— Ой, Соня, я тебя вспомнила. Какой-то беременной женщине стало плохо, и Павел выносил её на воздух. Так это была ты! Да, мы ещё посмеялись, по-доброму, «любишь любить, люби и с пузиком носить». Да, я бы не узнала тебя. Ты даже внешне очень изменилась. Господи, но что же случилось?
Она вздохнула, набрала побольше воздуха, всхлипнула.
— Когда я забеременела, Пашка так радовался, носил меня на руках, заботился, фрукты, сладости, деликатесы. В общем, что надо и не надо. Наверное, поэтому мой вес пополз вверх. На пятом месяце, когда ребёнок уже отстукивал в животе азбуку Морзе, меня положили на сохранение, то бишь, на похудение. Мой муж был на сборах, и я надеялась выписаться как раз к его приезду. Но он возвращался чуть раньше, и я отпросилась у врача до следующего утра, помыться, побриться. Какой чёрт дёрнул пойти его встречать! Не мне объяснять тебе, Лиза, что такое фанатки. Я стояла чуть в стороне, оберегая живот, а свора оголтелых девок неслась мимо меня к автобусу. Вот тогда я и увидела первый раз эту королеву ангелов, Анжелику. Она повисла на моём Павлике, красивая, высокая, стройная, и они целовались при всём честном народе, не стесняясь никого и ничего. А я, как завороженная, смотрела это любовно-эротическое шоу. Во всяком случае, мы, будучи уже полноценной семьёй, себе такого не позволяли на людях. Хотя, это я не позволяла, если быть честной. И что самое главное, я поняла всей своей беременной душой, что мой хоккеист получает громадное удовольствие, целуясь взасос, отпуская её губы и опять ловя их. Это был удар! Я повернулась на деревянных ногах и побрела прочь. Ходила долго, замёрзла, включились материнские инстинкты, пришлось топать домой. А дома — тишина. В прихожей сброшена сумка, амуниция свалена, шкаф нараспашку, он точно переодевался. И не одного звонка. Обычно Пашка звонил, ну раз пять точно. А сегодня — только утром. Я даже вздохнула с облегчением, не готова была к встрече с ним и решила вернуться в больницу, мне нужно было переварить «увиденное рандеву». Уже при входе на больничный двор, когда сзади посигналили, я чуть не упала от неожиданности и испуга. Из машины выскочил Павел, подхватил меня, полез целоваться. Я отстранилась, на автомате, перед глазами встала пламенная встреча отца моего будущего ребёнка и неизвестной в ботфортах на сверхвысоких каблуках. А я с раздутым животом, в маминых ботиночках и в её же старой шубе против неё — пузатая ящерка. Он сделал вид, что ничего не произошло, завихрения беременных всем знакомы. Стал рассказывать, не помню, что, и, всё-таки, спросил, где я была. В голосе тревога, даже страх перед тем, что он услышит в ответ. И глаза, как у нашкодившего щенка. У меня всё оборвалось, неужели он… — Соня задохнулась, закашлялась, попила воды. — Я никогда не умела врать, даже молчание меня не спасло. Пашка всё понял, начал лепетать всякую чухню, как тут говорят, «лепить горбатого».
С соседних нар послышался смешок, жаба развлекалась. А моё сердце обливалось состраданием. Эта маленькая женщина всё больше и больше нравилась мне, её «оперный» голос, распевный и низковатый, хотелось слушать и слушать. Странно, ведь она вещала совсем не о приятных вещах.
— В общем, что долго говорить. Я простила его, не сразу, за эту глупую выходку, как он сказал. И жизнь покатилась дальше. Пашка всё время был в поле моей видимости, он даже не поехал на очередную игру, находясь всё время рядом. А меня одолевал поздний токсикоз, и последние два месяца я пролежала в педиатрическом центре, который рядом с Ледовой ареной. Он очень часто приходил, а, иногда, и оставался со мной на ночь, пел песенки нашему мальчику, заливал мне в уши лирические оды и эссе, я нежилась в его внимании, забыв обо всём. Наша жизнь была посвящена скорому появлению малыша. На сам процесс рождения я его не пустила, но все двенадцать часов он просидел под родовой, и первый поцеловал Олежку, нашего первенца. Как я была счастлива, сияющие обожанием глаза моего мужа освещали мою дальнейшую жизнь радужными перспективами. — Воспоминания давались Соне нелегко, она ловила ртом воздух, грудь ходила ходуном.
