— Я сказал, иди! — Колокольный звон нижним регистром заволок всё помещение. — Повторить?

Я подсунула бумажку ему под нос, он расписался.

— Всего доброго. Совет вам, да любовь! — И отвернулась к ксероксу за очередной порцией документов.

— Спасибо, только поздравлять не с чем. Этот брак…

— Лишняя информация, Михаил Михайлович! Вы что-то ещё хотели?

А я хотела содрать с себя кожу, все клеточки которой вопили о страшном желании отобрать, увести, украсть и спрятать Мишку Исаева от всех и вся! Ну что происходит, Лиза! Он отказался от тебя, женился, готовится к свадьбе, а ты? О чём ты, Лизонька?

Он понял, всё понял. Я разгадала это по его глазам, страдающим, сочувствующим, растерянным. Не получается у меня скрыть от этого мужика свои чувства, да и зачем? Кому будет от этого легче? Мне уж точно нет… Ну, не могу я примирить своё девичье сердце с потерей его владельца, Мишки-боксёра, чемпиона и гада, моего мучителя… Получается, я отдала свою душу в никуда? Ей теперь одной-одинёшенькой бултыхаться в жизненных перипетиях? Внутри горел пожар. Как было бы уместно выжечь её, эту душу до тла, ничего не чувствовать, не надеяться, не верить. Но как? Решение пришло, откуда не ждали… Чингиз…

Я пришла к нему поздно, почти в двенадцать ночи. Ноги носили меня по городу сами по себе, не спрашивая направления. Лёд и пламень, хорошо и плохо, можно и нельзя — противоречия сводили с ума. И я решила — назло. Отдамся этому хану-хаму назло Мишеньке-Мишане.

— Добрый вечер, Чингиз! Я… Я… — Язык не поворачивался сказать, что я.

Он сидел в своей любимой позе, развалившись на стуле, расставив ноги в разные стороны. Джинсы обтянули их, показывая накаченные мышцы бёдер. А под майкой угадывались крепкие руки и грудь, широкая, страшно волосатая. Меня пробил озноб, и я попятилась назад, почти до двери.

— Чего приходила, Лизонька? — Ехидно улыбаясь, изрёк восточный мужчина, вдруг показавшийся мне очень красивым и притягательным, секс-символ во плоти.

— Я… Хочу… Хочу, чтобы ты показал, какой может быть женщина… Какой прекрасной. — Меня уже трясло во всю, выбивая последние силы и корешки разума.

— О, мы уже на ты? Хорошее начало. — Чингиз перестал улыбаться, встал, подошёл вплотную, поднял двумя пальцами мой подбородок. — Посмотри на меня, Лиза! Посмотри, не бойся, девочка!

В глазах, чёрных-пречёрных, плескались отблески огня разожжённого камина. И доброта. Я даже растерялась, увидев, с какой нежностью он смотрит на «мышь в мышеловке», так я себя ощущала.

— Не надо, не бойся, всё будет хорошо. — И стал раздевать меня.

Снял шубку, шарф, посадил к себе на колени и стал расстёгивать сапожки, медленно, аккуратно. Пересадив меня на стул, сам уселся на пол и принялся массажировать мои ноги. Балдёж, после целого дня скачек на каблуках. Я даже закрыла глаза…

— Расслабляйся, распусти свои пружинки, освободи свою умную голову от дум, просто отдыхай. Доверься мне, отпусти своё сердце, дай волю чувствам. — Пощипывая мои икры, он начал продвигаться вверх, по бёдрам, под юбку.

Я сжалась, как от прикосновения куска льда, ноги сдвинулись вместе, зажав его руку.

— Я же сказал, расслабься. — Он покачал головой, как учитель нерадивому ученику. — Я просто хочу снять с тебя эти ужасную придумку человечества, колготки. Никакой эстетики, синтетика на попе и вечно чешущиеся ножки. Ведь да? — Чингиз посмеивался, явно отвлекая меня. — То ли дело чулочки, фильдеперсовые, с кружавчиками и красивыми резиночками. Согласна?

— Нет, колготки удобнее, — промямлила я.

— Ну да, я забываю, что у меня в гостях деловая женщина. Выключи её, вспомни себя девочкой-подростком, о чём ты мечтала? Ты не так далеко ушла от тех дней. Вспомни о своём идеале. Я похож? — И засмеялся, открыто и искренно, одним движением стянув с меня «ужасную придумку».

Следом полетел мой любимый кожаный поясок, юбка и кофточка.

