Что-то попалось на глаза в направлении космопорта – может, контрольно-диспетчерский пункт, а может, корабль. Почти на той же линии и примерно вдвое ближе маячило огромное сооружение, но не было возможности идентифицировать его хотя бы приблизительно. Космопорт находился на предельной дистанции, но это меня не смутило. Сказав: «Не промахнись, детка», я отправил ракету в полет. Вторую выпустил вдогонку, по ближней цели, и прыгнул.

Едва я покинул свою позицию, в нее угодил снаряд. Уж не знаю, тощие ли это здраво рассудили, что здание – достойная цена за одного из нас (тут они были правы), или кто-то из моих приятелей баловался с огнем.

Как бы то ни было, у меня пропало желание летать, даже на бреющем, и я решил пройти сквозь следующую пару домов. Поэтому сразу по приземлении сдернул со спины тяжелый огнемет, вернул на глаза инфравизор и обработал стену передо мной тонкой, как лезвие ножа, струей максимальной мощности. Отвалился кусок кладки, я стремглав ринулся внутрь… и еще быстрее выскочил назад.

Даже не знаю, куда меня угораздило вломиться. То ли в церковь во время молитвы, то ли в ночлежку, а может, и в штаб гарнизона. Я лишь успел понять, что громадное помещение под завязку набито тощими. И знакомиться с этой оравой не было никакой охоты.

Вряд ли это церковь – кто-то выстрелил в меня, когда я уже отступал. Пуля, конечно, отскочила от скафандра, и я не пострадал, разве что пошатнулся да в ушах зазвенело. Но это напомнило мне об этикете: надо оставить сувенир на память о моем посещении. Я сорвал с пояса что под руку подвернулось и закинул в здание. Устройство пронзительно заверещало. В учебке нам внушили: лучше сразу предпринять что-нибудь не самое умное, чем придумать оптимальное решение спустя часы.

Чисто случайно я сработал как надо. То была особая граната, перед операцией выданная каждому из нас с наказом приберечь ее для ситуации, когда от нее будет толк. Визг летящей гранаты – не что иное, как обращение к тощим на их языке. А говорила она, в вольном переводе, вот что: «Я взрывное устройство с тридцатисекундной задержкой! Двадцать девять!.. Двадцать восемь!.. Двадцать семь!..» Обратный отсчет – это чтобы пощекотать противнику нервы.

Может, она и впрямь пощекотала. Во всяком случае, с моими нервами фокус удался. Гуманнее было бы меня пристрелить. Я не ждал, когда прозвучит «Один!..» Уже в прыжке подумал, хватит ли толпе дверей и окон, чтобы выплеснуться из здания.

На пике траектории запеленговал Рыжего, а приземлившись, нашел маяк Туза. Все еще отстаю, надо поторопиться.

Разрыв удалось преодолеть за три минуты. Теперь Рыжий был на левом фланге, в полумиле от меня. Он доложил об этом Джелли. Мы услышали расслабленный рык зауряд-лейтенанта Джелли, адресованный всему взводу:

– Кольцо замкнули, но буй еще не прибыл. Продвиньтесь немножко вперед, постреляйте. Но не зарывайтесь и не забывайте про соседей – своим проблем не создавать. Мы хорошо поработали, давайте не испортим концовку. Взвод! Посекционно! Поверка!..

Насчет хорошей работы я был согласен с сержантом: почти весь город в огне. И хотя утро уже в разгаре, дым валит такой, что сомневаешься, стоило ли снимать инфравизор.

– Вторая секция, поверка! – Это Джонсон, командир моей секции.

Я подхватил:

– Четвертое, пятое и шестое отделения: поверка и доклад.

В этот раз наши скафандры были оснащены новыми устройствами защищенной связи, которые значительно упрощали работу. Джелли мог обратиться ко всем нам или к командирам секций, командир секции – ко всем своим подчиненным или к начальству. Взвод теперь управлялся вдвое быстрее, а это крайне важно, когда дорога каждая секунда.

Слушая перекличку четвертого отделения, я успел оценить мой оставшийся боезапас и метнуть гранату в тощего, высунувшего башку из-за угла. Он убрался; я последовал его примеру. Сказал же командир: не зарываться.

