На часы, доктор к сожалению, не посмотрел.
— Иди на…, Мишка. — Сказал руководитель стационара. Матерился он часто, не стесняясь ни секретарши Раисы, ни посетителей в приёмной. — Не грузи меня, отстань… Дай поесть по-человечески…
Обед в кабинете главного врача был своего рода ритуалом. Готовила его на трёх персон — хозяина, Владлена и Раису собственноручно шеф-повар больничной кухни. Она и сервировала стол так, словно он находился не в кабинете главного врача больницы, а в ресторане гранд-отеля. Обед начинался точно в определённое время, и все в больнице знали, что в этот момент никакие самые острые проблемы решить невозможно, разве что возникнет пожар или вдруг сгорит электрощит, что случалось уже несколько раз.
Так ортопедический стол и остался стоять на трёх табуретках. Потом Лабецкому доложили, что скинулись ортопеды, починили его за свой счёт — оперировать-то им, и ответственность за больных тоже им нести… А нейрохирурги за свои кровные купили кровоотсос и какую-то другую ерунду. Купили и купили, не будут больше приставать к нему — вот и ладно. Он сразу забыл об этом. Никаких угрызений совести по этому поводу Лабецкий не испытывал.
И вальяжно расположившись с кофейной чашечкой в руках, звонко хрустя крекером, он проводил эти совещания с заведующими, называя всех присутствующих, словно добрых приятелей, только по именам, вне зависимости от их возраста.
— Михаил… Марина… Николай… Владлен…
А руководители отделений, конечно, обращались к нему только по имени отчеству и преданно смотрели ему в глаза. По крайней мере, ему так казалось. В такие минуты он чувствовал себя на вершине Олимпа.
Средний медицинский персонал Лабецкого волновал мало. При вступлении в должность он тщательно распределил места, а потом всё потекло, как по маслу. Главной сестрой больницы он назначил пенсионерку, страшную стерву, которая из боязни быть уволенной, с готовностью выполняла роль провокатора, когда надо было убрать кого-нибудь из недовольных. Со старшими медицинскими сёстрами отделений было ещё проще. Методом проб и ошибок, а также по подсказке более опытных коллег, которые занимали свои должности главных врачей достаточно долгое время, Лабецкий назначил старшими сёстрами тёток предпенсионного возраста. Бабы они были расторопные, опытные, а самое главное, страшно боялись потерять своё место. С ними он всегда разговаривал в повелительном тоне. Они не возражали открыто и никогда не жаловались. На старшую сестру отделения легко было свалить любой ляп, любой промах, любую жалобу. И каждую из них можно было мгновенно заменить на более покладистую и преданную.
Чаще всего, устав обивать пороги хозяйственной службы, они приходили к нему с жалобами на бездеятельность его зама Сан Петровича: у кого-то в отделении месяцами не заменялись разбитые унитазы, где-то болтались вывалившиеся розетки, представлявшие угрозу для больных, или не работали холодильники и телевизоры в платных палатах… В таком случае разговаривать было не о чем, он сразу отсылал их обратно к завхозу. Старшие сёстры могли месяцами совершать эти челночные рейсы из одного начальственного кабинета в другой, если только не удавалось решить хозяйственные проблемы отделений с помощью врачей-мужчин или тех же больных.
