Детективный роман погружает читателя в завораживающую историю о поиске клада, спрятанного в XVI веке на тульской земле известным разбойником Худеяром, единокровным братом Иоанна Грозного. Книга является продолжением романа: «Дело о секте скопцов». Входит в серию романов повествующих о жизни и быте русского общества XIX века, однако полностью самостоятельна в сюжете.

В книге наряду с вымышленными персонажами присутствуют реальные исторические фигуры, активно влиявшие на развитие общества в России XIX века. Однако авторы не дают им оценки, в отличие от выдуманных героев, они только констатируют их историческую роль и события, свидетелями или участниками которых были данные персонажи, импровизируя и предполагая их поведение в духе нравов того времени. В связи с этим степень ответственности за историческую ценность книги весьма условна.

Авторы признательны и благодарны огромному историческому наследию, которое оставили потомкам русские писатели: Матвей Комаров, Николай Иванович Костомаров, а также Николай Герасимович Савин в своих записках. Труды этих замечательных людей помогли создать эту книгу.

Посвящается старому и надёжному товарищу Лежебокову Александру Васильевичу.

Текст печатается в авторской редакции и пунктуации.

Раннее апрельское утро было наполнено весенней свежестью. Светало. Три человека въехали в лес в экипаже, запряжённом парой лошадей. Уверенно выпрыгнув из пролётки, размялись. Один из путников подошёл к лошадям, потрепал, погладил с любовью, прижался щекой к одной из них. Затем, отойдя от пролётки, начал весело разговаривать с остальными: «Лошади умнее людей. Помнишь, Василий, какой конь у меня был в полку? Не конь, а ветер. Жалко Тишку, коня, теперь больше и не увижу его. Разошлись наши пути-дороги.

Ты говорил – не получится, сомневался. Видишь, всё получилось отлично, уже вёрст на тридцать от Орла ушли. Ещё поворуем, пограбим, потрясём мошну купеческую.

Дурень этот начальник тюрьмы. Как мы его обули! С запиской тоже хорошо придумали. Я думаю, до вечера ждать нас будет, а потом сам искать станет. Когда поймёт, что своих сил не хватит и не поймать нас, тогда доложит. Получается, через день-другой нас искать станут. Теперь вместо меня сам в тюрьму сядет. Хорошо, что начальник жадный до денег, и мозгов у него немного, мне повезло. Да и ты, Василий, не подкачал, молодец. Век не забуду, пока жив – помнить буду тебя, отплачу и деньгами, и преданностью своей.

Поверь, на свободе лучше, чем в тюрьме, на похлёбке! Три месяца просидел в тюрьме на казённых харчах, а как будто вечность прошла. Да что тебе говорить, ты и сам всё знаешь. Не зря надзирателем служил. Понимаешь, как нам, сидельцам, трудно, голодно и холодно. Судьбу клянём, жизни хотим, а она мимо нас пробегает. Господь второй жизни не даст, как ни проси, хоть лоб в церкви разбей об пол. Жизнь одна, и хочется её прожить красиво и приятно.

Молодец ты, вовек не забуду твоей преданности. Что скажешь?».

– Это точно, ваше благородие, что начальник – полный дурень, коль нам поверил, – ответил подельник.

– Помнишь нашего полкового командира, князя Бернского? Такой же был дурак, всё считал, что мы глупее его. Полковую казну пропил. После войны все трофеи присвоил, орденов на нашей крови наполучал и считал, что нам это неизвестно. Хотел, чтоб мы служили за скудное государево содержание, а сам желал жить припеваючи на нашей крови и горбах. Себе деньги и вальяжную жизнь, а нам – только совесть и честь.

– Это точно, ваше благородие, не то что на людях, на конях воровал, – вновь ответил подельник.

– Сколько раз тебе говорить! Я для тебя не благородие, а Михаил Иванович, ты мне друг, каких не сыщешь. Сколько мы с тобой повидали. А ты опять заладил – благородие да благородие. Хватит! Ты для меня Василий Фёдорович Борундуй по кличке Вася Бурундук, а я для тебя – Михаил Иванович.

– Михаил Иванович, что дальше делать будем? Куда жизнь наша поведёт? – спросил третий попутчик.

