– Езжай, – милостиво разрешил он. – Слышь, я твой ноут старый возьму? Мой сдох. Пока из ремонта притащат, епта…

– Бери, сумка в шкафу, – ответил я, и принялся себя реанимировать.

Насилуя организм в попытках очухаться и собраться, я ощутил себя кровавым тираном, который сражается с собственным народом. Из зеркала глянуло нечто красноглазое и жуткое, и пришлось вооружиться бритвой, чтобы избавиться хотя бы от неопрятных клочьев на подбородке. Я ухитрился на бегу вылить в себя чашку чая (кофе так и не купил, балбес)! К счастью, нашел в кухонном шкафчике пачку мятной жвачки, забытую кем-то из гостей.

Валявшемуся на моем покрывале Петьке достался запасной ключ, а я помчался вниз по лестнице. Харкнув на экономию, вызвал такси, поскольку без него на встречу успел бы, только умей я летать, как Супермен.

Шахид-мобиль всосал меня в свое чрево, а я тупо уставился на эсэмэс о списании денег. Вроде бы вчера получил роялти, но куда делась добрая половина? Часть ушла на букет. Остальное… я вспомнил, как в кабаке вызвался угостить всех, кто сидел за нашим столом, и последующее радостное оживление в народных массах.

Стыд меня буквально ошпарил.

Ой, дебил! Неужели снова ходить по знакомым и занимать? Или… нет, не сейчас…

Я все же опоздал, но всего на пять минут, и едва не бегом рванул к крыльцу школы, где меня ждала типичная учительница литературы, копия той, что на известном мемчике пытает привязанного к стулу автора, который ничего не хотел сказать своим произведением – маленькая, сухонькая, седая и в очках со стеклами толщиной в палец.

– Лев Николаевич? – пискнула она, и покачнулась от волны источаемого мной ядреного мятного запаха.

– Добрый день, – отозвался я.

Костюм на мне был отличный, тройка, плащ стильный, длинный, черный, и шляпа очень модная… Но то, что между шляпой и воротником плаща, наверняка внушало встречающей стороне некоторые подозрения.

– Пойдемте, дети ждут, – сказала учительница, принюхиваясь.

В классе меня и правда встретил мой портрет, обладавший неким сходством с оригиналом благодаря общей одутловатости черт и вихрю черных кудряшек вокруг головы.

– Привет всем! – Я помахал трясущейся рукой.

В ответ раздалось нестройное «здравствуйте».

Я никогда не писал для молодежи, и не думал, что «Кишка реформатора» или тем более «Крылья последней Надежды» могут быть интересны ученикам старших классов… Однако половозрелые сексапильные девицы и юноши ростом «дядя, достань воробушка» смотрели на меня не с любопытством зевак, посетивших цирк уродов, а с интересом людей, знающих, кто я такой и чем знаменит.

Меня раздели и усадили на стул перед аудиторией, отчего мне немедленно захотелось провалиться сквозь землю.

Надежда русской прозы… видели бы они меня вчера, черт.

– Лев Николаевич, наш лицей славится углубленным интересом к литературе, – запищала учительница, и от ее голоса у меня заболела голова. Он как тонкое сверло ввинчивался мне в ухо, вибрировал в пустотах черепа. – Поэтому мы очень рады видеть…

На перечислении своих заслуг я даже несколько задремал, а проснулся на вопросах. Чтобы тут же вскипеть от ярости.

Есть такие вопросы, которые нужно внести в особый запретный список под названием «Никогда не задавать писателю!» А писателей наделить правом на месте убивать того, кто по глупости или наивности к этому списку обратится.

И невинное «А где вы берете идеи?» должно стоять в этом списке на первом месте. Ибо подразумевает сие вопрошание, что ты, автор, выглядишь дурак-дураком, сам придумать ничего не можешь, и, наверняка, плагиатишь у других, подглядываешь в чужих книжках или в кино.

А девочка, прекрасная, словно майская заря, с глазами круглыми голубыми, губками розовыми блестящими и углубленным интересом к литературе как раз и спросила:

– А где вы берете идеи?

О, высоко вознесся ты, денница, сын зари, к престолу Всевышнего, и вообразил себя властителем дум! Пади же ты теперь в прах, прельщавший народы, и гордыня твоя да будет разбита, будто сосуд глиняный!