В четвертом отделении возникла заминка – комод все выяснял, куда подевался Дженкинс, пока не вспомнил, что тот остался на корабле. Пятое отделение отвечало четко, будто костяшки счетов щелкали, и я воспрянул духом… но ненадолго. В отделении Туза не откликнулась костяшка номер четыре.

– Туз, где Диззи? – крикнул я.

– Отстань, – сказал он. – Шестой, как слышишь?

– Шестой, – откликнулся Смит.

– Седьмой!

– Шестое отделение – нет Флореса, – подвел итог Туз. – Комод идет искать.

– Одного нет, – доложил я Джонсону. – Флореса из шестого отделения.

– Отстал? Убит?

– Неизвестно. Комод и замкомсекции выдвигаются на поиски.

– Джонни, предоставь это Тузу.

Я притворился, будто не услышал. Джонсон доложил о моем решении Джелли, тот выругался.

Нет, это не охота за наградой. Разыскивать отставших – работа для замкомсекции. Он – замыкающий, подгоняла, расходный материал. У командиров отделений другие задачи. Взвод собрался в точке эвакуации, командир взвода жив, и замкомсекции уже не особо нужен.

Я и впрямь чувствовал себя в этот момент расходным материалом, причем почти израсходованным. Моих ушей достиг наисладчайший звук во вселенной: зов спущенного эвакошлюпкой буя. Это ракета-робот, она втыкается в землю и разливает окрест музыку, столь милую нашим сердцам. Эвакошлюпка автоматически наводится на него и садится через три минуты. Отъезжающим стоит поспешить к остановке: автобус ждать не будет и следующий не придет.

Но мы не можем улететь, бросив бойца, тем более если нет уверенности в его гибели. Ведь мы же «хулиганы Расчека»! Да и любое другое подразделение мобильной пехоты не оставляет своих в беде. Может, и не удастся забрать Флореса, но мы должны попытаться.

– Выше голову, парни! – услышал я голос Джелли. – Стянуться к точке эвакуации, занять круговую оборону. Галопом!

Ему вторил нежный голос буя:

– «…Но в пехоте, в сердце каждого солдата вечно жив, вечно славен Роджер Янг!»[8]

Спасительная точка тянула меня к себе как мощнейший магнит. Но я двинулся в противоположную сторону, ориентируясь на маяк Туза и расходуя последние гранаты, бомбы-зажигалки и прочий груз, который теперь сделался лишним.

– Туз! Видишь его маяк?

– Да. Возвращайся, шпендлик.

– А я уже тебя вижу, глазами. Где он?

– Прямо передо мной, в четверти мили. Не путайся под ногами! Это мой солдат…

Я не ответил, просто взял влево, чтобы пересечься с Тузом в том месте, где, по его словам, находился Диззи.

И увидел Флореса. Лежащего. А над ним стоял Туз, который успел спалить парочку тощих и еще нескольких обратить в бегство. Я опустился рядом.

– Надо вынуть его из скафандра, – прокричал я. – Шлюпка на подходе.

– Ему слишком крепко досталось.

Я осмотрел Диззи и убедился в правоте Туза: скафандр пробит, хлещет кровь. Тут и растеряться недолго. Чтобы вынести с поля боя раненого, надо его избавить от экипировки. Потом просто хватаешь в охапку и скачешь прочь. Человек без оружия и скафандра весит меньше, чем уже истраченный тобой боезапас.

– Что делать будем?

– Потащим, – мрачно ответил Туз. – Берись слева за пояс.

Он взялся справа, и мы взгромоздили Флореса на ноги.

– Захват! К прыжку! На счет три! Раз… два…

Мы прыгнули. Неуклюже и недалеко. В одиночку никто из нас не сумел бы оторвать Диззи от земли, очень уж тяжел бронескафандр. Но половинный вес нести кое-как можно.

Прыжок, прыжок, прыжок. Туз командовал; по приземлении мы утверждались на ногах и поухватистей брались за Флореса. У него, похоже, были испорчены гиростабилизаторы.

Замолк буй – значит, на него опустилась эвакошлюпка. Я видел, как она заходит на посадку… очень далеко от нас. Подал голос взводный сержант:

– К посадке, по номерам!

– Отставить! – вмешался Джелли. – Держать позиции!

Мы наконец выскочили на открытое место, и увидели стоящее на хвосте судно, и услышали предстартовый рев сирены. А взвод по-прежнему ждал в обороне, сидя на корточках вдоль кругового рубежа.