— Верно. Ты хочешь, чтобы мы вернулись вместе, потому что это будет хорошо для тебя. Изгнанная потенциальная жена, приносящая своему королю приз.

Мара с грохотом захлопывает дверцу шкафа, затем разворачивается и несется через кухню. Ее лицо бледнеет от ярости.

— Ты… — кипит она, кажется, не находя слов. — Ты не думаешь ни о ком, кроме себя, да? Я думала, что твой эгоизм связан с тем, что большую часть своей жизни ты была изнеженной женой короля, но это не так.

Я отклоняюсь на пятках.

— Не понимаю, о чем ты говоришь, — говорю я, почти лишаясь запала. Не могу поверить, что мы докатились до этого. — Я все время думаю о других. Сойер, Венди и ты…

— Если ты так часто думаешь обо мне, то ответь мне так: кто присматривает за моими детьми, Ева? Кто приглядывает за Элдоном и Зрайрусом?

Я запинаюсь на мгновение. Мы обсуждали это раньше, да?

— Они все еще на Корсике. Думаю, у Каллена есть одна из его других жен, наблюдающих за ними? Ты сказала, что они в безопасности, и он не причинит им вреда.

Она горько смеется.

— Я думала, что он не может навредить тебе, и посмотри, как я ошибалась! Я и представить себе не могла, что он поднимет на тебя руку, и посмотри, что случилось, — она качает головой, и в ее глазах блестят непролитые слезы. — Я не знаю, на что теперь способен Каллен.

— Я очень отличаюсь от твоих мальчиков… в его глазах, — говорю я.

Она снова отводит взгляд и качает головой.

— Теперь я понимаю, на что способен Каллен, и мне трудно не кричать, — она снова смотрит на меня. — Каллен мог причинить им вред, возможно, даже убить их и…

Ее голос срывается, и первая слеза скатывается по ее щеке. Я хочу дотянуться до нее и заверить, что с ней все будет хорошо, но мы обе знаем, что эти слова будут просто ложью. Ничто не в порядке. И никогда не будет в порядке, пока Каллен дышит.

— Мара… — начинаю я.

— Я не могу, — говорит она хриплым от слез голосом. — Я не буду вести этот разговор с тобой. Я иду к озеру. Мне нужно… побыть одной.

Она берет яблоко из плетеной вазы с фруктами, которую я держу на стойке, и идет, распахивает французские двери на задний двор, прежде чем шагнуть по траве, плечи трясутся. Двери захлопываются с достаточной силой, я вздрагиваю, наполовину ожидая, что стекло разобьется.

В наступившей тишине пространство охватывает густое чувство вины. Мара права. Я не думала о ее детях с тех пор, как она прибыла. У меня было много мыслей, правда, но разве это оправдание? Когда мы были замужем за Эвардом, мы любили друг друга как сестры.

Как это произошло?

Майер стоит у кухонной двери с потрясенным лицом.

— Я не хочу быть причиной того, что вы ссоритесь, — тихо говорит он.

— Это не ты, — отвечаю я, — мы уже давно спорим.

У меня нет сил все уточнять для Майера. Рухнув на ближайший барный стул, я опускаю голову на стойку. Поверхность холодная, она успокаивает зарождающуюся головную боль, но тупая боль только перемещается на другую сторону моей головы. Фантастика. Внезапно я скучаю по горячим минеральным ваннам Корсики, по большим кратерам, где я могла расслабить на теплых, успокаивающих скалах свои уставшие мышцы.

Мне приходит в голову мысль, о которой я забыла в панике и хаосе: уроки плавания должны были состояться сегодня, начиная с десяти часов. Я поднимаю голову достаточно высоко, чтобы взглянуть на часы.

Десять сорок восемь смотрит на меня в ответ. Вот только пока не появился ни один человек.

И не собираются, думаю я, все внутри сжимается.

Из — за плакатов, расклеенных Майером по всему городу, мой бизнес практически разрушен, и я понимаю, почему — кто хочет, чтобы их детей учила женщина, скрывающаяся от закона? Честно говоря, чудо, что полиция еще не вмешалась. Или, может, мне просто повезло, что распечатанных листовок недостаточно, чтобы арестовать меня.

