– Мы не можем назначить вознаграждение, пока судмедэксперт не объявил, что произошло убийство, – объяснил мне представитель офиса судмедэксперта.

Смерть Брайана наконец-то была объявлена убийством лишь в середине апреля (полагаю, до них дошло, что он не мог так ударить себя ножом в шею), и семья получила требуемые объявления о розыске к середине мая. К тому времени убийцы и след простыл. Все, кто мог помнить Брайана или с кем он мог болтать в тот вечер в «Петухе», давно исчезли.

– Я на 99,9 процента уверен, что он подцепил кого-то в том баре, – рассказал Гестал. – Я много общался с этим парнем. Я хорошо знал его поведение.

Племянница, с которой Брайан так радостно ждал встречи, родилась через семь недель после его убийства. Вместо Кэссиди родители назвали ее Брианной.

Жизнь продолжалась. Его убийца тоже не дремал. Я был уверен, он убьет снова. Убийца, который, возможно, был в городе на праздники, пошел в бар, нашел жертву, прикончил ее и исчез к Новому году. Я записал эту историю и попытался поймать его или, по крайней мере, оказать давление на полицию.

Я потерпел неудачу. Мой второй злодей ускользнул, но теперь у меня было гораздо больше шансов вывести убийц на свет. Донна познакомила меня с лонг-айлендским отделением «Родителей убитых детей», группой, которая предоставляет ресурсы для членов семьи, чьи близкие стали жертвами убийства. Какура пригласила меня на их ежегодный обед в Миллеридж-Инн в Иерихоне, где представители отделения вручили мне награду за то, что я рассказал историю Брайана, когда никто другой этого не сделал. После обеда все члены семей жертв вышли на лужайку перед домом. Они несли воздушные шары с именами близких, написанными маркером. Затем все выпустили их в воздух. Воздушных шаров были сотни. Они летели над Иерихонской магистралью и направлялись к проливу Лонг-Айленд. Некоторые семьи оставались на лужайке и смотрели, пока могли видеть именно свой воздушный шар. Я ехал домой потрясенный.

Через неделю начали приходить письма, и почти все они заканчивались двумя словами: «Пожалуйста, помогите».

Когда мать убитого ребенка пишет вам – мать, убийца ребенка которой все еще на свободе, – трудно не вмешаться.

Трудная задача американского детектива по расследованию убийств усугубляется постоянно растущей горой тел. Пять тысяч убийств, которые каждый год остаются нераскрытыми, громоздятся друг на друге. Если детективы работают над расследованием убийства и на этой неделе убиты еще пять человек, они должны все бросить и расследовать одно из новых дел, прежде чем след исчезнет. С другой стороны, образ детектива, который каждый вечер забирает домой файлы, чтобы работать над одним делом, не является голливудской фантастикой. Да, такое случается, но это всего лишь один или два случая. Если вас убьют в Америке, вероятность того, что ваш убийца не будет пойман, составляет 38 процентов.

Матери, отцы, сестры и братья, писавшие письма с просьбами о помощи, рассказали мне о том, что полиция им не перезванивала. Родственники спросили, что могут сделать для привлечения внимания средств массовой информации. Они говорили о том, как все устранились и забыли о существовании близких людей жертв.

Я начал писать о жертвах. Врач, которого задушили в его доме в 1996 году. Брюнетка, пропавшая по пути в бар в ночь перед Хеллоуином в 1981 году. Тело с татуировкой персика в форме сердца, найденное в парке штата в 1997 году. Стюардесса, которую изнасиловали и убили во время остановки в Бойсе в 2000 году. Пожилая женщина, которую нашли зарезанной в ее сгоревшем доме в Вантахе в 1985 году.

Я общался с членами семьи, свидетелями и возможными сообщниками.

«Он разозлился, ударил меня в живот и сказал: «Мы не пойдем в полицию», – заметил Пи Ви Уолтон об одном из мужчин, которые напали на Нэнси Сантомеро и Вики Дуриан, женщин, убитых на музыкальном фестивале в Западной Вирджинии в 1980 году. «Мы должны очистить это место, – услышал он голос другого мужчины. – Возможно, мы снова захотим здесь повеселиться».

