— И кто он?
— Ты хочешь поговорить об этом? Считаешь, что сейчас самое время и место это обсудить? — Какая-то безнадёга подступала прямо к воротам моего замка. — Какие именно параметры неизвестного объекта тебя интересуют? Рост, вес, возраст? Но имей в виду, имени его ты не узнаешь никогда! — Я вывернулась, схватила шорты и маечку и была поймана одной только боксёрской грабалкой, он даже не приподнялся, вся ситуация была у него под рукой.
— Солнце моё, куда это ты собралась? Только со мной, ты, теперь, моя пленница. Лиза, иди ко мне. И не придумывай ничего лишнего. Извини, я не имел права… Просто, ревность… Всё, забыли. — Он обнял меня всю сразу, притянув к себе максимально близко, дышать, видимо, я уже не смогу никогда. — Я люблю тебя, девочка моя, бунтарка и сама нежность в одном флаконе. И с сегодняшнего дня ты принадлежишь мне и только мне. Это понятно?
— Да! А воздух мне полагается?
— Ой, прости, птичка-невеличка, Лизонька моя.
Когда человек переживает за короткий промежуток времени целую гамму противоположных чувств, ему обязательно требуется разрядка, возможность расслабиться. У нас не получилось…. Мишка только прикоснулся к моим губам, и ток под напряжением в миллион любовных вольт очень быстро совершил работу в миллион желанных джоулей. Какая уж там расслабуха, мы только в начале пути, не успели даже сделать полглотка счастья с Мишкой Исаевым! Как бы не сойти с ума от прибывающих моментов любовной эйфории!
Рано утром я проснулась уже в номере, куда была доставлена чемпионом на ручках, в связи с травмой, о которой и забыть успела. Дорогой дрых, уткнувшись носом в мою грудь. Волна блаженства накрыла меня своим пуховым одеялом, я приподнялась на локте, нежно водя кончиками пальцев по лицу моего любимого, по волосам, лбу, щекам, по шрамам, так «украшающим» боксёра. Добравшись до губ, вспомнив всяческие геометрические фигуры, вычерчивала их, нежно касаясь и ласково целуя.
— Гулька, ну перестань. Дай поспать. — А сам потянулся к моим губам, то бишь к её, восточной красавицы.
Чёрт побери, Бога, Христа, Колумба!!! Я подскочила, выпятив свою немаленькую грудь, как подтверждение серьёзных намерений, и со всего маха врезала Мишке в уже открывшийся глаз!
— Простите, что не пяткой! Посмеёмся? — Из моего драконьего рта вылетал огонь пополам с порциями яда и мелкодисперсной урановой пылью. — Ну, что же ты? Забыл, как это делается? Гуленька напомнит, жена твоя законная. Как же ты на её место меня уложил, изменник коварный? Боюсь, что стала жертвой вашей поганой игры в шпионов, где у меня самая позорная роль. Обхохочешься, ей богу!
— Лиза, да что случилось? — Мишка уже встал и своим видом, Аполлона неглиже, ещё больше раззадорил меня.
— Ну да, мы и не помним, кого звали, кого целовали. Удобная позиция! Но на подсознательном уровне человек выдаёт правду. Это, как говорят, что у бодрствующего на уме, то у сонного — на языке. Исаев, оставь меня в покое! Я никогда не буду делить тебя с бабами, даже, если они — твои боевые подруги! Сгинь из моей жизни, пока я не откинулась где-нибудь под забором! Отойди от меня! — Я уже орала в полный голос, параллельно напяливая одежду, хранящую следы нашей, такой упоительной, близости.
Как не взорвалась моя бедная головушка, как не разорвалось сердце, почему я ещё дышала и говорила? Мой бедный щенок забился в угол и поскуливал, тоненько и жалобно. Это немного отрезвило меня. Я схватила Герду, зачмокала её, заласкала. А сзади меня попытался обнять Мишка, но ему не удалось: я лягнула его здоровой ногой и выскочила в коридор, а потом на улицу. Куда теперь? Если бы не плохо двигающаяся конечность, пошла бы пешком, а так… Западня. Ещё эта стрельба. Или не было ничего? Как плохо быть бестолковой дурой, мои мозги отказывались думать и анализировать, они хотели холодный душ и кофе…
Из клуба вылетели Исаев с Русланом.
— Лиза, я отвезу тебя, жди! — Крикнул Мишка, помчавшийся в сторону стоянки.