– В интернете, – злобно ответил я, чем вызвал легкое смятение в школьных рядах. – Ввожу в поиске «идеи для писателей», и мне тут же все показывает, ну я и беру из списка то, что на первом месте.

Учительница нахмурилась, мне пригрезился тот самый стул для пыток и паяльник в ее маленьких ладошках.

– Какое влияние на вас оказало… – Вопрос пухлый юноша зачитывал по бумажке. – …творчество Андрея Яшкастрова?

Я уже сталкивался с таким – когда учителя сами пишут вопросы и раздают ученикам. Встреча в таком случае получается мертвой и скучной, ведь говорить приходится не о том, что интересно тебе и аудитории, а о чем-то абстрактном, мутном и непонятном.

И знать бы еще, кто такой этот Андрей Яшкастров и с какого хрена он должен на меня влиять.

– Нет, так не пойдет. – Я поморщился от мятной отрыжки. – Давайте сделаем иначе. Поднимите руки, кто читает для удовольствия, а не для школы. Ага, десять, пятнадцать. Супер. А теперь расскажите, что вы прочитали недавно, и мы поговорим об этих книгах.

Лучше обсуждать последний скандальный роман или даже опусы петькиных собратьев по литРПГ и бояр-аниме, чем Яшкастрова, которого никто не читает, кроме филологов.

Учительница, стоявшая за спинами учеников, недовольно сопела и морщила нос. Только мне было плевать. Я пришел сюда не для того, чтобы она могла поставить галочку в списке внеклассных мероприятий, а ради этих парней и девчонок, из которых, может, еще выйдет толк, несмотря на углубленный интерес к литературе.

Они принялись называть книги, сначала несмело, но потом все более и более активно.

Выбрался я из школы только через полтора часа, вымотанный до предела, с бурчащим от голода животом, но довольный. Учительница проводила меня до дверей, но кивнула на прощание без прежнего энтузиазма, и я подумал, что в эту школу меня вряд ли когда позовут снова.

Снаружи я чуть не запрыгал от радости – наконец свобода.

Можно доехать до дома, поесть, лечь в горячую ванну, отмокнуть и наконец подумать, что мне делать и как дальше жить.

Но фиг вам – телефон зазвонил снова… Нет свободы там, где берет мобильник!

Власть его велика и воистину внушает ужас!

***

Через час я сидел на открытии десятого сезона премии «Горизонтальные новинки» в качестве одного из номинантов.

Основали премию выходцы из фантастического гетто, решившие зачем-то подружиться с большой литературой. Ну да, змеиное гнездо собралось брататься с логовом тарантулов – родить такую идею можно только в изрядно поддатом состоянии, хотя если учесть, сколько бухают писатели всех мастей…

Номинировал меня критик Алкогонов, персонаж в узких кругах легендарный.

Много лет он критиковал фантастику, которую страстно любил и хорошо знал, но при этом люто ненавидел и презирал отечественных фантастов. Те, будучи людьми добрыми, но отходчивыми, отвечали взаимностью и несколько раз Алкогонова били, но это почему-то не срабатывало, любви в адрес российских мастеров звездолета и дракона у него не прибавлялось.

В какой-то момент критику это надоело, и он решил обратиться к мейнстриму, где предсказуемо оказался никому не нужен и подвизался на третьих ролях, в том числе и среди номинаторов «Горизонтальных новинок». Мои «Крылья последней Надежды» Алкогонову показались норм, и он решил, что я достоин занесения в список.

В небольшом зальчике для пресс-конференций издательского дома «Прогресс» собралось человек пятнадцать.

Из знакомых номинантов появилась Нина Ухерина, барышня, скандальная до профессионализма. Она писала мистические страшненькие романчики для нервных женщинов, потом выскочила замуж за уральского деревенщика Петрова, и то ли у нее правда случился выкидыш на почве домашних побоев, то ли она симулировала – слухи ходили разные – но в любом случае развод вышел громокипящим, с появлением на ТВ и слезами в прямом эфире, так что и петровская опупея «Чехардынь-река» поднялась на первые строчки в рейтингах продаж, и саму Ухерину наконец заметили, стали издавать и продвигать.