Чтобы вновь не провалиться в забытье, от которого он устал за последний месяц, проведённый им на больничной койке, он заставил себя взбодриться и слегка приоткрыл веки. Перед глазами опять встала пелена, как будто он находился на вершине высокой горы, которую заволокло густым молочным туманом. Кончиками пальцев, потерев глаза, чтобы смахнуть с них поволоку, он с большим трудом поднялся и сел на кровати, чувствуя, как от головокружения к горлу подступила дурнота.
Спустив ноги с кровати, он положил локти на колени и опустил лицо на ладони, стараясь, перетерпеть тошнотворное состояние. Когда дурнота немного отпустила, а головокружение чуть спало, он как следует, растёр лицо и мочки ушей ладонями, чтобы к голове прилила кровь, и та стала соображать хоть немного лучше. Закончив растирание, он поднял голову и приоткрыл глаза, но вновь не смог сконцентрировать взгляд. Тогда полностью прикрыв один глаз, он прищурил второй и кое-как смог сфокусировать зрение, осмотревшись вокруг. Он увидел, что находится в больничной палате, но не той, в которой он лежал и лечился до этого, а более просторной.
Стены и потолок были выкрашены в белый цвет. На потолке, в некоторых местах краска облупилась от влаги и свисала безобразными лохмотьями. Пол был выстлан деревянными досками, выкрашенными в ядовитый ярко-коричневый цвет. Через огромное окно палата заполнялась ярким светом. Повернув лицо в сторону окна, он обратил внимание, что на окнах имеются решётки, которых нет в обычных палатах городских больниц. В палате помимо его койки находилось ещё с десяток, стоящих в несколько рядов. На каждой койке лежали спящие люди, укрывшиеся тёплыми одеялами, чуть ли не с головой.
С трудом встав с кровати, он почувствовал, как кровь резко ударила в голову, и та сильно закружилась. Ощутив, как тело повело в сторону, словно срубленное лесорубами дерево, он схватился за спинку кровати и еле-еле удержался на ногах. Переждав головокружение, он с сильно бьющимся сердцем, которое стучало в грудь, как массивный молот в исполинскую наковальню, шатаясь из стороны в сторону, прошёл по палате к окну. Около окна, он остановился и внимательно рассмотрел решётку, которая располагалась с внутренней стороны перед оконным стеклопакетом.
– Зачем решётка перед окном, а не за ним? – задал он себе вопрос вслух шёпотом, чтобы его никто не услышал. – Очевидно не для того, чтобы случайно выпасть, а для того, чтобы его никто не разбил и не поранил себя или окружающих. А зачем кому-то разбивать окно? Наверняка, либо для побега, либо от помутнения рассудка.
Увидев эти решётки, он сразу же понял, где он находится. В институтские годы у них с Коляном был дружок, который через знакомых в сфере медицины смог откосить от срочной службы в армии. Для этого ему пришлось несколько недель пролежать в психиатрической лечебнице, в которую они с Коляном ходили навещать его, нося ему нормальную человеческую еду, сигареты и алкоголь, чтобы он ненароком не свихнулся. Именно там он и увидел такие решётки, расположенные перед окнами, чтобы полностью заблокировать доступ к ним.
С грустью для себя он отметил, что на время предварительного следствия, которое продлится около трёх месяцев, может быть и меньше и больше, всё зависит от того, как быстро правоохранители сфабрикуют доказательства против него, его поместили в психушку. Молодцы. Грамотно работают. Он под постоянным наблюдением, поэтому точно никуда не сбежит. К тому же, за эти несколько месяцев интенсивного лечения ему не просто нарисуют нужный диагноз в документах, но и приложат максимум усилий, чтобы этот диагноз был не только на бумаге, но и в его мозгах.
Переведя взгляд с решётки на окно, он посмотрел на улицу. За окном он увидел просторный двор психиатрической лечебницы, который по периметру был огорожен высоким забором. На самом верху забора красовались витки колючей проволоки. Обратив внимание на проволоку, он понял, что его поместили не в обычную психушку, а в специализированное медицинское учреждение, где находятся не только простые психи, но и уголовники с явными психическими отклонениями.
– Час от часу не легче, – прошептал он, смотря в окно.
