– Ну, не мой, ясно, – сынка.

– Что за велосипед? Марка? Цвет? Когда и за сколько куплен? Да, мне и сына вашего нужно будет опросить.

– Ясно, пришлю… – Мымариха напряглась и задумалась. – В марках я не понимаю, цвет – да там разный был, а стоит – двадцать рублей новыми! – Тут заявительница плотоядно ухмыльнулась и напомнила: – Ущерб для меня значительный! Так, товарищ лейтенант, и запиши.

– Двадцать рублей? – недоверчиво переспросил Дорожкин. – В комиссионке, что ли, брали? В Тянск ездили?

– Не, он где-то здесь купил. С рук.

– Ах, с ру-у-ук… Так, может, он краденый, велосипед-то? А у кого купил?

– У кого купил, ясно, не знаю… А только ты мне, товарищ участковый, лишнего-то не шей! Уж скупкой краденого я вовек не занималась! Ясно?

Гражданка Мымарева побагровела и притопнула черной тупоносой туфлей, навскидку, верно, сорок третьего размера.

– Вы сына-то приведите…

Заявление все же пришлось принять.

– Ну, ясно, приведу… Или пришлю лучше – мне еще на смену сегодня заступать.

Выпроводив заявительницу, Дорожкин нервно закурил дешевую «Приму» и задумчиво покачал головой. Ага, бросишь тут курить, как же! Мымариху, пожалуй, было не отфутболить… сейчас. Но вот потом… Уж больно подозрительный какой-то велик – за двадцать рублей незнамо у кого купленный. Впрочем, с ним все равно Ревякину разбираться, до отпуска один черт не успеть. А Игнату, между прочим, скоро капитана получать. А тут вдруг жалоба – Мымариха обязательно напишет, к бабке не ходи!

В дверь осторожно поскреблись…

– Войдите!

– Маманя сказала зайти…

Вошедший – упитанный пацан с наглым лицом и косой челкой, – несмотря на погожий денек, был одет в теплые штаны-шаровары с кожаными заплатками на коленках и клетчатую рубаху с длинными рукавами «на вырост».

– Сказала, про велик все рассказать…

– Ну, давай, – покладисто улыбнулся участковый. – Садись, рассказывай… Зовут-то как?

– Мымарев Никита… Никита Сергеевич… Пятый «Б».

– Тебе одиннадцать-то есть?

С одиннадцати лет допускалось опрашивать подростков без присутствия родителей, именно что опрашивать, а не допрашивать – просто брать официальное «объяснение». И то, конечно, лучше бы с педагогом, но… тут уж нужно было ковать железо, пока горячо.

– Тринадцать! – обиженно отозвался пацан.

Ну да, судя по виду, так оно и есть. Даже и все четырнадцать дать можно!

– Тринадцать… и в пятом классе?

– На второй год оставили. – Мымаренок засопел и, такое впечатление, хотел было сплюнуть, да побоялся – все ж таки милиция!

– Математичка меня не любит… и русичка тоже… Вот и…

– Понятно… Ну, давай ближе к нашем уделу. – Положив на стол листок бумаги, Дорожкин потер руки. – Рассказывай. У кого купил, за сколько, когда велик пропал и… может, подозреваешь кого.

Пацан отвечал кратко, но на редкость обстоятельно, словно бы весь этот разговор продумал заранее… Это второгодник-то? Хотя… кто его знает?

Велосипед неустановленной марки Мымарев Никита неделю назад купил с разрешения матери (по сути-то, мать, выходит, и купила) у несовершеннолетнего Юрия Рыщука за двадцать рублей новыми. Велосипед пропал вчера около семнадцати часов – увели от продуктового магазина.

– А этому самому Юрию Рыщуку лет-то сколько? – записав, уточнил участковый. – Четырнадцать есть?

– Да пес его знает. – Никита озадаченно почесал затылок. – Может, и есть. Он тоже на второй год оставался! Их же я и подозреваю. Тот же Рыщ и украл вместе с дружком своим, Симаковым Пашкой. Я б их обоих вытряс, да… – Подросток грозно зыркнул по сторонами и тут же сник. – Да братан троюродный у Симы – Дылда! Да вы знаете…

– Дылда… Евсюков, что ли? – Лейтенант поднял голову. – Ну да, как не знать. Недавно заходил… на отметку. Так он ничего такого?

– Не-не, что вы! – В глазах Мымарева явно промелькнул страх.

Митьке Евсюкову по кличке Дылда было где-то лет двадцать. Школу он давно бросил, отсидел год в колонии за хулиганство и, недавно вернувшись, устроился грузчиком на склады, где не то чтобы работал, а скорее числился. Дылду откровенно побаивались даже взрослые мужики, средь которых было немало бывших сидельцев. Такой вот тип.

– А этих вот твоих, Рыщука с Симаковым, где найти можно? Где они могут краденый велик держать? Дома? В сарае?

– Не-е, дома вы их летом не найдете. На Большом озере! Шалаш там у них, хаза… У Серого камня, знаете? Так летом они почти что всегда там. Рыбу удят, костер жгут… Только не говорите, что я…

– Само собой, Никита.

Выпроводив потерпевшего, лейтенант задумчиво закурил. Вообще-то, сегодня были танцы, которые Дорожкин обычно профилактировал на патрульной машине вместе с дежурными сержантами, а когда и так, на служебном мотоцикле заезжал, как говорится, на всякий случай, чтобы не было драк. Драки, конечно, все равно случались, но не особо кровавые. Так, пара разбитых носов да синяки под глазами, ну, ребра еще поломают друг дружке – разве ж это драка, когда «тяжких телесных» нет? Даже «средней тяжести» и то редко, в основном «легкий вред» и «побои». Тем более все на почве «внезапно возникших неприязненных отношений». Мелкие совсем статьи, можно сказать – мягонькие.

Подумав, Игорь решил на танцы сегодня не заглядывать – дежурка и без него справиться, – а вплотную заняться краденым велосипедом. Скоро отпуск, а в отделении не принято было оставлять за собой «хвосты». Тем более Ревякину, у которого и своих, оперских, дел хватало – ставку второго оперативника срезали одновременно с ликвидацией Озерского района. Отделение милиции оставили – и то хорошо.

– Слышь, Петро, я на ужин, – проходя мимо дежурки, на ходу бросил Дорожкин. – Потом вечером – по делам. На танцы – как успею, нынче уж без меня.

– Да ничего с твоими танцульками не сделается, не боись! Поглядим, съедим. Пьяных заберем.

– Вот-вот! А я завтра с утра приду, оформлю. Рапорты только без ошибок пишите.

– Это кто у нас с ошибками пишет-то?

– Да есть… некоторые…

Домой к Катерине шли целой процессией: впереди – мелкие пацаны с краской, следом за ним – девчонки. Подружки болтали, обсуждали янтарный гарнитур, очередь, прокатившего на мотоцикле участкового Дорожкина, а также выходку Котьки Хренкова…

– Да он так-то парень хороший, – заступилась Колесникова.

Катька ахнула:

– Да я знаю. Ты кому говоришь? И все же – чуть не ударил! Ну, ты сама видела.

– Но ведь не ударил же!

– Все равно… Если бы со мной так разговаривали, я бы не спустила ни в жисть!

– Ну, ты у нас вообще грозная…

– Хотя третьего дня в окошко видала – Котька Тамарку на мотоцикле катал, – вдруг припомнила Катя. – Тамарка в коляске – вся довольная, до ушей улыбка.

– Котька на мотоцикле? – Женька повела плечом. – У него же нет мотоцикла-то. Еще на служебном автобусе мог бы прокатить, и то от отца бы влетело.

– Так Потаповых мотоцикл-то, – рассеянно пояснила Мезенцева. – Коляска у них была помятая, помнишь? Так Юрка Потапов, как с армии пришел, вмятину выправил и коляску покрасил. Ну, той краской, что была – синей, как вон у тебя была. Сам мотоцикл серый, а коляска синяя… Ой, смотри – Коленька наш идет. Красивый какой! Тащит чего-то. Вон целая авоська… Книжки, что ли…

По тротуару, у поворота на Пролетарскую, навстречу девчонкам шагал Коля Ващенков, зануда, маменькин сынок и отличник, книжный червь. В белой рубашке и коротких серых брючках со стрелками, наглаженными до остроты бритвы, весь такой причесанный, чистенький и примерный до такой степени, что любому дворовому пацану такого тотчас же хотелось побить! Так же, как и его спутника – такого же, прости господи, интеллигента, явно городского – в тюбетейке, круглых очках и черных коротких штанах на помочах. Круглые очочки, аккуратная стрижечка полубокс, а под мышкой – увесистый том Майн Рида.

Вот обоих зануд и побить!

Так, верно, и решили Пашка и Юрик. Пашка поставил ведро наземь. Юрик грозно выпятил грудь и харкнул прямо под ноги Коле: