На уполномоченного артели возлагались административно-хозяйственные функции. В крупных артелях уполномоченный освобождался от работы и оплачивался особо. Как правило, члены артели паевых средств не вносили. Те ссуды, которые выдавались приисковым управлением артели, должны были распределяться среди членов артелей в одинаковом размере.
Заработок старателей зависел, прежде всего, от того, насколько взятый участок оказывался золотоносным, а также от того, насколько артель смогла осилить добычные работы. Участки часто давались неразведанные, и артель иногда попадала на пустоту, на слабое содержание золота, не имела средств бороться с водоносностью, затапливала работы и тогда, конечно, заработок делался ничтожным.
Вместо производственного риска — риска необходимого и разумного, — стимулом работы для старателей служил тот же старый «фарт», зависело это в основном от того, что старательские работы ставили на неразведанные участки, так как в 1928—1929 гг. разведка была поставлена очень плохо.
Во всех решениях правительства и партии по вопросу о старательском труде, во всех указаниях, которые мы имеем от тов. Сталина, везде красной нитью проводилась мысль и давалась директива о том, что старателей необходимо ставить на участки разведанные. Только при этом условии старатель мог начать рационально работать, только при этом условии он мог приблизиться к производственным рабочим.
На отдельных приисках Дальнего Востока заработок старателя составлял столько, что на этот заработок старатель не мог удовлетворить свои необходимые жизненные потребности. Поэтому там, где приисковое управление хотело удержать старателей, оно принуждено было выдавать им ссуду. Эти ссуды выдавались как мера содействия развитию старательских работ и, как видно из данных Дальневосточного краевого совещания по золотой промышленности, происходившего в Хабаровске с 14 по 21 февраля 1928 г., одно только Сретенское управление истратило по линии мер содействия 1.130 тыс. руб. Меры содействия, однако, сыграли свою роль. Они привели к тому, что падение старательской золотодобычи, тенденция к которому намечалась, было приостановлено, и создался некоторый рост заработка старателей, удерживавший их от ухода. Но деньги на руки старатель получал только в том случае, если сумма установленных вычетов за кредит не превышала суммы, причитающейся к получке за золото. Расчеты с артелями записывались в артельную книжку, а за материалы и оборудование деньги удерживались из уплаты, получаемой старателем при валовой промывке золота заготовленных артелью песков. Артелями более мощными заключались на разработку участка договора. В договоре обычно предусматривалась ответственность артели за всякий ущерб и за неправильное ведение работы. За ущерб артель отвечала своим артельным имуществом, а за неправильное ведение работ, невыполнение законных распоряжений приискового управления, за утайку или хищение золота артель могла, в наказание, совсем сниматься с работы. В каждой артели была особая книжка, прошнурованная, в которой золото записывалось по мере сдачи.
После съемки с промывного устройства золото взвешивалось и сдавалось на хранение уполномоченному артели под расписку в журнале. После этого золото доставлялось в контору прииска для окончательной очистки, взвешивания и сдачи в кассу. В маленьких артелях, при промывке на мелких приборах, порядок записи и сдачи в контору тот же, но золото после съемки засыпается в капсюль, который припечатывается горным смотрителем и оставляется у старшего артели на руках. По мере накопления капсюлей производится сдача золота в контору. Плата старателям за золото производится по общеустановленному паритету за грамм золота, исходя из средней пробы золота по каждому прииску.
Обследователи пишут, что размер утайки и хищения золота в процессе добычи песков установить не представилось возможным ни обследователям, ни самой администрации при наличии массовой добычи золота, в особенности при подземных работах, недостатке надзора и слабой квалификации большинства смотрителей.
Обследователи считают утайку и хищение золота вполне возможной, «так как не все старатели в силах отказаться от такого соблазна, да и по психологии старого старателя утайка и хищение золота на работе не считается воровством, т. е. плохим поступком, а расценивается ими просто как находка золота». Вот остаток старой, еще не сломанной психологии старого старателя, подвергавшегося жесточайшей эксплоатации на приисках при старом режиме.
Материалами, оборудованием и инструментом артели снабжались из материальных складов приисковых управлений по требованиям, которые выдавались артелям из конторы управлений. За отпущенные материалы, инструменты и продукты плата взыскивалась по себестоимости. В некоторых приисках оборудование первой необходимости — подъемники, станки, канаты, бадьи, тачки, рельсы и американки выдавались артелям в бесплатное арендное пользование, за промывание же устройства, конные бутары и т. п. взималась арендная плата.
Рабочий день старателей не регламентировался и установление его зависело целиком от воли старателей. Накануне дня отдыха старатель сокращал рабочий день и то летом, а не зимой. Артели сами по своему усмотрению делали перерывы в работе, зимой обычно час, а летом до двух часов и более (для отдыха и кормежки лошадей).
Таким образом мы видим, что к 1929 г. уже начало проводиться в жизнь в некоторых частях трудовое законодательство в отношении старателей. Совершенно исключена была старорежимная система использования амбарной промышленности для эксплоатации старателей.
Старательское промывальное устройство
Я уже говорил, что технический надзор за старательскими работами был крайне слабый. При обследовании старательских работ обнаружено было нарушение самых элементарных правил: неограждение ручных подъемных станков, слабое закрепление железных рукояток к ручным валам, отсутствие порогов, при спуске людей отсутствуют предохранительные пояса, спуск старателей производится на старых и ненадежных канатах и т. д.
Особенно неблагоприятное положение отмечают обследования в отношении жилищ старателей и санитарии. Вот что они пишут: «Поселки группируются в кругу самих приисков. Обычно поселки эти располагаются станом вокруг отдельных отводов, так как работа на прииске тянется иногда на 3—5 и 7 км. Жилище старателя в подавляющем большинстве случаев носит характер временной постройки, так как старатель, работая на том или ином месте, не уверен в том, что ему придется на нем жить продолжительное время». Жилище старателей по описанию 1928 г. было совершенно непригодно для жилья, так как не соответствовало самым элементарным требованиям жилищной гигиены и санитарии. «Почти все они без исключения холодные, сырые, темные, низкие. Углы и пазы совсем промерзают, температура помещения, благодаря отоплению железными печками, резко колеблется, и поэтому вся постройка быстро разрушается».
Постройка жилищ производилась без планировки местности и без оставления места для правильных улиц, а оставлялись лишь кривые дорожки для проезда.
Бань старателям от приисковых управлений не предоставлялось, некоторые старатели устраивали бани по-черному. Опишу эту черную баню. Полуземлянка размером 3×3,5 м, высота 2 м, отоплением в бане служит каменка. Раздевальни нет, но полок для паренья в бане устроен обязательно. Пол земляной, местами покрыт досками или жердями. Вода стекает по земляному полу наружу через отверстие в земле.
В такой черной бане можно мыться лишь после того, когда каменка совершенно протоплена, так как во время топки в помещении стоит сильный угар.
Рабочий день старателей устанавливался по их воле...
Мне пришлось видеть на Дарасуне летом 1928 г., как очередь рабочих и старателей стояла около такой бани. Хозяин бани пускал мыться в эти «термы» за 20 коп. с человека, туда входило сразу 2—3 из ожидавших, остальные раздевались тут же на улице и стояли голышами, чтобы не терять драгоценного времени.
