– Ещё раз так сделаешь, урод, и я тебе эту кашу через клизму в задницу запихаю. Понял?

С черепашьей скоростью повернув голову, он увидел лицо одного из санитаров, который до этого разносил еду пациентам. Он хотел ему сказать, что он не голоден и его очень сильно мутит, поэтому не хочется есть, но санитар, вырвав у него из рук тарелку, схватил его уже привычным ему способом за челюсть и сильно её сжал. Натолкав ему полный рот каши, санитар злобно прорычал:

– Вас кормят бесплатно с ложечки нормальной человеческой едой, а вы рыла свои недовольные воротите. А потом приезжают такие же дибилоиды, как и вы из Здравоохранения и мозги нам парят, что мы вас не кормим, что вы все худенькие и чахленькие.

Он не мог ни прожевать, ни проглотить то, что санитар натолкал ему в рот. Выплюнуть, или на худой конец вытолкать языком кашу, он также не мог, потому что тот зажал ему одной рукой нос, а другой рот. Кое-как протолкнув кашу в пищевод, он с огромным трудом подавил рвотный рефлекс, чувствуя, как из глаз брызнули слёзы.

– Только попробуй мне обрыгаться, урод, – злобно сказал санитар, заталкивая ему в рот новую порцию каши, – я тебя твоей же блевотиной накормлю. Вон другие едят, аж за ушами трещит от удовольствия и аппетита, а ты, ну прямо неженка.

С трудом проглотив новую порцию каши, он ощутил, что тошнота становится невыносимой. Открыв рот, он, растягивая слова, еле выговорил, заплетающимся языком:

– Пожалуйста… хватит… мне плохо… пить…

Санитар, улыбнувшись, сказал своему напарнику, стоящему на раздаче:

– Говорит, что очень вкусно, поэтому просит добавки! Как тут откажешь?!

Он изо всех сил торопился в туалет, стараясь, переставлять, заплетающиеся ноги, как можно быстрее. Рыготина уже подступала к горлу. Из-за действия лекарственных препаратов, от которых его долбило, как от тяжёлых наркотиков, он еле передвигался, опираясь руками о стенку. Уже перед самой дверью туалета, он не в силах сдержать тошноту, почувствовал, как рот против его воли заполняется рвотными массами. Зажав рот руками, он плечом толкнул дверь и влетел в сортир.

В этот раз ему не пришлось пить воду и засовывать руку в рот, потому что он вывернул в туалетное очко всё, что напихал в него санитар. Проблевавшись, он с трудом подошёл к раковине и включил воду. Умывшись, он прополоскал рот и сказал вслух:

– И это только первый день… И он только начался…

После завтрака санитары занялись исполнением должностных обязанностей, не связанных с пациентами, поэтому на какое-то время его оставили в покое. После того, как он вывалил в канализацию переработанные блюда высокой больничной кухни, тошнота немного отпустила. Тем не менее, лекарственные препараты и не собирались ослаблять своего действия на мозг и нервную систему. Его по-прежнему долбало по голове с такой силой, что перед глазами стояло марево, а движения и мыслительный процесс были заторможены.

Почувствовав, как веки начинают наползать на глазные яблоки, словно жалюзи на окно, он решил прилечь на кровать и немного поспать. Но, как только он прилёг на койку и закрыл глаза, сразу же голова закружилась с такой силой, что он вновь почувствовал, как его начинает мутить. У алкашей такое состояние, после того, как они перепьют, называется – «вертолёты». Он часто видел в своей институтской       молодости последствия этих «вертолётов», когда опьяневший, ложась спать, выворачивает на подушку всю закуску вперемешку с желудочным соком и желчью.

Сейчас он испытывал такое же состояние, как и его дружки, поймавшие перепела, над которыми он смеялся в молодости. Открыв глаза, он не смог собрать их в кучу, чтобы сконцентрировать взгляд. Поднявшись с постели, он сел на кровати, опустив ноги на пол, и стал ждать, когда голова перестанет кружиться. Как только головокружение стихло, вновь появилась сонливость, и веки начали закрывать глаза. Сомкнув глаза, он почувствовал, как голова вновь начинает кружиться, но не так сильно, как в лежачем положении. Он не заметил, как начал проваливаться в сон, но, как только тело расслабилось, его повело в сторону, от чего он вздрогнул и проснулся. Понимая, что он не сможет спать лёжа из-за головокружения и тошноты, он подстелил себе под спину подушку и облокотился на неё. В таком сидячем положении он промучился до самого обеда: засыпая, вздрагивая, просыпаясь, – и так по кругу.

