– А ну тихо там!
Если жители этого города так презирают живых, то упрямого призрака уничтожат без каких-либо колебаний. На мне они просто потеряют двадцать восемь монет.
Чтобы обрести свободу, я должен быть тихим и умным – как любой настоящий вор. И еще терпеливым. Эта мысль слегка меня утешила. Уж если мы, замочные мастера, чем и славимся, так это терпением.
Я положил холодную голову на трясущуюся деревяшку и стал ждать.
Глава 6. Ее время
Чужеродное порабощение появилось уже после того, как люди научились накладывать чары на призраков и мертвецов. Для него требовалось медленное погружение, многодневное одиночное заключение, в течение которого объект успокаивался и начинал чувствовать себя уютно в теле хозяина. Маги всегда предпочитали домашних животных диким, поскольку душа обычно отчасти перенимала природные качества тела, в котором оказалась. Гончие, кошки, большие птицы. Ни одна душа в теле рыбы не выжила. По сравнению с заколдованными мертвецами, такими как души-клинки, существа, подвергшиеся чужеродному порабощению, были значительно менее безумными, но народ все равно отвергал их.
Никсит Шамас «Волшебный свет»
Она шла размеренно, но самозабвенно – так, как кузнец бьет своим молотом. Эхо ее шагов разносилось по просторному коридору, из-за чего казалось, что идет не один человек, а дюжина. Впереди находились большие двери из лакированного заморского дерева, окованные медью и золотом. У дверей по стойке «смирно» стояли два королевских гвардейца, держа на вытянутых руках жуткого вида копья с крюками. Не останавливаясь, она внимательно следила за ними, мечтала, чтобы они сдвинулись с места – пошевелились, скорчили гримасу за золотыми щитками шлемов, привели в движение свои бирюзовые плащи. Все что угодно, лишь бы они нарушили свою идеальную позу. Но они стояли, словно статуи, и это ее раздражало. В любой другой день она бы долго гуляла взад-вперед по залитому солнцем коридору и смотрела на то, как они дрожат от напряжения. Но в такой день, как сегодня, у будущей императрицы Сизин Талин-Реналы Тридцать Седьмой не было времени заниматься подобными пытками.
– С дороги! – крикнула она, подойдя поближе.
Гвардейцы быстро отошли в стороны, наклонив головы.
– Открывайте двери, проклятые твари!
– Да, ваше величество!
Блестящие рукавицы дернули за канаты, и двери приоткрылись, чтобы она могла пройти.
После роскошного коридора приемная казалась бедной. В центре круглой комнаты стояла всего одна скамья из сандалового дерева с серебряными завитками. От покрытых металлом канделябров, вставленных в простой мрамор, тек золотистый свет. Сизин оказалась перед еще одной дверью, гораздо более величественной и роскошной, чем предыдущая. Она не была высокой или прямоугольной, но округлой и массивной, словно дверь хранилища, в котором лежат половины монет. И неудивительно, ведь за дверью находилось убежище императора; именно здесь отец Сизин укрылся от кровожадных родственников и подданных. Неплохое решение, но крайне неудобное для всех, кто снаружи.
Дверь убежища была окована золотом и медью, и на безупречной поверхности металла были выгравированы сцены древних битв и орды подданных, павших ниц перед пирамидами. Над ними возвышалась королевская печать – корона с шипами и половина монеты, окруженная пустынными цветами, выкованными из стали. В центре двери располагался круг из пяти отверстий. В них не было ни одного драгоценного камня, и их никогда не будет, ведь боги умерли, а это были замочные скважины для ключей, завладеть которыми мечтали все. Дверь украшал только один драгоценный камень – находившийся между замочными скважинами алмаз шириной с ладонь Сизин. В свете ламп от него исходил золотистый блеск. Его называли «замок смерти», ведь он вырвет душу у каждого, кто попытается проникнуть в убежище. Сизин провела пальцами по его похожей на стекло поверхности.
Тот, кто посмотрел бы на дверь внимательно, возможно, заметил бы щели, свидетельствующие о наличии скрытых люков. Один такой люк находился в нижней части двери и по размерам идеально подходил для свитков.
Сизин поспешно провела знакомый ритуал – встала на колени, поклонилась и произнесла приветствие. «Да будет твое правление долгим и успешным, мой император, сильный телом и разумом, повелитель всего, к чему прикасается солнце. Пусть и живые, и мертвые вечно помнят твое имя».
Кто-то дважды постучал в дверь. Маленький люк открылся, и из него вытолкнули короткий свиток. Как только Сизин взяла его, люк с лязгом захлопнулся. Она дважды постучала в дверь и стала ждать.
– Отец? Ты меня слышишь? – негромко спросила она.
Вместо ответа кто-то мощно ударил по двери с другой стороны.
– Как хочешь, – проворчала Сизин. – Меня ждет Облачный двор.
Сжав свиток обеими руками, она выбежала из комнаты; ее волосы цвета воронова крыла летели за ней, словно знамя.
Несколькими этажами ниже отряд королевских гвардейцев ждал, чтобы сопроводить ее в тронный зал; лязг доспехов наложился на стаккато ее марша, но не сумел заглушить перебранки придворных. Сизин услышала ее задолго до того, как вошла в просторный зал. Солдаты двинулись влево и вправо от нее, а она, шурша юбками по мрамору, заняла свое место между четырьмя высокими колоннами, которые поддерживали потолок.
Сизин посмотрела вверх: там, на высоких балконах стояли роскошные кресла, в которых удобно устроились сто сереков Облачного двора. Полоса из разноцветных шелков, бархата и золота протянулась почти на половину зала. Солнечные лучи лились через наклоненные окна, благодаря чему одна половина сияла, а вторая, находившаяся за ней, была погружена в тень. За окнами раскинулась безоблачная и пустая синева: ни одна башня в городе не была достаточно высокой, чтобы ее обитатели могли заглянуть в тронный зал Небесной Иглы.
Она прижала свиток к груди и замерла. Тишина воцарилась не сразу, но как только разговоры и споры увяли, Сизин поклонилась трону в южной части зала – так, словно на троне сидел ее отец. Величественное сооружение, сделанное из бирюзового кварца, пустовало. Пять лет прошло с того дня, как император в последний раз соблаговолил опустить свой зад на трон. С тех пор император правил через проклятый люк, и его решения сначала доставляла его жена, а теперь – дочь. Его отсутствие делало придворных все более амбициозными, а в этом городе «амбициозный» значило то же самое, что и «замышляющий убийство».
– Сереки! Я принесла очередные указы нашего славного императора! – Сизин подняла свиток повыше. – Возможно, они положат конец вашей болтовне. Неужели придворные вели себя так же невежливо, когда слова императора доставляла императрица?
Разглядывая обиженные лица придворных, Сизин заметила, что пустых мест на балконах больше, чем обычно. Основная причина состояла в том, что сереки боялись покидать свои дома. Даже главные улицы города не были абсолютно безопасными, и чем больше богател аркиец, тем пугливее он становился, и не зря, ведь серек – идеальная добыча для душекрада.
В прошлом месяце исчезли два мелких аристократа, тал Аскеу и тор Йира – и не одни, а со всеми своими призраками. По мнению Сизин, они получили по заслугам. Вот что бывает, когда хранишь половины монет в своих башнях, а не в крупных банках Аракса. Если сидишь на своих богатствах и всецело полагаешься на замки с ключами, добра не жди.
Сизин жалела о том, что ее отец не может понять эту истину. Ее род построил башню, которая достала до неба, но император все равно прятался в сокровищнице со своими половинами монет.
Подобные события не были редкостью: повседневная жизнь верхних эшелонов власти Аракса вращалась вокруг неожиданных исчезновений, несчастных случаев и преждевременных смертей. Обычно вскоре после такого происшествия на определенного члена общества внезапно сваливалось богатство – возможно, в результате «удачной сделки» или «смерти родственника». Задурить голову людям можно было самыми разными способами. Если половины монет физически находились в чьем-то распоряжении и была возможность провести их Взвешивание, если банки могли получить достаточно убедительные доказательства того, что передача проведена по закону, наследник получал возможность подняться по общественной лестнице. О том, что произошло на самом деле, рассказывали только шепотом, за закрытыми дверями. Такой была великая игра Аракса, но теперь, похоже, кто-то решил сыграть не по правилам.