Явился я туда с рекомендательным письмом вечером, публики не было. Я очень долго просил дочку хозяина мисс Дженни обратить на меня внимание и прочитать письмо, но ей было не до того: она была занята в это время флиртом, и чтобы папаша не заметил, сидела с кавалером в помещении кассы. Сам хозяин так обрадовался письму, что не знал, куда меня посадить (в Америке дружеские связи гораздо крепче, чем в любой другой капиталистической стране). Он все беспокоился, скоро ли я нашел его: он полагал, что его Дженни где-нибудь опять целуется со своим «beau»[7] (дочка в это время сидела с ним в соседней комнате, где была касса), но я геройски заявил, что никакой дочки не видел и поэтому обратился прямо к нему. М-р Том поднял на ноги всю семью. Мисс Дженни, которая за это время успела выпроводить поклонника, появилась на сцену как ни в чем не бывало, мамаша приготовила нам покушать, хотя это было часов 11 вечера; по-американски это время совсем позднее, так как они ложатся спать обычно в 10 часов. Мисс Дженни, вероятно, оценив, что я не рассказал отцу о ее похождениях с поклонником, сделалась моей большой приятельницей.
Дня через два ко мне обратился хозяин: «Мистер Серебровский, вас очень многие знают и заботятся о ваших удобствах?» Я спросил, почему это его интересует. Тут он мне рассказал, что его вызвал шериф, который получил письмо так же, как и он, и просил его посматривать за мной. Бедный хозяин гостиницы не понял, в каком смысле республиканец-шериф говорил о присмотре за советским профессором. Конечно, не в смысле личных удобств, но мой бедный Том не был искушен в политике. Дней через пять шериф снова спросил его, присматривает ли он за мною. Хозяин мой потом мне рассказал, что он просил шерифа не беспокоиться, так как м-р Серебровский живет у него как у родного брата, и очень был удивлен, когда шериф плюнул и назвал его старым ослом. Сам он, никак не успокаиваясь, говорил:
— Послушайте, профессор, может вам еще что-нибудь нужно, какие еще нужны удобства? — Он никак не мог понять, в чем тут дело, а шериф, само собой разумеется, не стал ему ничего больше объяснять. Такая слежка за мной велась всюду, где я только бывал, причем республиканская полиция, надо заметить, открытой слежки не вела, а это делалось очень «вежливо». Вся слежка ведется через отели, портье и клерков и, конечно, через агентуру, которая скрывается чаще всего под видом прислуги.
Иногда это ужасно курьезно получалось у них. Так, наш шериф, разочаровавшись в способностях «старого осла» — Тома, захотел приспособить к этому делу его дочку Дженни, снабдив ее соответствующими инструкциями. Однако из этого ничего, кроме смеха, не вышло, так как Дженни считала меня своим другом и в отплату за мое рыцарское поведение в отношении ее сердечных тайн рассказала мне о предложении шерифа.
Мальчикам, работавшим в гостиницах, часто поручалось следить за мной. Иногда они приходили сами ко мне и рассказывали, в чем дело, так как они часто получали у меня «квартер» (четверть доллара), пару конфект и считали нечестным скрывать от меня слежку. Они говорили мне:
— М-р Серебровский, очень пристает сыщик, чтобы я за вами следил, он мне прямо покоя не дает, расспрашивает, куда вы ходите и где бываете, кто к вам приходит. Я думал, вы громила, жулик, но вижу, что это не так. Вы, оказывается, инженер и даже профессор. Прямо мне неловко и я решил вам все рассказать.
Мне приходилось сплошь и рядом читать бою (мальчику) небольшую лекцию о большевиках и о причинах слежки за ними в США, где они не пользуются симпатиями республиканской партии. Но обычно в отелях мальчики несли службу другого рода: они были на побегушках, кроме того они исполняли заказы на виски, помогали «бутлегерам» и т. д.
Я должен рассказать, что такое «бутлегеры»[8] (Bootlegger).
