Я отправил статью по электронной почте редактору и позвонил ему, чтобы подтвердить получение материала.
– Он у вас, – сказал я и добавил: – Кроме того, я знаю, что на моих чеках написано «Уильям Дженсен», но я пишу под именем Билла Дженсена.
– Мы не даем подписи стрингеров, – охладил мой пыл редактор. Он извинился. Заголовок будет гласить: «От «Нью-Йорк таймс».
Моего имени там не появится, но я только что написал первую статью об убийстве.
Я развернул кресло отца и уставился на его договоры, приколотые к стене. Каждый день с тех пор, как он умер, происходило что-то, вызывавшее у меня желание снять трубку и рассказать отцу об этом. В тот день это чувство стало сильнее, чем когда-либо. Я практически слышал, как папа хвастался моей историей перед всеми ребятами из его команды.
На следующий день я купил пять экземпляров «Таймс». Было воскресенье, и мне пришлось охранять их обеими руками.
Заголовок гласил: «НОВЫЙ ДОМОВЛАДЕЛЕЦ НАХОДИТ ТЕЛО БЕРЕМЕННОЙ ЖЕНЩИНЫ В БОЧКЕ».
Через шесть дней после публикации этого материала Говард Элкинс вошел в гараж друга с недавно купленным дробовиком. Он забрался во внедорожник и снес себе голову.
Мой телефонный звонок высветил тридцатилетнюю тайну Элкинса. Через пять дней после того, как моя история вышла в свет, детективы отдела по расследованию убийств округа Нассау нанесли Говарду визит в его жилище пенсионера в Бока-Ратоне. Они задали Говарду Элкинсу вопрос о пластиковых цветочных гранулах. О доме. О бочке. Элкинс сказал, что не знал, что она там. Детективы даже спросили Говарда, был ли у него когда-нибудь роман с женщиной. В конце концов он признался, что был.
– Как звали эту женщину? – поинтересовались они. Элкинс попробовал закончить разговор и заметил, что не помнит ее имени. – Как она выглядела? – надавили детективы. Мужчина не мог вспомнить. И вот тогда Говарда Элкинса спросили, почему его номер телефона обнаружился в адресной книге, найденной рядом с телом женщины. Тот сказал, что понятия не имеет. Детективы попросили образец ДНК, чтобы сравнить его с плодом в бочке. Элкинс отказался. Они ушли, не арестовав Говарда. Они сказали ему, что он – подозреваемый и что они с ним свяжутся.
После моего звонка Элкинс начал копать себе могилу. Визит детективов фактически забил последний гвоздь в его гроб.
История убийства развернулась в последующие недели. Двухсотпятидесятилитровая бочка была изготовлена в Линдене, штат Нью-Джерси, в период с марта 1963-го по октябрь 1972 года. Надпись на ней свидетельствовала о том, что ее доставили в компанию по производству синтетических цветов «Мел- роуз Пластик», совладельцем которой был Говард Элкинс.
Затем криминалисты сосредоточились на адресной книге, найденной вместе с телом. Они использовали инфракрасный свет, с помощью которого можно расшифровать углубления или выцветшие символы на странице, и обнаружили серию цифр, написанных на первой странице. Эти номера соответствовали грин-карте регистрации иностранцев, которая, как показал обыск, принадлежала сальвадорской иммигрантке по имени Рейна Анжелика Маррокин, работавшей в «Мелроуз Пластик» в 1969 году.
В книге были также записаны выцветшие слова, которые лаборанты не смогли разобрать, и номер телефона женщины по имени Кэти Андраде. Детективы нашли Андраде, и она выложила историю от начала и до конца. У ее подруги Рейны был роман с боссом, мужчиной по имени Говард Элкинс. Однажды Рейна позвонила Андраде и сказала, что ей страшно. Рейна добавила, что рассказала жене Элкинса об этом романе и что Говард разозлился. После того телефонного звонка Андраде больше никогда не слышала о Рейне.
Говард Элкинс убил Рейну и засунул ее тело в одну из сотен бочек, к которым у него был доступ в «Мелроуз Пластик». Может, он подумывал о том, чтобы вывезти ее на лодке и выбросить в океан. Однако в одиночку бочку поднять было невозможно. Когда ее обнаружили, она весила больше 150 килограммов, и весила еще больше сразу после смерти Рейны. Поэтому Элкинс решил закатить ее под дом и оставить тело под гостиной. Затем Говард и его семья жили над трупом Рейны в течение трех лет. Он смотрел телевизор, читал газету, пил кофе. Говард Элкинс отмечал праздники и дни рождения, и все это над трупом женщины, с которой у него был роман. Она забеременела и была убита.
Элкинс жил с этой тайной тридцать лет. Я подумал, как кровь, должно быть, отлила от его лица, когда я произнес:
– Они нашли бочку. Открыли ее и внутри обнаружили тело.
Тело Рейны было отправлено обратно в Сальвадор. Детективы продолжали изучать записную книжку Рейны, и криминалистическая лаборатория наконец смогла расшифровать эти выцветшие слова. Они читались как: «Не сердись, я сказала правду».
Однажды было найдено тело. На следующий день я поговорил с убийцей. Он признал вину в течение недели выстрелом из дробовика в голову.
Разгадки никогда больше не будут такими легкими.
* * *
Каждые выходные мне приходилось освещать в «Таймс» очередное преступление: поножовщину на школьном футбольном матче. Копы, пристрелившие Амаду Диалло, возвращаются домой после оправдательного приговора. Я приближался к тому, чтобы стать одним из криминальных репортеров, которых мой отец читал каждый день после работы. Я работал достаточно хорошо, поэтому, когда редактор «Нью-Йорк пост» спросил Манчини, есть ли кто-нибудь, кто мог бы помочь ему по ночам и выходным, тот снова предложил меня. Я собирался работать на короля бульварной преступности. В газете, стоящей за безжалостным освещением Берни Гетца[5], убийства Роберта Чемберса[6], в газете, опубликовавшей самый известный заголовок в истории преступности: «ОБЕЗГЛАВЛЕННОЕ ТЕЛО В ТОПЛЕС-БАРЕ».
* * *
Мое первое назначение для «Пост» все изменило.
– Нам нужно, чтобы вы отправились в больницу Стоуни-Брук, – произнес голос в трубке.
Две девочки-подростка ехали по округу Саффолк, перед ними засигналил закрывающийся железнодорожный переезд. Девочка за рулем решила испытать судьбу и объехать шлагбаум. Она не успела, и поезд врезался в их машину. Подруги были доставлены в больницу в критическом состоянии. «Пост» хотел услышать их историю.
Я выключил недавно купленный мобильный, вошел в приемную скорой помощи и сразу увидел мать и отца одной из девочек. Они были единственными, кто плакал. Я присел на минуту, пытаясь придумать, что я им скажу. Наконец подошел и опустился на колени рядом с мужчиной.
– Здравствуйте, – начал я едва ли не шепотом. – Я Билл Дженсен из «Нью-йорк пост». Мне очень жаль. Могу я задать вам несколько вопросов?
Отец девочки поднял голову и посмотрел на меня самым сокрушенным взглядом, который кто-либо когда-либо бросал на меня. Затем он покачал головой.
Я нашел в вестибюле телефон-автомат и позвонил в газету.
– Семья не хочет давать интервью, – объяснил я.
Голос на другом конце провода не колебался.
– Иди и спроси их еще раз.
Щелчок.
Я положил трубку обратно на рычаг и отправился бродить по коридорам больницы, как мне показалось, несколько дней. Я пытался собраться с духом, чтобы вернуться в эту палату. Если бы в больницах были бары, я бы выпил. Через пятнадцать минут я снова подошел к мужчине и женщине.
– Мне очень жаль, но мы просто пытаемся получить некоторую информацию. Как вы думаете, мы могли бы поговорить?
Женщина посмотрела на мужчину, а мужчина посмотрел на меня так же, как и раньше. Я подождал немного, а затем быстро выбрался оттуда. Я перезвонил в «Пост».
– Извините, но они и впрямь не хотят…
Сотрудник прервал меня.
– Все в порядке, – успокоил он. – Мы только что получили досье на девушку. Оно длиной километра в полтора. Все нормально.
Щелчок.
Я повесил трубку и вышел из больницы. Я заработал самые позорные сорок долларов, которые когда-либо зарабатывал в жизни. Я даже не знаю, пережили ли девочки ту ночь. Я заковылял домой, и вдруг что-то булькнуло у меня внутри: «Я не об этом мечтал». Я собирался стать репортером криминальной хроники, писать статьи о дурных происшествиях, которые случаются с людьми, но ничем не мог им помочь. В этот момент я все понял. Я хотел писать истории, которые действительно помогли бы изменить ситуацию. Думал, что попытаюсь раскрыть убийства. Мне хотелось вернуть конкретное чувство. Чувство, которое я испытал, когда был ребенком и отец показал обложку газеты с заголовком «МЫ ЕГО ПОЙМАЛИ» о захвате убийцы с 44-м калибром. Ощущение раскрытия преступления. Я хотел, чтобы в этом хаосе присутствовал хоть какой-то порядок.