– Дальше, Митяй, будем делать вот что. Сейчас отдохнём, костер разожжём, перекусим, вздремнём. После полудня, ближе к вечеру, дальше пойдём. Всю ночь ехать будем, к утру в Сергиевском остановимся, отдохнём. Там у меня свои люди есть. Весь день там переждём, а в ночь опять поедем, к утру у Тулы будем. Там в Скуратовских двориках остановимся. От двориков этих до Тулы рукой подать, можно с разных дорог въехать в город и выехать из него. Уйти тоже можно в любую сторону, на Рязань или на Калугу, хоть на Воронеж. Там постоялый двор свой имеется, хозяин – наш человек. Если что, с нами и уйдёт, семьи у него нет, держаться некого. Когда дела в Туле закончим, кубышки заберём, пойдём на Нахичевань-на-Дону. Там дальше решим, что делать, видно будет. Жаль, что ватага уменьшилась. Постреляли лягаши товарищей наших – Сашку и Афанасия при задержании. Земля пухом покойникам! Деньги заберём и уйдём в тёплые края. Заживём с вами как господа, денег хватит на всё и на всех. И на девок, и на ресторации. С деньгами и поросёнок – барин.

– А может, не пойдём в Тулу? Чего рисковать? Деньги сразу возьмём из припрятанных кубышек и соберёмся в тёплые края? – уточнил Митяй, внимательно послушав старшего.

– Нет, дело есть в тех местах и очень важное, не терпит отлагательств, – ответил Ерш, переглянувшись с Борундуем. – Обязательно сделать надобно!

Княжеский возок трясло. Путешественники уже устали от дальней дороги и окружающего холода. Шутка ли, русская зима на улице. Да и дорога не близкая от Москвы до Суздаля, больше двухсот вёрст. Московский обоз двигался уже третьи сутки и к исходу дня должен был прибыть в Свято-Покровский Суздальский монастырь.

Состоял он из четырёх возков и конного сопровождения – охраны. В первом находилась жена боярина Тищенкова, старшего отряда, во втором следовала бывшая великая княгиня Соломония. В двух последних перевозился скарб.

Второй возок был основным, но он немногим отличался от остальных по внешнему виду и только в мыслях путешественников был княжеским и главным. Встречающиеся холопы, служивые люди и прочие странствующие и путешествующие, увидев вереницу коней и возков, низко кланялись, не поднимая глаз. Всё дело в том, что охрана, сопровождавшая зимний поезд, была строгой и многочисленной, на хороших конях, имевших благородную упряжь.

Одежда охранников состояла из рысьих шапок, кожухов, обшитых дорогим сукном, длинных до пят и расширенных книзу, и тёплых сапог. Воинское снаряжение было практичным, но с дорогой отделкой, указывающей на высокий статус сопровождающих. Охрану возглавлял взрослый статный мужчина с красивым мужественным лицом, одетый в кожух с длинными рукавами и собольим воротником.

Ехали споро, при встрече со случайными путниками подбирались, брались за оружие, не обращая внимания на поклоны. На отдых останавливались по вечерам в домах бояр или богатых людей, светлый день проводили в дороге. Перед тем как пристать на ночлег, высылали трёх конных вперёд для подготовки мест. Ночью же дом охранялся стражей по всему кругу. Все меры предосторожности соблюдались. Боязно на плаху голову положить за угрозу жизни великой монахини. Белёвский боярин Тищенков ехал мрачный, думы мучили: «Только бы не растрясти плод, жена на третьем месяце. Так давно ждали ребёнка, и вот тебе на! Приказ от царя и Великого князя – сопроводить бывшую княгиню в Суздаль, в женский монастырь. Остаться при ней, живя не в монастыре, а в миру для её охраны. При себе иметь двенадцать боевых холопов. Не ждал я такой чести, хотя больше пяти лет служу государю. Но как государю перечить будешь? Теперь честь ли это или бесчестье, только Господу Богу ведомо. Вот и имя Тихон, в переводе „удачливый“, не совпадает с бытием и поручением. Удачей такую службу не назовёшь. Однако род мой худородный, небогатый, любой службе радоваться нужно. Но злости на царицу и великую княгиню нет. Жалко, конечно, царицу, тридцать пять лет всего бабе, в самом расцвете женской красоты ещё. Старше жены всего на восемь лет. Хотел жену, любимую Марью, дома оставить, да царь приказал с собой взять. Чтоб, значит, не отрываться от службы и о семье не беспокоиться. Коль жену приказал взять, значит, надолго отправил в Суздаль. Подъехать лишний раз к возку жены тоже нельзя, перед царицей нескромно».