«Я знаю, вы присматриваете за нами», – гласило одно из сообщений на столбе на перекрестке, где пятнадцатилетняя Джессика Саварезе была убита неизвестным водителем в 2004 году. «Пустота внутри убивает меня», – содержание другого сообщения.

Я маневрировал от историй о наездах и побегах, переходивших в сомнительные правительственные саги, к рассказам о неопознанных останках, найденных рядом с миллионными домами на Золотом побережье Лонг-Айленда.

– По всей вероятности, ее убили в другом месте, а сюда перенесли, – рассказал мне начальник отдела детективов округа Нассау, когда мы шли через леса заповедника «Муттонтаун» к месту, где в 2001 году нашли череп. Через несколько часов после этой находки детективы обнаружили то, что осталось от скелета женщины, сжавшегося в позе эмбриона между двумя деревьями.

Я создал в газете, превратившейся теперь из «Нью-Айленд ир» в еженедельник «Лонг-Айленд пресс», раздел, который назвал «Конфиденциальная информация Лонг-Айленда» – знак благодарности роману Джеймса Эллроя. Каждую неделю я писал очерк, составлял профиль нераскрытого дела и размещал список десяти лиц, скрывающихся от правосудия Лонг-Айленда, – субъективный список, составленный мной.

Каждую неделю я надеялся, что мои репортажи, любопытство или просто действия заставят сдвинуть дела с мертвой точки, смогут привести к появлению новой информации, а она-то и приблизит семью к ответу. Каждую неделю я возвращался ни с чем.

Убийцы все еще гуляли на свободе. Они не только избегали правосудия за преступления, о которых я рассказывал, но и свободно убивали снова, полагая, что имеют право отнять чью-то жизнь. От этой мысли мои зубы скрежещут, губы кривятся, а в горле зарождается крик. Крик, у которого всегда один и тот же припев. Они так легко отняли жизнь у другого человека. Это был человек!

Человек, который мог смотреть на закат и чувствовать дуновение ветра на щеках. Который мог нюхать свежескошенную траву или слушать песню Боуи. Который мог наскрести достаточно денег, чтобы купить себе пломбир с шоколадным топпингом. Человек, который мог закрыть глаза и мечтать.

Это то, что средства массовой информации отказываются понимать. Независимо от того, насколько неприветливыми могут казаться какие-то люди, независимо от того, сколько наркотиков они приняли или арестов у них было, или как низко они пали, – люди все равно могли сделать все вышеперечисленное. Эти вещи и делают нас людьми.

Однажды кто-то пришел и отнял у них все эти вещи. Все до единой. И оставил людей во тьме.

Я завидую, глядя в телевизор, людям с поднятыми руками, восхваляющим Бога на небесах. Хотел бы я верить в загробную жизнь. Больше всего на свете. Для меня смерть – не дверь и не окно. Это самое страшное, что я могу придумать. Смерть – синоним слова «ничто».

Ни у кого нет права бросать другого в эту бездну раньше времени. Так делали злодеи, которых я хотел преследовать, чтобы все исправить. Также я хотел попробовать спасти следующего человека от небытия, которое наступит слишком скоро.

Лонг-Айленд, 1978–1998 годы

Когда я пошел в первый класс, то сильно протестовал против раннего засыпания, наступавшего в связи с учебой в начальной школе. И что, мне теперь просыпаться каждый день в восемь утра? Чего ради? Математика вместо времени на сон? Книги с главами типа «Лягушка и жаба – друзья» вместо книжек с картинками вроде «Где много диких тварей»? Наверное, я не был уверен, что оно того стоит, и время ложиться спать стало проблемой. Моя мама передала вечерние обязанности отцу. Папа начал рассказывать мне историю. Историю его жизни, начиная с того времени, когда он был маленьким мальчиком, и вплоть до моего рождения.

Первый вечер начался с послевоенных 1950-х годов: бойскауты, ныряющие под столы для учений по воздушному налету. Затем он перешел к истории о Поле Джаде.