Роскошная дама вышла во двор, села в попутку, и уехала.

– Как не везёт! Опять придётся шить обувь этой капризной даме. Вот опять она будет недовольна, ей невозможно угодить. Одни проблемы! Почему все эти немцы так педантичны!

– Она замужем за немцем, сама русская. Брюне – фамилия по мужу. Сама она графиня Йоркская. Между прочим, сам должен понимать, какие это важные люди. Им нельзя перечить. С ними надо уметь разговаривать.

– Начинается. Хорошо, больше не буду ничего плохо говорить про твою графиню, которая уже и не графиня. У неё же проблемы какие-то?

– Проблемы сейчас у всех. Сейчас такое время, того гляди и рухнет государство. А титул у неё остался. На каком основании его заберут? Финансовые проблемы не причина лишать людей их титулов.

К вечеру толпа разошлась. Кому смогли, выплатили компенсацию, кого-то отпустили с пустыми руками. Дела в артели становились всё хуже и хуже. Сначала Первая Мировая война принесла большой урон прибыли, затем проблемы в государстве. Не хватало денег на покупку тканей, на зарплату работникам. Не хватало даже на пропитание, слишком возросла бедность. Кирилл понимал, что государство ослабло, вот-вот грядёт новый порядок. Именно этого он боялся больше всего. Потерять своё хозяйство, потерять свои доходы, свою привычную жизнь, которая давно стала походить на бесконечный ужас. Прошли те беззаботные и тихие года его молодости. Начался век войн, убийств, насилия, страшных непримиримых конфликтов внутри многонациональной страны. Семья Драгуновых старалась не брать много заказов, так как понимала, что не смогут выполнить всё в срок. Но даже малое количество становилось с каждым днём невыполнимым.

Они сидели на кухне и пили чай. На столе лежала газета, в которой описывалась страшная забастовка рабочих в Петрограде. С каждым выпуском новости были всё страшней. Постоянно ходили слухи, что в деревнях и мелких городах начинаются погромы. Бедные из-за нехватки средств обкрадывают богатых, порой лишают их жизни. Самосуд стал частым делом. После окончания ненавистной войны люди надеялись на благополучие, ждали спокойной жизни, но дела шли всё хуже. Народ потерял какую-либо веру, по улицам ходили поникшие лица, чувствовалось моральное напряжение. Среди рабочих вовсю ходили слухи о перевороте, о Ленине, о будущем, которое они могут построить, где будет социальная справедливость. Кирилл сидел тихо, не говорил ничего. Виктор водил пальцем по горячей чашке, и уныло глядел в тёмное окно.

– Чего молчим? Почему такие хмурые лица?

– Плохо всё, Валя. Падёт всё скоро. Денег нет, с каждым днём всё хуже. Силы на исходе, рабочие недовольны, народ озлоблен. Как дальше жить, не знаю.

– Чего хандришь раньше времени? Может ещё всё образумится. Всегда надо верить в лучшее.

– Я верю фактам и смотрю правде в глаза. Ты видела. Какую кровавую перестрелку устроили! Это всё, это война!

– Война закончилась, её больше не будет!

– Война начинается гражданская, всё к этому шло уже давно. На этот раз так и будет!

Кирилл бешено встал из-за стола, одел вязаную жилетку, и вышел во двор. Валентина заплакала, стала собирать посуду. Виктор вышел следом за отцом. Тот стоял возле калитки и смотрел на звёздное небо. По его глазам текли горячие слёзы, рот хныкал, боялся выпустить крик души.

– Настолько всё плохо?

– Тебе уже семнадцатый год, взрослый парень, неужели не понимаешь? Плохо тебя воспитали, избаловали совсем. Пропадёшь ты в новом мире, Витя, пропадёшь.

– Почему пропаду? В каком новом мире?

– Ты ведёшь себя, как ребёнок, но потом ты всё поймёшь. Захочешь жить, будешь бороться и повзрослеешь, не захочешь, то погибнешь. Это уже будет твой выбор.

– На улице холодно, пойдём в дом?

– Ты иди, я ещё постою.

Витя вернулся в дом, а отец стоял. Он стоял и тихо плакал, так, чтобы не видел сын. Тёмные осенние листья со свистом полетели на землю. С севера повеяло страшным холодом, на реке птицы перестали кричать, над слободой нависла тёмная туча, вот-вот полившая из своих грозных глаз. На улицы не било ни души, и даже злые соседские собаки, поджав хвост и жалобно скуля, забежали в свои будки, предчувствуя суровую пору. В эту ночь официально началась Гражданская война.