Но желание выговориться, излить душу, накапливалось, видимо, в ней давно. И созрело.
— Всё оборвалось в один момент. Я кормила своего сына добросовестно, молока было много. Но моя мамочка посоветовала не запускать процесс растягивания груди и отправила меня на консультацию к специалисту по лечебной физкультуре. Почувствовала что-то, судя по всему. А может, и знала. Мне ещё не удалось выяснить это. На двери кабинета висела табличка: «Массажист Анжелика Степанян» … Ей оказалась та самая в ботфортах. Она осмотрела меня, ощупала, дала рекомендации и отправила за ширму изучать комплекс упражнений. Куда-то позвонила, что-то писала и поглядывала на дверь.
— Ну, вот он я, у ваших ног! — Голос моего мужа сразу обрадовал, я ж подумала, он меня нашёл, ан нет! — Солнце моё, к чему такая спешка? Мы же на шесть договорились. Ну что, раздеваться? Или сначала…
Я вышла из-за ширмы. Улыбка на лице Павла застыла, а у его подружки, наоборот, расцвела. Она знала, кто я, и всё подстроила. Он обнимал её, а врачиха бесстыдно прижималась, обхватив его торс руками. Я подошла и засунула довольно увесистый пакет с рекомендациями и банками с БАДами прямо между ними. Эта звезда ойкнула, но Пашку не выпустила. И даже, когда он дёрнулся за мной, она его попыталась удержать, а потом орала вдогонку, что я что-то ей там повредила её же упаковками. Не буду объяснять, почему не поверила ни одному его слову. Обида и ревность захлестнули меня с головой. А потом я стала получать странные сообщения, якобы переписки любовничков. Ну и фото, грязные, порнушные, явно, фотомонтаж. Я — профессиональный фотограф, об этом никто не знал в нашем городе. Ведь Паша привёз меня с юга, где мы с ним познакомились. Я почти сразу забеременела, поиск работы отпал сам собой. Иногда делала фотографии моего любимого мужа, понравившихся городских видов, а потом и увековечивала каждый день нашего малыша. Пашке очень нравилось моё, как он считал, увлечение. А эти подтасовки и навели меня на мысль, что кто-то очень хочет нас развести. Мы и так находились в состоянии войны: я — в обороне, Пашка — в наступлении. Он оправдывался с утра до вечера, называл докторшу просто личным врачом хоккейной команды, в обязанности которой входили и массажные процедуры. И что я всё не так поняла, «это не то, что ты подумала». Я опять стала сомневаться в себе, заковырялась окончательно. И решилась на серьёзный разговор. К тому моменту мы с Олежкой перебралась к маме, а Павел был в очередной поездке. Оттуда тоже приходили фото, и везде рядом с ним была Анжела. Эти снимки уже точно убедили меня, кто хочет нам «добра». Да и муж мой на них выглядел не лучшим образом, на небольшом ролике он даже оттолкнул Анжелу, но она повисла у него на руке, заглядывая в рот и подстраиваясь с ним в ногу. Мне подумалось тогда, что это видео послал доброжелатель, оно очень отличалось от всех остальных. Все номера, с которых приходил компромат, были незнакомыми, при перезвоне находились вне зоны. Я нервничала, пропало молоко, моё настроение передавалось сыну, он плохо спал, капризничал. Короче, усталость шла за мной по пятам. И когда я получила приглашение от Пашки приехать в загородный отель, сначала и не собиралась туда. Но мама меня уговорила, нужно, наконец, выяснить отношения. Причипурилась, приоделась, позвонила, что еду. Пашка обрадовался, сказал, что очень ждёт, и что любит только меня и докажет это. — Соня остановилась, в глазах появилась такая вселенская тоска, безнадёга и боль, что пробрало даже жабу Клаву.
Она сползла со своего места, подошла к нам и неожиданно обняла Сонечку.
— Судя по тому, что писали в газетах, ты убила их, застав вдвоём в кроватке. Это что же получается? Он вызвал тебя именно в тот номер, в котором кувыркался с любовницей? Зачем? Чтобы ты их там и укокошила? Несуразица какая-то…
Мы вылупились на нашу сокамерницу, совсем недавно уверенные, что она — матёрая уголовница и опустившаяся на самое дно маргиналка.