Дело в том, что сухой закон в Америке не разрешал до последнего времени открыто употреблять спиртные напитки. Почему это было так? Конечно, не для укрепления нравственности в Америке, а в интересах торговых кругов — для того, чтобы подороже продавать спиртные напитки. В любом ресторане можно было найти комнату под названием «библиотеки», обставленную книжными шкафами. За столом обычно особа женского пола, и достаточно сказать ей известный пароль, как шкаф с книгами поворачивается в другую сторону и обнаруживается буфет с разными винами, где вам наливают то, что вы хотите. Закон был использован для того, чтобы продавать виски не за доллар, а за 10—15 долларов за бутылку, и очень большие круги населения были втянуты в эту сеть и тем или иным путем делались «бутлегерами» — распространителями виски.
О трезвости в США газета «Дейли Оклахоман» (штат Оклахома) сообщает следующее: «Пастор В. Клайд Говард в воскресной проповеди в Первой пресвитерианской церкви заявил: к счастью или к несчастью мне пришлось совершить до 100 бракосочетаний в год в г. Оклахома. На этих и других церемониях мне пришлось за последнее время порядочно нанюхаться винных запахов».[9]
Все пароходы из Европы имели право, как не принадлежащие к США, торговать у себя в буфете виски. Но эта торговля разрешалась на расстоянии не ближе 15 миль от берега. Были пущены специальные пароходы с буфетами, и всякий, кто желал выпить, подъезжал к такому плавучему ресторану, где он мог даже отоспаться, если ему угодно. Но как только он пересекал 15-мильную черту, на него набрасывались специальные агенты и, если находили виски, отбирали у него и взимали соответствующую дань.
По заранее обдуманному плану «разгрузки» ночью вытаскивали на берег с этих пароходов «груз» и в определенном месте «сортировали» для отправки в рестораны. В этом деле, конечно, была заинтересована таможенная охрана, зарабатывавшая на этом большие деньги. Иногда под землей проводились трубопроводы и посредством этих трубопроводов перекачивали спирт и виски, которые потом расходились по районам. На этом «деле» получали огромные барыши продавцы алкогольных напитков. Они народ организованный, имеют свои дома, виллы, гостиницы, поймать их не так-то легко, платят они кому следует и сколько кому по штату положено. В Америке полицейские различаются между собой размером той взятки, которую им дают; некоторым достаточно дать 5 долларов, другие же поднимут скандал, так как им полагается по должности 20 долларов. Эта продажность — коррупция — буквально всем известна, и так называемые порядочные люди никогда на полицейскую службу в Америке не поступают.
По приезде моем в Нью-Йорк я приступил с т. С. Г. Броном, который в то время был председателем Амторга, к разработке плана моей поездки. Прежде всего по этому плану я должен был отправиться на золотые рудники штата Колорадо. Я отправился в Денвер, куда у меня было письмо к м-ру Д. В. Брентон, инженеру, живущему много лет в Денвере и знающему великолепно золотые рудники Колорадо. Кроме того, у меня было письмо к комиссару или, как у нас говорят, горному инспектору, м-ру Джону Т. Джойсу. Это письмо я получил от м-ра Скотта Тернера — начальника Бюро оф Майнс (Горное бюро США) в Вашингтоне.
Вместе с м-ром Д. В. Брентон на автомобиле я отправился в путешествие по рудникам и фабрикам Колорадо и потихоньку стал изучать их, знакомиться с материалами и т. д. Несмотря на то, что Давид В. Брентон почти всю свою жизнь проработал только на золотых рудниках Колорадо, это был выдающийся, широко и разносторонне образованный горный инженер. Он дважды избирался на ответственные должности в американском Институте горных инженеров. С его именем связано развитие интереснейших и важнейших золотых рудников Колорадо. Штольня Ковенховен, длиною 2,5 мили, в районе Аспен, в свое время была пройдена под его руководством и до сих пор может считаться образцом горного искусства. Д. В. Брентон первый сконструировал электрическую лебедку, которая была изготовлена на заводах Дженерал Электрик. В течение ряда лет это была самая мощная установка своего рода в мире. В Колорадо Д. В. Брентон является кроме того признанным инициатором и пионером автомобилизма.
