о булавках áхи. Барышни их вкалывают из кокетливых причуд. Не булавка вколота, — значком прожгло рубахи сердце, полное любовью к Ильичу. Этого не объяснишь церковными славянскими крюками, и не бог ему велел — избранник будь! Шагом человеческим, рабочими руками, собственною головой прошел он этот путь. * * * Он, как вы и я, совсем такой же, только, может быть, у самых глаз мысли больше нашего морщинят кожей, да насмешливей и тверже губы, чем у нас. Не сатрапья твердость, триумфаторской коляской мнущая тебя, подергивая вожжи. Он к товарищу милел людскою лаской. Он к врагу вставал железа тверже. Знал он слабости, знакомые у нас, как и мы, перемогал болезни. Скажем мне бильярд — отращиваю глаз, шахматы ему — они вождям полезней. И от шахмат перейдя к врагу натурой, в люди выведя вчерашних пешек строй, становил рабочей — человечьей диктатурой над тюремной капиталовой турой. * * * Слова у нас до важного самого в привычку входят, ветшают, как платье. Хочу сиять заставить заново величественнейшее слово «ПАРТИЯ». Единица! Кому она нужна?! Голос единицы тоньше писка. Кто ее услышит? — Разве жена! И то если не на базаре, а близко. Партия — это единый ураган, из голосов спрессованный, тихих и тонких. от него лопаются укрепления врага, как в канонаду от пушек перепонки. Плохо человеку, когда он один. Горе одному, один не воин, — каждый дюжий ему господин, и даже слабые, если двое. А если в партию сгрудились малые — сдайся, враг, замри и ляг! Партия — рука миллионопалая, сжатая в один громящий кулак. Единица — вздор, единица — ноль, один — даже если очень важный — не подымет простое пятивершковое бревно, тем более дом пятиэтажный. Партия — это миллионов плечи, друг к другу прижатые туго. Партией стройки в небо взмечем, держа и вздымая друг друга. Партия — спинной хребет рабочего класса. Партия — бессмертие нашего дела. Партия — единственное, что мне не изменит. Сегодня приказчик, а завтра царства стираю в карте я. |
