Женя в ответ счастливо улыбнулся.

Они поднялись на второй этаж в ее номер, Карина усадила мальчика за стол, вышла в коридорчик, открыла холодильник, вытащила все, что там нашлось – бутылку молока, сыр, масло, джем, хлеб в полиэтиленовом пакете.

Женя жадно ел бутерброд, пил из стакана, изредка поглядывая на Карину со смущением и благодарностью. Неожиданно она поймала себя на мысли: хорошо бы этот белокурый малыш посидел здесь, в ее номере, подольше.

Наконец он положил остаток булки и виновато покачал головой:

– Больше не могу. Спасибо.

– Не за что. – Карина потрепала его по мягким, шелковым волосам. – Живот больше не болит?

– Нет.

– Тогда поднимайся, пойдем.

Они снова спустились в холл, подошли к кабинету администратора.

– Подожди здесь. – Карина указала Жене на кресло у двери.

Ей не хотелось, чтобы он присутствовал при ее разговоре с администраторшей: незачем парню снова вспоминать о том, что произошло утром.

Женя послушно уселся в кресло и тут же заболтал ногами. Настроение у него совсем выправилось, личико порозовело.

Карина улыбнулась ему и зашла в кабинет.

Администратор, молодая грудастая блондинка с множеством крупных колец на пухлых пальцах, едва услышав ее рассказ про «Скорую», больницу и забытого ребенка, в изумлении округлила глаза:

– Какой такой мальчик? Вы что, смеетесь?

– Это вы смеетесь, – рассердилась Карина. – Как же так: мать увезли на «Скорой», а маленький ребенок весь день один в номере, голодный и…

– Да никого сегодня не увозили на «Скорой», женщина! – волнуясь, проговорила блондинка. – Как бы я этого не знала?

– Может, вы не заметили? – предположила Карина, слегка растерявшись.

– Голубушка, милая, – упирая на «г», затянула девушка. – Вы из меня дуру-то не делайте. Чтоб мы ребенка одного оставили!

– Но он был голодный, – не сдавалась Карина. – Вы бы видели, как он ел у меня в номере!

Лицо администраторши вдруг покрылось испариной, она затравленно посмотрела на Карину, точно та вытащила из-за пазухи пистолет, и направила дуло ей в живот.

– Где он сейчас, этот хлопец? – поспешно спросила она, вылезая из-за стола.

– Там сидит, за дверью, – ничего не понимая, удивленно ответила Карина.

– Ну-ка, пойдем. – Девица цепко взяла ее за локоть. – Побачим.

– Да вот же он, – с досадой сказала Карина, открывая дверь, и осеклась.

Кресло было абсолютно пустым. Женя исчез без следа.

Администраторша демонстративно сложила руки на роскошном бюсте. Взгляд ее не предвещал ничего хорошего.

– Может, вышел… В туалет, например, – неуверенно предположила Карина.

– Говорите, в номер его водили? – Грудастая недобро прищурилась.

– Да.

– Тогда пошли, – почти приказала девушка. – Скорее, скорее, говорю вам!

Карина послушно поспешила за ней. Они почти бегом поднялись по лестнице. Она отперла дверь, чувствуя, как начинает неприятно сосать под ложечкой.

– Смотрите, все на месте? Сумку, кошелек, украшения – все проверяйте! – проговорила администраторша, с трудом дыша от быстрой ходьбы.

Карина бросилась к тумбочке, потом к шкафу – все было целым. Сумка стояла на своем месте.

Она сунула в нее руку – кошелька не было. Большую часть денег Карина хранила в чемодане под одеждой. В кошельке же лежало без малого две тысячи рублей.

– Ваш хлопчик неплохо поживился, – обреченно проговорила администраторша. – Разве можно быть такой доверчивой? – Она покачала головой. – Спасибо, что вы его в номере не оставили, пока спускались ко мне. А то бы он вам и чемодан раскурочил.

Карина подавленно молчала.

– Знаете, сколько их тут шастает? – вздохнула девица. – И как ухитряются пролезть через охрану, ума не приложу. В этом году, правда, ваш случай – первый.

Искать белокурого Женечку (или вовсе не Женечку) было, конечно, делом бесполезным. Его давно и след простыл.

На всякий случай администраторша вызвала милицию, составили акт о краже, и на этом все закончилось.

Всю ночь Карина не могла заснуть. Денег жалко не было, терзала досада за свою глупость. Ее, взрослого человека, провели, как последнюю дуру, поймали на примитивную приманку, словно наивного карася.

Перед глазами все стояло Женино личико: голубые доверчивые глаза, полные слез, дрожащие, слегка припухшие губы, светлые завитки на лбу. И этот ангелочек оказался банальным воришкой! Хорош артист, ничего не скажешь, но ведь какой милый!

Почему-то вдруг вспомнилась ее давняя беременность. Тот нерожденный ребенок был бы сейчас ровесником коварного и обаятельного Женечки. Он мог бы так же сидеть с ней в номере, приехав на отдых, она бы кормила его бутербродами и поила молоком. А по вечерам рассказывала разные интересные истории…

Впервые в жизни Карина пожалела о том, что сделала аборт. Надо было родить от Степана, и сейчас она бы не была такой бесконечно одинокой. С ней осталась бы частичка любимого человека, существо, похожее на него внешне и внутренне. Эх, дура, дура…

На такой печальной ноте завершился ее отпуск.

Вернувшись домой, она стиснула зубы, сорвала в коридоре старые обои и две недели яростно и неутомимо доделывала ремонт. Одна. Саше звонить так и не стала.

Он сам позвонил ей, сказал, что скучает, просил о встрече. Но Карина сочинила какую-то отговорку и отказалась.

А две недели спустя она услышала на лестничной площадке голоса, шаги, знакомый звонкий смех и вдруг ощутила себя необыкновенно счастливой, точно возвратилась ее долгожданная, любимая, дружная семья. И поняла, что все долгие летние месяцы ждала только одного: когда же вернутся Леля с Олегом.

Начался учебный год, и сентябрь сразу же оказался донельзя наполнен событиями.

Зина позвонила и сообщила, что устроилась-таки туда, куда хотела, Олечка Серебрякова сломала руку, а Леля поведала Карине о своей беременности.

Они, как всегда, сидели на кухне, пили кофе и жевали мелкие соленые крекеры, насыпанные горкой в хрустальную конфетницу.

– Какой срок? – спросила Карина, вглядываясь в загорелое и беспечное Лелино лицо.

– Кажется, восемь недель. – Та с хрустом надкусила печенье и потянулась за следующим.

– Тошнит?

– Нисколько. Жрать только хочется, спасу нет. Разжирею, как рождественская свинья. – Леля весело захохотала.

Карина задумчиво помешала ложечкой в чашке.

Теперь ссоры за стеной должны если не прекратиться, то хотя бы стать редкостью. Можно сказать, Леля победила. Оказалась более смелой и решительной, чем Карина, и ее глупостей с абортом повторять не собирается.

Правильно, так и надо. Никуда теперь Олег от нее и ребенка не денется.

Леля, словно услышав ее мысли, вдруг перестала смеяться, вздохнула и сказала печально:

– Олежка ничего не знает.

– Вот обрадуется, когда ты ему скажешь, – предположила Карина.

– Обрадуется? – Леля безнадежно махнула рукой и снова подцепила из вазочки крекер. – Как бы не так. Он меня укокошит. Ему этот ребенок сто лет в обед не нужен.

– Почему ты так уверена? – усомнилась Карина.

– Да он мне сам это повторяет каждую ночь. Там, в Испании, – Леля машинально понизила голос, наклонилась к Карине, словно ее могли подслушать, – климат другой. Ну и… все сдвинулось, понимаешь? Вот так и вышло… случайно. – Она выпрямилась, отхлебнула из чашки и грустно покачала головой. – Я-то рада, что так получилось. Я хочу маленького. Он у нас славненький будет, правда?

– Конечно. – Карина улыбнулась.

Ей вспомнился сочинский аферист Женя и сожаление от того, что у нее нет ребенка.

«Может, это судьба? – подумала она. – Родится малыш, он будет похож на Олега, а стало быть, и на Степана. Лельке быстро наскучит сидеть с ребенком: она захочет работать, куда-нибудь выходить. А я смогу оставаться с ним. Буду ему вроде тетки, ведь Леля мне почти как сестра».

В детстве к Карине и ее маме часто приезжала из Минска худенькая, смешная, старомодная и бездетная тетя Катя. Она была двоюродной сестрой матери и без памяти любила и баловала Карину – привозила кучу банок с вареньями, соленьями, пекла умопомрачительные ватрушки, пироги с лимоном и вишней, каждый день покупала племяннице мороженое и водила ее в зоопарк. Маленькая Карина все подношения принимала, но не могла взять в толк, отчего так самозабвенно обожает ее далекая тетка.