Много рассказывал мне старик и о золотопромышленнике Иваницком, о его легендарных пирах и охотах, о его неописуемом искусстве стрельбы из ружья. Этот предприниматель стрелял так, что ему доверяли чужие и близкие люди свою жизнь без всякого страха. Он клал яблоко на голову своей жене во время какого-нибудь кутежа и на 40 шагов сбивал при всех гостях это яблоко пулей. Сидя у окна в часы безделья, он занимался тем, что выбивал пулей трубку или папироску изо рта проходившего по двору конторы. Этого героя «не нашего времени» следовало бы изобразить вместе с описанием невероятной эксплоатации рабочих на его приисках, на ряду с описанием тогдашнего приискового быта, быта тяжелой, каторжной жизни, гибельной для рабочих, и на ряду с этим огромных заработков и легкой жизни для эксплоататоров.

И он вернулся на рудник...

Следовало бы нашим писателям побывать на приисках, все это послушать, все это описать, отбросив все наслоившееся и созданное фантазией. Все это можно сделать только тогда, когда человек знает обстановку жизни и работы, знает ее не по книге, а знает ее из уст живых свидетелей, живых участников, знает так, как должен знать писатель, изучивший все детали быта, как знал ее Островский, как знал т. Альшанский, недавно написавший прекрасную книгу «Путь к золоту», о которой я уже говорил.

На фоне строительства таких золотых комбинатов, как Дарасун, Балей, Степняк, Джетыгара, можно было бы выдвинуть таких людей, как Макар Ефимович Гасилов, бригадир-стахановец Дарасуна, или Степан Игнатьевич Флусов — алданский первооткрыватель и разведчик.

Использовать старые легенды, предания, рассказы — все это нужно, но главным образом для того, чтобы на их основе еще ярче выдвинуть алданскую, например, героику, все подвиги замечательнейших людей, погибших в тайге от голода и цынги, но не сдавших врагу советского золота.

Эти все богатейшие материалы по «былям Алдана» только еще ждут писателя-художника.

Затем, сколько материала можно было бы почерпнуть из эпохи начала строительства, когда боролись за установку драг, за электростанции, за механизацию!

Когда я был на Алдане в 1929 г., то уже велись работы по механизации. Мне пришлось как раз выбирать место для электрической драги. В то время еще были такие люди, которые защищали кустарные способы работы и были против введения новой техники, американской. Из них можно упомянуть «инженера» Грундвальда, которому с большим трудом удалось вбить в голову, что нельзя заниматься кустарщиной, а нужно подходить к золотой промышленности как ко всякой другой, т. е. во всеоружии науки и техники.

Были такие люди, которые отрицали выгоды введения драг. Особенно много было таких людей, которые с пеной у рта боролись против постройки рудников, говоря, что это не нужно, что нам хватит на наш век одних россыпей. Всем нам приходилось очень много бороться, чтобы победить этот консерватизм. Мы мобилизовали против них молодые силы, а молодежь и партийная прослойка на приисках всегда боролись за науку, технику, механизацию. Тут помогли нам американцы, которые приехали из Аляски, в частности инженеры Литтльпедж, Робертс, Вильсон и др., а также старые наши инженеры: Борисов, Чарквиани, Мисюревич, Маршалов. Молодые инженеры, которые сейчас занимают большие посты, были передовым отрядом в этой борьбе. Тогда они были даже не инженерами, а студентами — Кузнецов, Емельянов, Кузмицкий, Селиховкин, Канцович, Соколов и многие инженеры, которые пришли к нам из других отраслей промышленности, и многие партийцы, присланные ЦК партии. Вот всю эту борьбу, весь этот энтузиазм, все это следовало бы отобразить нашим писателям.

Многие перипетии этой борьбы я наблюдал на приисках. Много наблюдал я курьезных сцен и событий, некоторые из них не вредно рассказать.

Однажды на Дальнем Востоке мне пришлось заехать на один прииск, где должна была быть поставлена драга. Части этой драги уже были завезены по воде, и на прииске ждали монтера для сборки.