Приняв вертикальное положение и пройдясь от койки до окна, он, встряхнув все внутренности своего тела, почувствовал, как содержимое мочевого пузыря попросилось наружу. Более того, когда в кровь попадает большое количество лекарственных препаратов, организм, взяв из их химического состава всё необходимое, подключает максимум ресурсов для выделения ненужных остатков. А одним из главных ресурсов, конечно же, является – жидкость, которую организм гонит в выделительную систему вместе с ненужным химическим шлаком.
Оглянувшись, он увидел с противоположной от окна стороны проём, который служил выходом и входом в палату. Выйдя из палаты в коридор, он посмотрел по сторонам. Увидев справа от палаты в конце коридора пост, он побрёл к нему. Когда он подходил к посту, охранник, заметив его, вышел к нему на встречу.
– Что ты хотел? – спросил охранник, показывая всем своим видом, кто здесь главный.
– Мне нужно в туалет по малой нужде, – ответил он, чувствуя, как язык ещё заплетается от лошадиной дозы снотворного, которое ему ввели в больнице.
– Прямо по коридору до самого конца, а затем налево, последняя дверь справа.
– Спасибо.
Поблагодарив охранника, он хотел уже развернуться, чтобы уйти, но тот резко окликнул его, а затем грубо сказал:
– Эй, придурок, предупреждаю, если ты нассышь на пол мимо очка, я тебя лично заставлю языком всё вылезать до блеска. Понял?
– Понял, – вздохнув, ответил он и побрёл в сторону туалета.
Испражнив содержимое мочевого пузыря, которого хватило бы, наверное, на орошение бескрайних пустынь Центральной Африки, он почувствовал, как голова немного проясняется, но при этом сухость во рту становится совершенно невыносимой. Выйдя из туалетной кабинки, он подошёл к умывальнику и включил воду. Несколько раз, ополоснув лицо холодной водой, он набрал полные ладони и жадно напился из них.
К горлу моментально подступила тошнота, образовав в нём ком. Попытавшись, сглотнуть, он ощутил, как рот наполняется слюной, а диафрагму сжимает сильным спазмом. Раскрыв рот с характерным, рыкающим звуком, он схватился за края раковины и нагнулся, готовясь к тому, что содержимое его желудка сейчас вывернет наизнанку. Но вместо рвоты изо рта полезла тягучая слюна, растянувшись от губ до самого дна раковины. Откашлявшись, он хотел вытереть слюни, повисшие на подбородке, но громко икнув, вновь почувствовал сильный спазм, который согнул его тело пополам. Схватившись за раковину, он раскрыл рот и ткнулся лицом в мойку с характерными рвотными звуками.
Спазмы повторились ещё несколько раз, и каждый раз изо рта лезла вязкая тягучая слюна. Тошнота не отпускала. Он чувствовал, что если его, наконец, не вырвет, он либо потеряет сознание от сильной режущей боли в груди в районе солнечного сплетения, либо сдохнет прямо в сортире. Набрав полный рот воды, он кое-как через силу протолкнул её по пищеводу в желудок, а затем, затолкав в рот пятерню, чуть ли не целиком, коснулся кончиками пальцев малого язычка. Из глаз брызнули слёзы. Диафрагму сдавило в сильнейшем спазме. Грудь свело от резкой боли. Он почувствовал, как мощный поток из глубин его желудка рванул вверх по пищеводу, словно гейзер из подземного колодца.
Его вывернуло наизнанку с такой силой, что он, изогнувшись в три погибели, повис на металлической раковине, вцепившись руками в её края. Откашляв и отхаркав остатки рвотных масс из ротовой полости, он, отвалившись от раковины, на трясущихся ногах, подошёл к стене и сполз по ней на пол.
– Фу-у-у-х, – с облегчением выдохнул он, размазывая липкую противную слюну по лицу, которое, вмиг осунувшись, стало похоже на маску мертвеца.
Тело начало бить слабой, но в тоже время неприятной дрожью. Сердце безудержно колотилось в груди, стараясь проломить грудь и вырваться наружу. В висках непрерывно стучало. В грудь отдавало ноющей болью. Перед глазами вновь всё поплыло. Чувствуя, что он вот-вот может потерять сознание, он лёг на пол, свернулся в позу эмбриона, подогнув коленки, чуть ли не до подбородка, закрыл глаза и моментально провалился в сон.