Сан Петрович, или «Шурик», как звали его в больнице, был жулик невиданный, и умел делать деньги из воздуха. Лабецкий, собирающий весьма жирные пенки в виде откатов, ему даже завидовал. Словно по щучьему веленью в больнице вдруг появлялись старые мебельные стенки, диваны, кресла, холодильники, телевизоры и электроплиты (конечно, взамен новых, купленных за счёт больницы, которые направлялись по известным адресам). Впрочем, в нищих голых отделениях, где не хватало даже табуреток в столовой, были рады и старой мебели. За счёт больницы, в которой, якобы, постоянно проводился частичный косметический ремонт, Шурик провернул не только «евроремонт» в собственной квартире, в двух квартирах своих взрослых детей и у Лабецкого, но и круто отремонтировал квартирку секретарше Раисе, которая к этому времени вполне официально стала любовницей главного…
В отношении Раисы тоже была своя стратегия. Во-первых, секретарша должна быть союзником, а не противником, а во-вторых, Раиса была девицей заметной, грудастой, дородной, одинокой разведёнкой и бездетной к тому же. С женой у Лабецкого давным-давно сложились довольно странные отношения. Они спокойно обсуждали финансовые вложения, принимали гостей и сами ходили в гости к нужным людям. Вера чутко следила за модой, любила дорогие украшения, часто ездила заграницу, на курорты… Но ей было совершенно безразлично, что муж ел сегодня на завтрак, и ел ли он вообще. На кухне в их доме хозяйничала шустрая старушка, бывшая санитарка из больницы, которую подыскала Лабецкому главная медсестра, в комнатах убирала тоже баба Маша. Детей у супругов не случилось, и кроме общей крыши над головой их ничего не связывало. Когда Лабецкий ночевал у Раисы, она кормила его вкусной домашней едой, стирала его рубашки, а на работе всегда была услужлива, молчалива и расторопна в деле. Ещё бы! Раису он просто осчастливил: оформил её по разным должностям, начислил ей всякие совместительства и совмещения, проценты за сложность и объём работы. Но всё это были семечки. Он одел её и обул, накупил ей всяких золотых побрякушек. За счёт профсоюза она каталась на море, отдыхала два-три раза в год в самых дорогих санаториях и пансионатах. Профкомовская тётя, имя и отчество которой никак не мог запомнить Лабецкий, очень дорожила своей должностью, поэтому покупала на собственные деньги коробки дорогих конфет, и сама ездила в вышестоящие профсоюзные организации, где, многозначительно разводя руками, каждый раз униженно выпрашивала путёвки для секретарши главного врача…
Кроме совещаний с заведующими отделений Лабецкий очень любил свой день рождения. В этот день дверь в приёмную была распахнута настежь, и поток посетителей не иссякал до вечера. Сначала заявлялся административный отдел: начмед, экономисты, бухгалтеры, врач-статистик, инженер по оборудованию. Преподносились цветы, общий денежный презент… Затем приходили заведующие отделениями, также с цветами и конвертом, потом — старшие медсёстры, от которых он тоже не стеснялся принимать достаточно пухлый конвертик вместе с огромным букетом и поцелуями в щёчку… Не отставал от других и хозяйственный блок с кухней, приезжали многочисленные посетители со стороны с импортным коньяком и подарками — приятели из ГИБДД, милиции, муниципалы, директора магазинов и владельцы ближайших торговых точек… Количество конвертов росло в геометрической прогрессии, пару штук он всегда переправлял Раисе в ящик её стола…
Жизнь радовала по нарастающей. Лабецкий несколько раз сменил машину. Не стесняясь, он припарковывал возле больницы очередную иномарку, о которой его хирурги и мечтать не могли… Вскоре он купил шикарную квартиру в новом клубном доме с охраной и, воспользовавшись нужными связями, построил дачу на берегу озера прямо в водоохранной зоне… За границу он не ездил, считал это пустой тратой денег. Для процветания ему вполне хватало отечества. При вступлении в должность главного врача пришлось, правда, лишить себя радости ресторанных застолий, которые Лабецкий очень полюбил в последнее время. Он не прикасался к бутылкам целых три года, только копил дареные коньяки, виски, и бренди, складывая их всё в том же офисном шкафу, словно в винном погребе. В случае необходимости он угощал ими высоких гостей и ревизоров, которые в больнице появлялись редко. Все аудиторские проверки заканчивались вполне благополучно: сервированный обед с дорогим коньяком и приложение значительной суммы в конверте делали своё дело, и грозная с виду комиссия, написав положительный акт, уплывала восвояси… Период говенья, наконец, закончился: теперь Лабецкий не видел никакого смысла в воздержании, и в его кабинете по вечерам начались такие гулянья, что после их завершения глухой ночью Раиса, которая жила рядом с больницей, с трудом затаскивала его к себе домой. Иногда на следующий день он даже не мог выйти на работу, или приходил в таком виде, что по всем отделениям тут же разносился слух, что к главному сегодня ни с какими вопросами и документами обращаться не имеет смысла. Бывало, что жестокое похмелье совпадало с вызовом в комитет здравоохранения. В таких случаях вместо Лабецкого к начальству отправлялся Владлен Саныч, а то и Шурик, но, когда не получалось отвертеться от посещения вышестоящей организации, приходилось ехать туда в непотребном виде, что, конечно, не оставалось незамеченным.