— Очень приятно, что тебе понравился мой подарок. Я был уверен, что угадал с размером.

— С таким опытом было бы странно не определить. — Под мужскую болтовню меня и правда отпускало, я обретала дар речи.

Чингиз подхватил меня и понёс в душ. Включил воду, поставил под тёплые струи и влез сам, в джинсах и майке. Опять подхватил меня так, что наши глаза оказались напротив друг друга.

— Ты раздеваешь меня, я — тебя. И смотри на меня, всё время смотри в мои глаза.

Я потащила майку, задрав руки вверх, одновременно был расстёгнут бюстик, застёжкой спереди, и моя грудь упёрлась в волосатый торс визави. А он, всё ещё удерживая меня одной рукой, второй стянул и трусики. Как он это сделал? Но подумать об этом не получилось. Прижав меня, Чингиз раздвинул мои ноги и усадил к себе на живот, заставив зацепиться за его шею и ещё сильнее прижаться грудью.

— Ты не закончила процесс раздевания мужчины, моя дорогая. Держись, я сделаю это сам.

Повернув и прижав меня к себе спиной, он очень мягко и осторожно, как бы изучая, стиснул полушария моей груди с набухшими верхушечками длинными и ласковыми пальцами. Я почувствовала запах того же парфюма, обалденного, очень нравившегося мне. Но исходил он от пены, которую Чингиз одной рукой наносил на мои плечи, шею, вниз на грудь, живот, и… Я опять напряглась, дёрнулась, как птичка-невеличка в силках птицелова. Вода залила лицо, волосы, смыла пену. Размазать макияж я не боялась, сделав коррекцию и ресниц и бровей. Надо было отдохнуть от косметики, которой придётся в достатке пользоваться в командировке. Но волосы, после высыхания они опять закудрявятся, а завтра на работу, я не успею привести их в порядок. Осталось только проанализировать план работы на завтра и количество звонков, которое необходимо сделать нашим партнёрам. И надо ещё продумать маршрут… Стоп!

А сзади стоял восточный красавец, упираясь в мою попу своим уже раздувшимся агрегатом. Не комильфо…

— Прими душ и выходи. — Чингиз вылез из кабинки, он был недоволен, мной или собой? — Твой халат розовый, и полотенце тоже.

Как у него всё продумано! Или кого-то ждал? Или проводил? А он, этот халат, точно чистый? Сомнение закралось ещё и потому, что пах он любимым ароматом восточного мужчины. Но не он же, в самом деле, его одевал? Что делать? Я опять постирала своё бельишко, развесила на сушилке. А что, надо было взять с собой смену белья и ночную рубашку? И тапочки? Выглянув в дверь и удостоверившись, что Чингиза нет, я проскочила голяком к шкафу, вытащила простынку, замоталась известным образом и юркнула в постель, уже разложенную. И через пару минут дрыхла. Факир был пьян, и фокус не удался. Усталость навалилась тяжёлой ношей, обалденный запах (всё-таки людям не зря дано чувство обоняния) и удобная кровать сделали своё дело. И потомок ханов оказался просто человеком, а не половым гигантом, извращенцем или, не дай бог, маньяком. Утро принесло неловкость, рука Чингиза обнимала, придавив мою грудь, оголившуюся и приплюснутую. Пытаясь вылезти из-под неё, я разбудила своего соседа. Он перевернул меня к себе спиной, зацепил руками в замок под грудью, накрыл одеялом, зарылся в моих волосах.

— Ещё есть время, давай немножко полежим. — Попросил он и сильнее прижал мою пятую точку к себе…

Ой, только не это.

— Извини, но мне нельзя опаздывать, не поймут. И времени уже нет. Давай отложим. — Сказанула я, как будто речь шла о переносе встречи с одноклассницей.

Не зная, куда девать глаза, выползла из-под тяжёлых, безвольно лежащих на моём животе, рук. И уже, стоя под душем, услышала, что кто-то пришёл, похоже, женщина. Не хватало ещё разборок с утра пораньше, да ещё и с кем-то из пассий Чингиза. Почему-то меня задело, завибрировало в одном из уголков души… Я отогнала ненужные мысли, ведь я ему никто. Как и Исаеву. А кому я кто?

За дверью установилась тишина, и я рискнула выйти. В конце концов, мне не перед кем отчитываться, Лиза Романова — женщина свободная. Комната была пуста, я быстро оделась и умотала, забрав с собой аромат восточного мужчины, пропитавший мои вещи.