Машина же Руслана стояла перед входом.
— Доброе утро, Руслан! Ты мог бы отвезти меня? Время поджимает.
— Конечно, конечно, садись. Заодно и в аптеку заедем, и я расскажу, что делать дальше с ногой.
По дороге он разговаривал с Мишкой, тот орал в трубку об осторожности, о моей безопасности, что-то ещё. Я толком не слушала, спрут равнодушия прописывался в моей душе, стал накрывать меня своими щупальцами. Видимо, это была самозащита. Я была доставлена домой, а потом отправлена на работу в главный офис под присмотр Николая Николаевича и его охраны. Причём на двух машинах, Руслан — впереди, а Михаил Михайлович Исаев — сзади. А в обед…
— Елизавета Сергеевна Романова? Вы обвиняетесь в попытке убийства Зуева Сергея Ивановича, директора конноспортивного комплекса. Вы можете хранить молчание…
Дикий, не укладывающийся ни в какие рамки, страшный сон. Руслан нашёл своего брата с ножом в спине, тем самым, которым я резала лимон… И, именно то, что он не был убит, тоже сыграло против меня. Удар был не сильным, женским. И опухшая после удара в глаз боксёра правая рука тоже не прибавляла мне невиновности. И чашка, из которой я пила чай, нашлась на столе у пострадавшего. Ну и рояль в кустах. Камеры наблюдения показывали, что после моего посещения к Сергею Ивановичу никто не входил…
Я очень быстро поняла, что хиханьки-хаханьки закончились. А то, что мне пришёл капец, осознала по полной, когда была обыскана, допрошена и отмечена ударом в челюсть в ответ на очень уместное замечание: «Поосторожней, пожалуйста». Ремешок и туфли на шпильке были отобраны, серебряная цепочка и браслет тоже, заколка для волос выдрана нещадным образом. Надсмотрщица заставила меня снять лифчик и долго смотрела на мою грудь, прежде чем вернула свитерок. Хорошо, что я напялила джинсы, чтобы спрятать травму колена, в тюрьме удобнее в штанах… И никакого звонка другу. И это всё происходит со мной?
В камере, или как там это называется, воняло нещадно, сразу закружилась голова, и я чуть не упала. Какая-то женщина подхватила меня и посадила на деревянный настил. Нары?
— Привыкай, красотка! Это ещё не самое страшное здесь. Как зовут-то?
Пожилая тётка, спившейся наружности, уставилась своими прозрачными глазами, криво улыбаясь одной стороной лица. Но глаза показались добрыми. Или мне так хотелось?
— Здравствуйте! Лиза меня зовут, а вас?
— Тётка Клава, а можно и жаба Клава. Меня тут все так зовут. — У неё на лице было много наростов, папиллом или бородавок, от чего кожа походила на лягушечью. — Кого грохнула? Или грабанула кого? Рассказывай, тут все свои.
И только сейчас я увидела, свернувшуюся клубочком, фигуру маленькой женщины на нарах напротив. Она повернулась, села, подняла голову. Я обомлела… Глаза, красивые голубые озёра, на пол лица, смотрели сквозь меня, собрав на своём дне всю муку мира, безысходность, готовность к любому повороту событий, даже к смерти. Почему мне так подумалось? Не знаю, но только девушка эта, как Сонечка Мармеладова: внешне, само целомудрие, не омрачённое даже порочным занятием проституцией. А изнутри — казалась настоящей развалиной, пустой консервной банкой, женщиной, растерявшей свои «мармеладовские» устои и виды на жизнь. Причём, она сама это знала, и от этого её положение было ещё более безнадёжным. Голубоглазка уже не надеялась ни на чудо, ни на бога, ни на чёрта. У меня сжалось сердце, собственное эго отступило, уступив место для сочувствия и жалости.
— Только не вздумай её жалеть! — Прикрикнула тётя Клава, как поняла моё состояние. — Она убила двух человек, своего мужа и любовницу. Её должны завтра забрать, на лет пятнадцать. — Заржала тётка.
— Я не убивала, я бы не смогла. Но какое это теперь имеет значение, если его нет. Нет моего Павлика, и никогда уже не будет! — Низкий певучий голос совершенно не шёл хрупкой, миниатюрной женщине, он существовал сам по себе, а на её лице не отразилось ничего, никаких чувств.
— Ага, тут все невинные овечки. Суд разберётся, тебе даже присяжные не помогут.