В очередной раз вздрогнув, он проснулся и ощутил в воздухе запах, от которого он почувствовал, как страх, окутав его тело с головы до ног, начал проникать под кожу, сковывая внутренности ледяным ужасом. В воздухе, как и утром, угадывался стойкий аромат столовки, но более насыщенный. Ещё не успев, открыть глаза, он задним умом сообразил, что подошло обеденное время и в палату принесли еду. Он, словно подопытные собаки академика Павлова, исходящие слюной во время сирены, возвещавшей им о кормёжке, рефлексируя на запах, открыл глаза и со страхом осмотрелся.

– Уроды, пора жрать! – заорал один из санитаров.

Учитывая печальный утренний опыт, в этот раз он давился сам, без помощи санитара. На первое был отвратительный суп, в котором не было даже намёка на наваристость и специи. Пресный кипяток с небольшой кучкой варёных безвкусных овощей и мясных хрящей и жил, которые невозможно было разжевать, поэтому приходилось их проглатывать целиком. Если жидкое он кое-как смог в себя затолкать, отделавшись, как говориться всего лишь лёгким испугом, со вторым пришлось совсем туго. Картофельное пюре, в котором от корнеплода было только название, а по факту сухой крахмальный концентрат, разведённый либо пресным суповым бульоном, либо обычным кипятком. Пюре было полито подливой, которая и по цвету и по запаху напоминала содержимое прямой кишки.

Тут уже не обошлось без помощи санитара, который в несколько этапов запихал этот гастрономический шедевр в него, приговаривая после каждой ложки с довольной улыбкой:

– За маму! За папу!

В этот раз он не успел добежать до сортира, заблевав весь коридор от самой палаты до входа в туалет. Санитары сначала долго на него орали, подсовывая ему под нос свои огромные кулачища, а затем принесли швабру, тряпку, ведро и заставили вымыть полы во всём отделении. Борясь с ужасным самочувствием, он справился с уборкой ближе к вечеру.

Когда его оставили в покое, он вошёл в палату и устало опустился на стул. Ему нужно было подумать о том, как и зачем он попал в будущее, ведь он догадывался, что всё это не просто так. Но из-за препаратов, которыми его напичкали во время утреннего осмотра, он не мог сконцентрироваться на отдельно взятой мысли. Транквилизаторы подавляли умственную деятельность, превратив мозг, в застывший студень, поэтому в голове была полная каша. Помимо этого транквилизаторы, действуя на нервную систему, совершенно подавляли его волю, поэтому он не мог заставить себя, что-либо сделать, кроме тупых примитивных действий, основанных на однообразных алгоритмах.

Так и не сумев, сосредоточить мысли, он услышал, как его, кто-то позвал. Медленно повернув голову, он посмотрел безразличным взглядом в ту сторону, откуда доносился настойчивый шёпот. Взгляд упал на молодого парня, который устроил истерику рано утром, отказавшись принимать лекарства. Парень смотрел на него пристальным взглядом, в глубинах которого читалось безумие. Видимо действие препарата, который ему вкололи утром, ослабло, и он понемногу пришёл в себя. У него изо рта вынули грушу, чтобы его накормить, но развязывать не стали.

– Эй, братишка, да-да, ты, – сказал парень полушёпотом, когда он обратил на него внимание. – Слышишь меня, братишка?

– Угу, – буркнул он без особого интереса.

– Знаешь, почему эти твари заставляют меня принимать эти таблетки? – спросил парень. – Я тебе расскажу, но только обещай мне, что это останется между нами. Обещаешь?

– Ага, – промычал он.

Парень, воровато оглянувшись, убедился, что его, никто не слышит, после чего произнёс заговорщическим тоном: