– Айда нырять, парни! А вот кто до того берега? Кто?
– Ох, не утонули бы! – озабоченно спохватился Резников.
Бросив девчонок, подбежал к мосткам:
– А ну-ка, на общее фото! Быстренько вылезли, построились… Во-он у той березы… Девушки! Давайте к нам…
По возвращении домой Женька еще издали заметила белеющее сквозь дырки почтового ящика письмо. Сердце так и кольнуло – вдруг от Максима? Ну, вдруг?
Зажмурясь, девушка вытащила конверт… медленно распахнула веки…
Ну, точно – Максим!!!
Усевшись прямо на ступеньку крыльца – да черт с ней, с юбкой, – Женька разорвала конверт и…
«Женя, беда! Срочно нужна твоя помощь!»
Глава 2
Озерск. Июнь 1965 г.
Отделение милиции располагалось в приземистом деревянном здании, сильно вытянутом в длину, выкрашенном в бодрый ярко-зеленый цвет – на радость проходящему мимо люду. Рядом с милицией, с торца, виднелся пожарный водоем, именуемый местными жителями пруд. В пруду плавали утки. Как раз в этом месте центральная улица Озерска – Советская – делала резкий поворот, о чем всех водителей честно предупреждали соответствующим дорожным знаком. Однако некоторые водители постоянно на что-то отвлекались либо вообще были подслеповаты. Так, кроме уток, в пруду частенько «отдыхала» какая-нибудь автомашина, а иногда и трактор. Хорошо – неглубоко, технику доставали быстро.
Завидев оставленный у крыльца мотоцикл, Катерина Мезенцева сняла очки и, одернув платье, вошла в помещение…
– Здрасте, дядя Петя! И ты, Николай, здравствуй!
Проходя мимо дежурки, девушка вежливо поздоровалась, как и принято было в городке, где почти все друг друга знали.
– И тебе привет, Катерина. Что, брат-то пишет?
– Да пишет… Лейтенант Дорожкин на месте?
– Лейтенант Дорожкин на месте, – усмехнулся усатый старшина. – Как раз только-только явился.
Покосившись на строгую табличку с фамилией, званием и должностью, девушка осторожно постучала в дверь:
– Можно?
Участковый оторвался от заваленного бумагами стола, вскинул голову:
– А! Заходи, Катя. Чаю хочешь?
– Не, я на немножко. Чего звал-то?
– Да ты садись. – Шмыгнув носом, участковый указал на стул и, положив перед собой чистый бланк, обмакнул перо в ученическую чернильницу-непроливайку. – Ты про крышу вашу расскажи, Кать. Ну, которую ветром…
– А, вон ты про что! – усаживаясь на стул, хмыкнула Катерина. – А я уж и забыла. А что, тут преступление, что ли? По-моему, так никакого. Или ты ветер привлечь собираешься?
– Да ладно тебе заедаться-то. – Дорожкин устало улыбнулся. – Ты по отчеству-то у нас кто?
– Петровна.
– Значит, я, Мезенцева Катерина Петровна, одна тысяча девятьсот…
– …сорок девятого…
– …сорок девятого года рождения, седьмого марта, кажется?
– Ну да, седьмого… А ты что, забыл?
– Да не забыл – просто уточняю… Итак, в тот день был сильный ветер… Нет! Очень сильный ветер.
– Скажи еще – ураган!
– Давай про ветер расскажи! Про то, как крышу с вашего сарая сдуло…
– Тоже мне, крыша! – расхохоталась девчонка. – Давно уже проржавела вся.
Лейтенант замечание проигнорировал, наоборот, аккуратно записал, что крыша была из кровельного железа.
– Больше-то ничего не сдуло? Забор не повалило?
– Не, забор – это не у нас. А! Белье у соседей унесло…
– Понятно… – Аккуратно промокнув чернила розовой промокашкой, Дорожкин пододвинул бланк посетительнице. – На вот, распишись здесь… Ага, спасибо. В клуб завтра пойдешь?
– Да, может быть, – поднимаясь, улыбнулась Катя. – Чего еще делать-то? Ладно, увидимся… Если еще чем помочь, скажи.
– Скажу… Брат пишет?
– Угу… Ну, пока…
Выходя, девушка столкнулась в дверях с коротко стриженным крепышом в серой, с закатанными рукавами рубашке и вежливо посторонилась… Впрочем, крепыш тут же и сам отскочил в сторону, сделав галантный жест:
– Прошу.
– Спасибо.
– Завсегда пожалуйста.
Парня этого Катерина знала – он тоже работал в милиции, правда, в форме редко ходил… Как же его? Тоже Игорь, как Дорожкина? Нет, другое какое-то имя… странное… купеческое, что ли… Игнат!
– Ничего себе, какие к тебе девки ходят! – Игнат уселся на подоконник и вытащил серовато-синюю пачку с изображением черного всадника-абрека на фоне ослепительно-белых гор. – Кури!
– Ух ты, «Казбек»! – Взяв папиросу, Дорожкин чиркнул спичкой. – Богато живешь! Раньше-то «Примой» перебивался…
– Да я бросаю… второй год уже… – выпустив в распахнутую форточку дым, отрывисто пояснил Игнат. – Потому и покупаю подороже, чтобы много не брать. «Прима»-то – четырнадцать копеек, а эти – шестьдесят пять. Сравни!
– Да уж, интересная метода. Я тоже, кстати, бросаю… – Стряхнув пепел в стоявшую на краю стола фарфоровую пепельницу, участковый покачал головой и поинтересовался насчет текучки: – По мотоциклу-то Дормидонтыч тебе материал расписал?
– А кому же. Там же без лиц… Хорошо хоть, мотоцикл нашелся.
– Да, хорошо… Игнат, ты не думай, я все свои материалы к отпуску сделаю, тебе не оставлю.
– Да мне-то чего? Дормидонтыч проговорился: на твой отпуск участкового из Тянска пришлют… Может быть. Какого-нибудь стажера.
Дорожкин многозначительно поднял вверх указательный палец:
– Вот именно – может быть! А насчет стажера так скажу – лучше уж самим. Большого толку от него все равно не будет.
– Да это понятно, что не будет. И все же Дормидонтыч обещал…
Майор милиции Иван Дормидонтович Верховцев, фронтовик и вообще человек уважаемый, как раз и был начальником Озерского отделения милиции, в котором, кроме участкового Дорожкина, техника-криминалиста Теркина и всех разных прочих, состоял в должности инспектора уголовного розыска и старший лейтенант милиции Игнат Ревякин – парень добросовестный и честный, правда немножко грубоватый. По работе Игнат за словом в карман не лез и к любому начальству относился без всякого пиетета, все, что думал, мог высказать прямо в глаза. Вот и сослали его из Тянска в провинцию… Что, наверное, не так уж было и плохо: кругом природа – озера, речка, леса, ягоды-грибы, охота-рыбалка. Тут же и родственница его жила – тетя Глаша, да еще комнатенку в бараке дали. И что с того, что в бараке, зато своя! Да и соседи хорошие… Ну и оперативная работа, что и говорить, интересная…
– Так у тебя это… материалов-то много? – выбросив окурок в форточку, на всякий случай поинтересовался опер.
– Да так… Самое главное – по курам – я уже отказал, один чертов велик остался. Вот его точно тебе передадут. Уж извини…
– Ладно, разберемся… – Игнат потер ладони. – А по курам-то что?
– Так отказной только что вынес! На вот, взгляни… Может, какие ошибки заметишь, ты же у нас студент!
Ревякин четвертый год учился заочно на юридическом факультете и периодически уезжал на сессии, о чем все в отделении знали.
– Ну, давай… «Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела»… так-так… «мной, участковым… лейтенантом милиции»… тыр-пыр… «установлено»… Ого!.. Ага!.. Ух ты!
По мере чтения лицо инспектора УГРО выразило целую гамму быстро сменяющихся чувств – от легкой заинтересованности до деланого негодования и самого искреннего восхищения, закончившегося раскатами громового смеха.
– Ой, Игорек… Ой, не могу… Курица, говоришь, птица? Умеет летать? Меткое наблюдение… Ох ты ж… Глубоко копаешь!
– Это не я копаю, – обиженно отозвался Дорожкин. – Это в справке из ветлечебницы так написано. Вон же, читай!
– Ох ты… Еще и с метеостанции справка… О сильном ветре… Ну да, ну да, ветер. Смотрю, и граждане опрошены… Белье улетело… Ого, у некоторых даже крышу снесло!
– Между прочим, из кровельного железа!
– Да я верю, верю… А в чем там дело-то?
Участковый покосился на висевший над сейфом портрет нового первого секретаря ЦК Леонида Ильича Брежнева. Потрет Игорю нравился, как и сам новый партийный глава – бровастый такой, красивый… не то что недавний волюнтарист Никита Сергеевич!
