Мы толком не виделись последнее время, а не разговаривали аж с марта. Чего я опять начинаю исполнять арии погорелого театра?
Тёмные глаза страдальчески уставились на меня. Но вспомнив о собаке, их владелец понёсся на звук непрекращающегося лая.
Мы вылетели на просёлочную дорогу и стали свидетелями улётной сценки из жизни животных. Маленький пёсик прыгал вокруг лошадиной морды, а Иса пытался помочь ему забраться на его спину, хватая чаушку за шёрстку. И у него почти получилось. Но он увидел нас, заржал, Герда кинулась в ноги Исаеву, все были на месте. Мишка посадил меня в седло, вытащил из кармана походную аптечку.
— Сидеть! — Прикрикнул он, видя моё увиливающее движение. — Заражение крови захотела?
Холодная перекись залила ногу, меня передёрнуло от боли. Я вцепилась в шею Искандеру, чуть не придавив сидящую на руках Герду. Собачка заскулила, я завыла, конь недовольно заржал.
— Все высказались? Прения закончились, переходим к действиям. — Мишка мучил меня, смывая кровь, замазывая, завязывая и заматывая, и, вдруг, прислонился губами к моей несчастной коленке. — Горе моё, кадровая ЧП-шница! Так откуда прилетел хлопок? И на что был похож звук?
Мишка гладил мою ногу, а я собирала себя в кучу. Наверное, от пережитого стресса, боли и необоснованной нежности со стороны чужого мужа, мой мозг отказывался анализировать и трезво мыслить. Исаев не перестал мне сниться, я часто просыпалась или со вкусом Мишкиного поцелуя и ощущением близости его тела, или с мокрыми глазами и осознанием потери. Но ничего уже не ждала от жизни… И вдруг, просто прикосновение его руки, а уж губ и подавно, расковыряло исток живительного ручейка со дна моей ссохшейся души. Плюнуть на всё и зацеловать? А потом отпустить и сдохнуть? Нет уж, Лизавета, я люблю тебя не за это, я люблю тебя за то, что ты можешь быть бревно! Бесчувственное бревно, вот как надо себя сейчас позиционировать!
— Да не знаю! — Я недовольно сбросила его руку. — Как надутый пакет. Знаешь, как дети играются, когда пристукивают их. Или взрывпакет, но громче и резче.
— Что бы это могло быть? Вроде, безлюдно, а диких зверей, а тем более, охотников тут испокон веков не было. На Искандере тоже не видно никаких повреждений. Надо разбираться.
Первым делом мы отправились к ветеринару.
— Здравствуйте, Руслан Иванович! — И детский тренер ввёл его в курс дела, напомнив, что Виктор везёт сюда спортивный молодняк, а здесь непонятно что творится.
— Да, такого ещё не было. Но Искандер совершенно не пострадал, даже рефлексы все в норме. Но ему не привыкать, он же выступал, знает звук стартового пистолета.
— Какого пистолета? — Спросила я дрожащим голосом.
— Нет, нет, не волнуйся, это я так, к примеру. Давай Герду. — Как ни в чём не, бывало, доктор стал выбирать из собачьей шерсти колючки и репьи. — А с тобой что? Я и не заметил сначала.
— Всё нормально, Михаил Михайлович уже всё обработал. Только идти больно, и коленка не разгибается.
— А ну давай сюда. — Посадив на кушетку, Руслан всё переделал, наложил какую-то повязку, удобную, мягкую, и я прошлась по кабинету, демонстрируя плоды его труда.
Дверь открылась со страшной силой. Я отлетела, шлёпнувшись на пол, вскрикнула от боли и негодования, но так и осталась сидеть, выпучив глаза на Гулю во плоти. Мишка был ближе ко мне, подхватил, посадил, а Руслан подскочил, увидев просочившиеся ручейки крови из-под повязки.
— Ой, какая затейница, заставить себе прислуживать двух мужиков сразу — это высший пилотаж! — Зашипела госпожа Исаева. — Миша, почему я должна тебя искать по всему комплексу? Дети на подъезде. Пошли.
И он встал и пошёл. Как тот крыс за дудочкой Нильса.
— Нет, ну надо же! Даже не извинилась. — Удивлялся Руслан. — Она, вообще, какая-то странная, не наша. Всё что-то строит из себя, показушничает. А этот исполин исполняет при ней роль пажа, честное слово. Правда, молча и без проявления чувств. Но всегда послушно и беспрекословно. Смотреть противно. И как это получается у некоторых представительниц вашего рода-племени, вот так захомутать здорового мужика! Видно, не всегда наличие мышц и мозгов дружат между собой. Посиди, я отведу Искандера, дети его очень любят, ну ты знаешь.