Шли месяцы, томительные будни тянулись мучительно. Страна разделилась на два лагеря. Кто враг? Кто свой? Никто этого не знал. По ночам люди предпочитали сидеть у себя дома. Народ перестал отмечать праздники, гулять свадьбы, петь застольные песни, влюблённые пары забыли, что такое поцелуй под вечерней берёзой. В городах постоянно проходили митинги, шествия, демонстрации. Регулярно происходили перестрелки, грабежи магазинов и лавок, массовое убийство купцов и зажиточных мещан. Одно знали все точно, если в дом постучится красноармеец, то ему нельзя перечить, лучше пустить и сделать то, что он попросит.

Семья Драгуновых продолжала свою работу. Они выполняли заказы, шили обувь, старались не думать о плохом. Нефед – непутёвый пьяница настолько спился, что уже стал забывать своё имя. Его держали из-за жалости. Понимали, что в самостоятельном мире он сразу сгинет, и никто не будет даже знать, что с ним случилось. Работать он давно не работал, только пил, обманывал своих хозяев, давил на жалость. Целыми днями он валялся на грязном полу, вечерами просиживал в кабаке, нередко влезал в различные неприятные ситуации, нарывался на драку.

В один день Виктор возвращался домой с другом Борисом. Тот рассказывал о скорой смене власти, о преимуществах большевиков, о бежавшей интеллигенции.

– Знаешь, был такой передвижной цирк Здравель?

– Слышал, я мечтал туда попасть.

– Так вот они собираются выехать заграницу, куда-то там в Польшу, затем в саму Германию.

– Зачем?

– Бегут, потому что понимают, что жизни им тут не будет. Все боятся. Самые влиятельные люди страны: профессора, врачи, творческая интеллигенция – уже там. У меня отец тоже хочет покинуть страну. Сейчас он связался со своим другом по службе, выясняет пути.

– То есть и ты убежишь?

– Если отец побежит, то и я. Сам посуди, иначе нас убьют. В Петербурге таких как мы уже сотни измучены или убиты. Нам оно надо?

– Каких таких, как мы?

– Буржуев.

– Но мы с отцом не настолько богаты, чтобы называться буржуями.

– Всё равно. Ты хоть где-нибудь работал? Хоть один день? Твои родители где-нибудь на фабрике или заводе числились? Нет! Вы жили ни в чём себе не отказывая, вы наоборот держали рабочих, которые на вас работали.

– Но мы же платили им за это, полностью содержали их. Пьяница Нефед вообще ничего не делает, кроме того, что живёт за наш счёт!

– Это не будет учитываться. Будет вам клеймо, будете врагами. Пьяница Нефед продастся им, наговорит про вас всяких гадостей, что вы над ним издевались. И всё, твоего отца к стенке, и тебя туда же.

– Какой ужас! Что же нам делать?

– Поговори с отцом, может у вас получится уехать хотя бы в другой город. Подальше от революции и войны.

– Вряд ли. У нас денег совсем нет.

– Рад бы помочь друг, но в последнее время себе бы найти способ помочь. Мда… Такое непростое время началось.

Они подошли к дому, во дворе были глубокие лужи от талого снега, на кухне раздавался крик отца.

– Он подписал отречение, он подписал!!!!

– Кто пап, кто?

– Николай второй! Он подписал отречение, он больше не правит! Всё кончено, это конец! Последняя надежда рухнула!

Кирилл бросил газету на стол, и ушёл в свой кабинет.

– Что и требовалось доказать. Я же говорил, что власть сменится. Прощай, Витя! Я к тебе ещё зайду!

– До свидания, Борис.

Отец целый день сидел у себя в кабинете, Валентина убралась в доме, накрыла на стол, и вместе с сыном стала ужинать.

– Госпожа Агнесса Эммануиловна забрала свои туфли?

– Нет, мой хороший, не забрала. Она сильно заболела, лежит у себя, встать не может. Врачи говорят тиф у неё.

– Её хоть кто-нибудь помогает?

– Осталась одна служанка, да и то старая, старуха совсем, того гляди и сама помрёт. Остальные ушли, платить графине же не чем.