

– А если он не сможет контролировать себя? Обратится на людях? Или в один прекрасный день почувствует тягу убивать, завоет на луну и перекусит парочкой местных жителей? Тогда твой отец застрелит его без сожаления?

– Он не такой. Мой отец. Заверяю тебя, он не бесчувственный. Конечно же, он будет сожалеть. – Говорит Бьорн абсолютно серьезно.

– Во дурак. – Пихаю я его и тут же притягиваю еще ближе к себе.

– Уверен, мы справимся, каковы бы ни были последствия обращения.

– Ульрик был человеком. – Напоминаю я.

– Научим его охотиться на зайцев или белок. – Хмыкает Бьорн.

– Ты неисправим.

Мы застываем посреди кладбища, не в силах разомкнуть объятий. И я держусь за него, как за единственное реальное, что осталось в моей жизни. И все произошедшее вчера кажется сном, но стоит закрыть глаза, как я начинаю задыхаться потому, что вижу перед собой безжизненный взгляд Асмунда на отделенной от тела голове.

А через пять минут мы уже останавливаемся у могилы моего отца. Свежая земля блестит, напитываясь дождевой водой. Влага пузырится, заполняя собой все неровности и превращая поверхность могилы в мягкую кашу. Глядя на нее, я вижу Асмунда, лежащего под толщей влажной земли и снова прокручиваю в мыслях картинки о том, как Асвальд укладывал его в гроб: он не проронил ни слезинки, не сказал ни слова.

– А здесь покоится Мария-Луиза. – Подводит меня Бьорн к другой могиле. – Сестра моего отца и дяди Асмунда.

– У них была сестра? – Удивляюсь я.