Какое «посиди»! Домой, срочно, маме под крыло, при ней я держу себя в руках, чтобы не беспокоить лишний раз. И чем? Если я сама ничего не понимаю. А может, именно поэтому и надо довериться родному человеку?
Сразу уехать не удалось. Да, назрела надобность в транспортном средстве, папа давно намекает на покупку машины, предлагает понатаскать меня практически. А то приходится ждать автобуса или попутки. Ещё и нога. Я уселась на лавочке с собакой, всё время просящейся на руки. Испугалась, малышка. Но от неё было так жарко, что пришлось перебраться под навес закрытого загона, где несколько лошадей, в том числе и Иса, готовились к встрече с юными спортсменами. Мой мальчик почуял меня, приветливо заржал, забил копытом, заволновался.
— Уважаемая, вы не могли бы оставить нас в покое? — Противный голос восточной красавицы неожиданно прозвучал у меня за спиной. — Чего тебе здесь надо? И, вообще, Искандер не твой конь, и если Чингиз…
— … Дал мне волю пользоваться им в любое время дня и ночи, я и буду им пользоваться. — От злости я применила слово «пользоваться», каким никогда не обозначала свою дружбу с конём, и обозлилась ещё больше, но уже на себя.
— Да? И где это прописано?
— Вам надо, вы и узнавайте.
Она схватила меня за плечо, тряханула и была укушена чау-чау, моей защитницей. При этом щенок рычал, предупреждая, что он не шутит. Я так удивилась, что не сразу бросилась извиняться. А и правильно, нечего свои порядки устанавливать. Через секунду Гюльчатай открыла рот на пол лица, обнажив дёсны с крупными зубами. Лошадь Пржевальского, не мало, не много. Но в подружках Искандера я не хотела бы её видеть.
— Миша! Она меня покалечить хочет! Иди сюда, Мишенька! — Орала «беззащитная женщина», мастер спорта по боксу, на голову выше меня, выбрав врагами покалеченную девушку и маленькую псинку…
Я чуть не оглохла. А в следующий момент вздрогнула. Башка Искандера нарисовалась рядом, нависнув надо мной, как бы пытаясь оградить от орущей особы. Схватившись за его крепкую шею, мне стало спокойнее, и я приготовилась к продолжению концерта. Ждали конферансье. И он объявился. Исаев нёсся как сивый мерин, сайгак и трусливый заяц в одном лице. Подскочив к нам, осмотрел даже не прокушенный палец своей жены и повернулся ко мне.
— Кто это её? Ты?
Я рассмеялась ему в лицо, от души. Это же надо такое придумать?
— Да если бы это была я, то откусила бы, чего церемониться. Получать, так по полной. Как наказывать будешь? Зубы по одному повыдергаешь, или свою инородку не станешь затыкать, пусть уже Лизонька оглохнет и … ослепнет. — Ни к селу, ни к городу ляпнула я про испорченное зрение, видя перед собой не чемпиона, а подкаблучника.
Не видеть бы его совсем!
Поцеловав Искандера, я поковыляла в сторону остановки, не оглядываясь и не прислушиваясь, что там верещала «гражданка укушенная». Но краем глаза успела заметить, как Мишка зажал ей рот и, сверкая своими тёмными зенками, потащил свою жену в здание клуба.
Минут через десять Исаев вместе с Русланом вышли и направились в мою сторону. Автобус с детьми показался за леском, а они встречать идут. Я отвернулась, как мне всё надоело…
— Лиза, нам надо с тобой поговорить. Ты очень торопишься? Если нет, то часа через два сможешь уехать с детьми. Пойдём в кафе? — Предложил Руслан.
— Громко сказано — пойдём! Ну, если вы никуда не торопитесь, то к вечеру доберёмся.
— Я сейчас, машину подгоню. — И умотал, оставив меня наедине с Мишкой.
Он не смотрел в мою сторону, молчание нервировало, в моей душе поднимался ядовитый огонь сарказма, так и норовившего сорваться с языка язвительными уколами и насмешками. Как много мне хотелось ему сказать! Вернее, выдать уже тираду «между нами не может быть ничего, даже дружбы». Вытащить саблю из ножен и провести, так сказать, черту!