Стоял знойный июль. Воскресенье. Никита дежурил. Кондиционер в ординаторской надрывался целый день. В сумерках он его выключил и открыл окно. Пахнуло остывающим ветром. В больнице и в больничном дворе было непривычно тихо. Никита, чтобы как-то отвлечься от тяжёлых размышлений, решил, наконец, навести порядок в своём письменном столе. Верхний ящик был забит до отказа какими-то ненужными бумагами и обрывками каких-то записей. Пустая урна под столом тут же оказалась заполненной. В самом дальнем углу ящика он вдруг нашёл целую пачку старых фотографий, которые когда-то сделал один бойкий корреспондент местной газеты: заведующий хирургическим отделением на приёме в поликлинике, заведующий в перевязочной, и даже одна фотография с порога операционной, где доктора Быстрова могли узнать только самые близкие сотрудники по спине, согнутой над операционным столом. Никита страшно рассердился, увидев эти фотографии, отнял их у молодого корреспондента и забросил подальше в ящик своего стола. И, конечно, про них забыл. А сейчас… Кому они нужны? Он порвал снимки и тоже выбросил в корзину. Последний клочок бумаги, который он извлёк из пустого ящика, был совсем помятым и жёлтым от времени, с чётко отпечатанным следом от стакана с дежурным кофе. Никита с любопытством его развернул — и обомлел: это были его стихи! Да, да, те самые: «Я есть хирург районный…». Неужели это его творчество? Какая же муть была в его голове, каким наивным он был всего несколько лет тому назад! Без тени сожаления, и этот пожелтевший листок он порвал на мелкие кусочки.

Зазвонил телефон. Никита узнал голос медсестры инфекционного отделения.

— Никита Петрович, нужна ваша консультация…

— Что у вас?

— Больной жалуется на боли в правом боку. Похоже — аппендицит…

— Ладно. Сейчас спущусь. Вы меня хоть приоденете?

Он почувствовал, как усмехнулась медсестра.

— Всё, как в операционной, ничего нового: хирургический халат и шапочка. Маску и перчатки свои возьмите, у нас их в обрез…

Никита только вздохнул.

Он спустился на первый этаж, в санпропускнике надел два хирургических халата — один поверх другого — медсестра крепко завязала лямки на его спине, глубоко натянул поданную ею шапочку, привычно нацепил маску.

— Ну, пошли…

По пути он заглянул в ординаторскую, поздоровался с врачами. Две пожилые женщины-терапевта, ставшие вдруг инфекционистами, не выходили из отделения уже месяц, боясь заразить своих родственников. Спали здесь же в кабинете на раскладушках. Дежурили по очереди, стараясь дать коллеге возможность отдохнуть. На днях им на смену должны выйти двое мужчин, таких же новоиспечённых инфекционистов, успевших здесь заразиться и теперь заканчивающих лечение по поводу весьма оригинального «гриппа».

— Что с больным?

— Жалуется на живот… Температура высокая, трудно понять. Его история здесь на столе.

Никита пошёл в отделение следом за медсестрой. Сегодня на утренней «пятиминутке» дежурный врач доложил, что в инфекционном отделении, открытом на двадцать пять коек, находится на лечении сорок два человека. Несмотря на частые интенсивные проветривания здесь было очень душно. По обе стороны коридора вытянулись в ряд раскладушки, принесённые родственниками из дома, на которых лежали больные обоих полов и разных возрастов. В палатах койки стояли так тесно, что втиснуть между ними раскладушки было невозможно. Больные были уложены между кроватями на матрасах прямо на полу. Многие пациенты болели тяжело, стонали, кашляли. Медсестра указала на одного из них.

— Вот этот, Никита Петрович… Киреев.

Больной был среднего возраста, тучный, отёчный, тяжело дышал, испуганно глядя на хирурга.

Они вытащили его на матрасе в проход между кроватями.

— Температура?

— Тридцать девять…

Пальпировать живот пациента, присев на корточки, было неудобно. Никита встал на колени на край матраса.

— Где болит?

Больной, молча, ткнул пальцем в правый бок.

— Давно?

— Со вчерашнего вечера…

Подумал:

— Высокая температура, боль в правом боку… Если это аппендицит, значит придётся его тащить в чистую операционную… Потом выделять для него отдельную палату и проводить тотальную дезинфекцию в отделении.

Медсестра сердито сказала.

— Не дышите в лицо хирургу, Киреев. Если он заболеет, кто будет вас оперировать?

Больной отвернулся.

Никита поднял его рубашку, влажную от пота, провёл по вздутому напряжённому животу рукой в хирургической перчатке.

Усмехнулся про себя.

— Да, мама была права, называя меня «Вёшенкой»: как и этот жизнелюбивый грибок, я в любых условиях и на «любом субстрате» буду выполнять свою работу.