 Части драги завезены были по воде

На Дальнем Востоке драг в дореволюционное время не было, за исключением двух-трех. Драги на Дальнем Востоке стали первыми внедрять в практику Г. И. Перышкин и инж. С. А. Кузмицкий. Тов. Г. И. Перышкин и его инженеры подходили к делу совершенно правильно. Они завозили драги современного типа, мощные, электрические и начали с постройки электростанций, тоже американского типа. Конечно, здесь была страшная борьба. Были противники этого дела, и Г. И. Перышкина обвиняли чуть ли не в контрреволюции, особенно тогда, когда нужно было на лошадях везти большие 13,5-футовые драги. Но Перышкин и его инженеры при поддержке партийных организаций и Павла Петровича Постышева это дело провели, и на Дальнем Востоке теперь работает порядочное количество советских электрических драг.

Благополучная доставка частей драги на прииск

Не везде на приисках охотно ставили эти драги, часто было наоборот, но были случаи, когда устраивали курьезнейшие встречи для драг, как носителей новой культуры и техники.

Так вот, приехал я на один из приисков ночью. Лошадь я поставил в конюшню, где, к моему удивлению, не было ни одного конюха. Пришлось привязать коня, а после и задать ему корма. Между тем в конторе прииска был свет, окна были ярко освещены, я этому тоже удивился, так как было около часа ночи. Из конторы явственно неслось: «зовет меня криком своим и вымолвить хочет: давай улетим». Когда я вошел в контору, то увидел, что народ был занят не работой и не одними только песнями: в большой комнате, очевидно, в бухгалтерии, устроена была пирушка. Столы были составлены в ряд, и публика сидела за столами, произносились тосты, выпивали, ну и пели песни. Потом оказалось, что праздновалась благополучная доставка частей драги, а потому собрались весь треугольник и знатные люди прииска праздновать это событие.

Я был встречен заведующим, который спросил меня, откуда я приехал. Я был в кожаной куртке и высоких сапогах, походил на монтера. Заведующий обрадовался, когда я ему сказал, что приехал по делу сборки драги. Он крепко пожал мне руку и стал кричать: «Наконец-то Москва прислала нам монтера». Затем предложил всем выпить за мое здоровье. Собравшиеся инженеры, служащие, рабочие выпили за мое здоровье, за драгу, за то, чтобы ее скорее собрали, обещали всяческую помощь в механизации. Я, конечно, никаких дискуссий по этому поводу не открывал, потому что большинство публики было в нетрезвом состоянии. Как раз тут вышел скандал между заведующим и бухгалтером, и я под шумок отправился спать на сеновал, задав предварительно коню корма. Гуляющие разошлись, примерно, на рассвете, причем заведующий и бухгалтер долго спорили, как и на какие счета надо записывать дражные части, из-за чего собственно и вышел скандал, кончившийся затем благополучно.

На другой день я обратился к заведующему с просьбой дать мне возможность ознакомиться с положением дела у него. Он только что очнулся, выпил порядочное количество воды или еще чего-то, кажется рассола из-под соленых огурцов или из-под капусты. Он мне ответил:

— Слушай, товарищ монтер, иди, смотри свою драгу.

Когда я сказал, что я должен осмотреть прииски и что я специально приехал из Москвы для этого, он мне заметил, что не мешало бы мне выспаться получше.

— А то ведь плетешь чорт знает какую чушь...

С большим трудом удалось мне доказать ему, что я приехал не для монтажа драги, а для проверки всего предприятия.

Тогда только, выпив еще рассола, он вместе со мной пошел показывать прииск.

Организационная часть, отчетность, бухгалтерия были в жалком состоянии. Кроме самого заведующего, который хорошо знал дело, почти не было ни одного хорошего инженера и техника, и мне потом пришлось сильно подкрепить этот прииск работниками. О прииске этом я сохранил хорошие воспоминания, потому что люди эти как умели дрались за технику, за прогресс. Конечно, это не было оправданием для пьянки, и за это я поругал заведующего, но песни они пели хорошо.