– Ян, если не хочешь есть резиновый омлет, поспеши! – крикнула она, грациозно перемещаясь по кухне, эта грация тоже была общей, так двигалась Фатима.
Наверняка укладывает волосы, подумала она, наливая в высокий стакан с изображением человека-паука сок. Сегодня Ян должен был ехать на экскурсию с классом, а к одной из одноклассниц он был неравнодушен. Всё лето они общались по интернету, иногда встречались на пляже, и вот наконец стрела Амура впервые пробила дыру в его сердце. Краснея и даже злясь, он недавно признался ей, что «из всех придурашных девчонок Лиза самая нормальная», а потом заявил, что «вообще-то она тоже ему не нравится и бесит его».
– И чем же она тебя так бесит? – Спросила Фатима, тщательно скрывая улыбку, тайны детей почти всегда прозрачны для взрослых. Почти, но не всегда. И в тот момент она не была Фатимой.
– Она делает вот так, – и он тряхнул головой, отбрасывая невидимые волосы за спину, – и еще постоянно морщит нос, когда смеется.
– И ты всё это заметил? – Она по-прежнему была серьезна. Чтобы не обидеть его, чтобы показать, как это важно, и как серьезно она к этому относится.
– Конечно! – Он опять покраснел и отвел глаза, а когда поднял, она увидела в них знакомую, почти взрослую злость. Он уже вырос настолько, чтобы совершить первое открытие – внутри него есть что-то, неподвластное и неконтролируемое, что-то, подчиняющее волю и сокрушающее планы. Оно причиняло радость, горькую и мучительную; и боль, сладкую и пленяющую. И это пугало и злило его.
И сейчас он никак не мог выйти из ванной, потому что сегодня на него будет смотреть она, а волосы это понимать отказывались.
– Ян! – Позвала она уже другим тоном, когда пар над омлетом исчез, а он по-прежнему торчал в ванной, – иди сюда и съешь свой завтрак, иначе предстанешь пред одноклассниками лысым.
Дверь тут же открылась, с недовольной гримасой он уселся за стол, дни под солнцем сделали его кожу темной, а волосы – почти белыми, и сейчас они торчали в разные стороны, хотя было видно, что попытки привести их в нормальный вид предпринимались.
– Может, и надо стать лысым, – раздраженно заявил он, ковыряя омлет, – всё равно ни фига не получается! Я выгляжу как придурок!
– Ты сейчас ведешь себя как придурок, – спокойно сказала она, мысль о том, что сладкий период заканчивается, и впереди их ждет темное, смутное время переходного возраста, промелькнула тенью и ушла, но след остался, вязкий и липкий. – Прекрати ныть и поешь, а потом, если тебе будет угодно, я помогу тебе с прической.
Он уткнулся в тарелку и начал с удвоенной силой ковырять омлет. Он изменился, всего за месяц, но он стал другим. Он взрослеет, подумала Фатима, не сводя своих горящих глаз с мальчика напротив, и скоро всё не будет так радужно и спокойно. Его тут вообще быть не должно, сказал тихий ледяной голос в ее голове, не должно, и ты это знаешь. Она ненавидела этот голос и всё, что он говорит, но где-то в темных глубинах ее сознания, там, где обитала Фатима, она понимала, что он прав. А в такие моменты понимать это становилось легче.
А что будет потом, задалась вопросом она, смогу ли я выдержать все эти истерики, непослушание и конфликты? До этой поры всё было так легко, но она и тогда знала, что это не навсегда, всё хорошее слишком быстро заканчивается. Но хорошее можно вернуть, шепнул другой голос, тот, который уговорил ее вернуться и забрать корзинку с малышом, счастье – это дерево, посаженное нами, будешь поливать его – соберешь плоды, или, увидев парочку сорняков или гусениц, ты его просто срубишь?
Она и сама не знала, как поступит, она была другой, не такой как все, и иногда сама себя удивляла. В конце концов, можно отправить его в какую-нибудь закрытую школу, снова шепнул ледяной голосок, слава богу, денег у тебя хватит на любую. Да, это было бы так легко и так разумно, но было еще кое-что. Во-первых, она знала, каково это: не быть рядом с родителями, не быть в семье, каково, когда тебя бросают, а такой поступок вполне мог быть расценен как отказ от него, между ними навсегда образовалась бы пропасть. И пусть они избежали бы штормов и ураганов и со временем проложили бы мостики над этой пропастью, но она никуда бы не исчезла, она бы выла и стонала между ними, засасывая в свою бездонную пасть всё теплое и искреннее. Ну, а во-вторых, жизнь бросала ей вызов, а она не привыкла бежать, нет, она бросалась в бой, и дела всё, чтобы выйти победителем.
Я растила этого мальчика 10 лет, подумала она, и не для того, чтобы отдать его плохим компаниям или дурным привычкам. Ну уж нет, я буду бороться за него и, если надо, за волосы вытащу его орущего и рыдающего обратно в наш уютный спокойный мир. Она могла быть жесткой и жестокой, заботливой и понимающей, и решила, что будет такой, какой понадобится, чтобы удержать его и не отдать урагану под названием Переходный Возраст. Нам обоим будет больно и трудно, но я буду держаться и держать тебя, решила она, и со временем мы снова выплывем в спокойные воды.
Это твое последнее бездельное лето, малыш, подумала она, глядя, как он есть омлет, не поднимая глаз, с этого года ты будешь очень занят. Слишком занят, чтобы делать глупости.
За столом повисла тишина, оба были погружены в свои мысли, и пока было так, тишина эта не раздражала. Но мысли ушли, и Фатима осознала, что в последнее время они слишком часто едят в тишине, не говоря друг другу ни слова. Это открытие было неприятным, что-то острое больно кольнуло ее в самое сердце. Он бросает меня, крикнул сорванный, хриплый от слез голос ребенка, давным-давно этот ребенок вырос и стал Фатимой, но, как оказалось, его тень всё еще пряталась где-то в темных бесконечных лабиринтах ее сознания, меня все бросают, никому нельзя отдавать свое сердце, потому что в итоге каждый бросит его, разобьет и наступит на осколки. И как всегда вместе с этой мыслью пришла злость. Этого она и боялась, иногда злость – единственное, что помогает выжить, но это только тогда, когда твоя жизнь похожа на бесконечный кошмар, потому что злость разрушает. А сейчас она наконец обрела то, что не хотела разрушать.
Кроме этой тяжелой тишины, подумала она и уже открыла было рот, но Ян опередил ее, иногда он как будто читал ее мысли. А может, в какой-то степени так оно и было.
– Мам, дай пульт, – сказал он, как будто снова становясь самим собой, – из-за этих волос я почти забыл про трансформеры! Уже 10 минут идет!
Она протянула ему пульт, радуясь, что снова видит знакомого мальчика, пусть и знала, что это ненадолго. Порой один момент – всё, что нам доступно, подумала она, и лучше не отказываться от него, потому что иначе вообще ничего не получишь. Жизнь – жестокая дама, думала она, глядя, как он рассматривает кнопки, жмурясь от отражающихся от пластика, в который они завернули пульт, солнечных лучей, хорошее она не предлагает дважды, а плохое настойчиво сует в руки по сто раз в день.
– Ммм! Где мои мультики! – недовольный возглас Яна вырвал ее из размышлений, – опять эти долбаные новости! Круглые сутки одни новости!
Она хотела что-то сказать ему, но мысли испарились, ее сын и его проблемы, солнечное утро, вся ее благополучная жизнь в Такасе, всё вдруг ушло в другую реальность.
– Количество погибших в страшном урагане на Дальнем Востоке с каждым часом растет, – сказала симпатичная дикторша с серьезным и печальным лицом, – тысячи людей остались без крова и еще сотни пропали без вести. На данный момент в регионе мобилизованный все бригады МЧС и армейские части, солдаты помогают разбирать завалы, под которыми еще остались люди.
– Мам, что…? – начал Ян, увидев ее лицо, но она резко подняла руку, призывая его молчать. Ей надо было это услышать.
– Напомню, минувшей ночью страшный шторм с ураганным ветром обрушился на побережье Дальнего Востока, – сказала дикторша, – почти стерев с лица земли островные поселки и принеся ужасные разрушения в город Тактинск (вымышл.). Наши корреспонденты продолжают работать в зоне бедствия, мы будем держать вас в курсе событий. О последствиях этой страшной трагедии в наших следующих выпусках. Оставайтесь с нами и всего доброго.