Несмотря на это, у меня теперь есть одна большая проблема. Деньги.

Где я найду средства, чтобы удержаться на плаву?

Глава пятая

Я всего несколько минут заполняю свое первое заявление о приеме на работу, а уже есть одна серьезная проблема: удостоверение личности — номер социального страхования, которого у меня нет.

Кроме того, у меня нет ни свидетельства о рождении, ни паспорта, технически у меня даже нет водительских прав. Ну, есть, но получить их было хлопотно, и единственная причина, по которой они у меня есть, это то, что Венди знает девушку из лицензионного бюро, которая оказала мне услугу. Но номер социального страхования? Нет.

Доказать, кто я, будет почти невозможно.

На Корсике документов не существует. Все понимается из уст в уста, личности никогда не оспариваются, просто принимаются. На суше все такое… техническое.

Я смотрю на разостланную передо мной тонкую газету, открытую на странице с вакансиями. Мой ноутбук также открыт с половиной дюжины открытых вкладок, каждая из которых посвящена работе с клиентами. Я рассматриваю должность бариста в «Мокко Пот», а еще — библиотекаря в старом викторианском доме напротив мэрии. Я не могу полностью заполнить какое — либо из приложений, так что в тупике.

Я со стоном плюхаюсь на обеденный стул.

Я никогда раньше не занималась физическим трудом — по правде говоря, я никогда раньше не работала. Культура русалок намного проще, чем жизнь на суше. Не лучше, но уж точно менее сложная. У женщин — русалок две работы: вести хозяйство и воспитывать детей. Такая жизнь не подготовила меня должным образом к этому новому образу жизни.

Мара не поможет, потому что она знает о человеческом мире еще меньше, чем я. Я могла бы спросить Сойера, но я уверена, что после всей этой истории с Калленом он больше не хочет иметь со мной ничего общего. На самом деле, прошел день, и я не слышала от него ничего.

Я не хочу этого признавать, но когда дело касается ситуации с работой, я знаю, что я должна делать.

Я должна поговорить с Венди. Обойти это невозможно, у нее лучшие связи в Шелл — Харборе. Она единственная, кто может мне помочь.

Мне нужно раскопать свой телефон, который наполовину спрятан за лавиной газет, ручек и маркеров. Я прокручиваю, чтобы найти ее номер, но не решаюсь нажать кнопку вызова. А если она не хочет со мной разговаривать? Хуже, если она захочет, но потребует ответов? Не знаю, смогу ли я справиться с этим разговором сейчас. Еще нет.

«Ты ведешь себя как трусиха. Ты солгала Венди, и теперь пришло время столкнуться с последствиями. Позвони ей, пока не потеряла самообладание».

С глубоким вздохом я это делаю.

Телефон все звонит, пока я не уверяюсь, что Венди не ответит, но в последнюю минуту я слышу, как она берет трубку, и тихое:

— Привет, Ева.

К горлу подступает твердый ком. Я так скучала по ней.

— Привет, Венди, — мягко отвечаю я. Невозможно не заметить дрожь в моем голосе, когда я говорю. — Я знаю, что сейчас неподходящее время, чтобы спросить тебя об этом, но мне… мне нужна услуга.

Она цокает языком, что, как я поняла, означает, что она раздражена, или расстроена, или и то, и другое.

— Ева, — спокойно говорит она, — я не слышала ничего от тебя несколько дней, и это то, с чего ты начала?

Будто я ребенок, которого ругает властный родитель, хотя я ненамного моложе Венди. Мне хочется защищаться, но я знаю, что это не принесет мне никакой пользы. Полагаю, я вела себя как ребенок, думая, что смогу вечно избегать этого разговора.

— Я не знаю, у кого еще просить, — я делаю паузу и пытаюсь собраться, но слезы уже наворачиваются.

— Хорошо, — в конце концов, уступает она, и я слышу ее вздох в трубке. — Какая услуга?