По телевизору показывали плохой фильм о войне. Гремели взрывы, шли танки, кто-то кричал «Ура!»…
Алексей Петрович болел. Он сидел в кресле, прямо перед телевизором, спрятав ноги в электрический сапог-грелку. Шея его была обвязана тёплым шарфом. Словно поперхнувшись, он опять закашлялся сухим, лающим кашлем.
Славка вошёл, встал у порога.
— Дедушка, сделай, пожалуйста, потише… Оглушил…
Алексей Петрович промолчал. Оторванный от любимого дела, он не мог найти себе занятия и отыгрывался на близких. Славка убавил громкость телевизора и хотел было уйти, едва скользнув взглядом по экрану.
— А ты почему фильмы о войне не смотришь, будущий солдат?
— Так скучно же… Всё заранее известно…
— Ишь ты… Что ты вообще знаешь о войне, что тебе всё известно?
Вошла Наташа. Алексей Петрович, покашливая, обернулся к ней.
— Совсем он у тебя аполитичный вырос… Ничего не знает, ничем не интересуется… Одни анекдоты на уме…
— Он не только у меня вырос, папа… Но и у тебя тоже… Откуда тебе знать, что у него на уме? Это тебя никогда не интересовало… — парировала дочь.
— В фильмах о войне ему, оказывается, всё известно… — ворчал Алексей Петрович, не слишком вслушиваясь в её слова.
— Папа, — поморщилась Наташа. — Не придирайся. Ты в первый раз за полгода перед телевизором сидишь, и то по болезни. А Славка в кинотеатрах не одни штаны протёр. А фильмы о войне, и в самом деле бывают разные — и хорошие и плохие…
— Ладно… — Махнул рукой Алексей Петрович и снова закашлялся. — Вас не переспоришь, вы всегда самые умные… Поставь-ка мне банки…
Зоя Васильевна готовила на кухне обед. Славка заглянул, быстро стащил со стола что-то вкусное. Она звонко хлопнула его ложкой по лбу.
— Ба… — Обиженно пропел он. — Я в армию ухожу, не обижай меня…
Зоя Васильевна улыбнулась.
— Отец звонил. Сейчас прибудет.
Славка хлопнул в ладоши.
— Хоть раз в жизни побыть в центре внимания! Все меня любить сразу начали, ходят вокруг, сочувствуют… — Он примолк и вдруг спросил, став совсем серьёзным. — Бабуля, а ты будешь переживать, если меня в Афган отправят?
Зоя Васильевна побледнела, уронила половник, перешагнула через него, схватила внука за плечи и прижала к себе.
— Я бы всё сделала, только бы не было этой бессмысленной бойни… Но как тебя защитить, я не знаю…
Наташа ставила отцу банки. Он лежал на животе, подставив рыхлую спину и, отвернув поневоле голову к стене, сердито выговаривал дочери.
— Работать надо, работать…
— А искусство, по-твоему, не работа? — обиженно возражала Наташа.
— Это у тебя-то искусство? Вертишься, как белка в колесе: три слова на радио, роль без слов на телевидении, «Кушать подано» в театре…
Наташа сдерживала слёзы, эти бесконечные споры людей, не способных понять друг друга, опустошали её.
— Папа, ты ведь занимаешься наукой… Это тоже творчество. Почему ты не хочешь меня понять?
Она загасила горящую палочку и крепко укутала старика пледом.
— Творчество… — Гнусавил в подушку Алексей Петрович. — Наука — это, действительно, творчество. Это нужно всем — и государству, и людям…
— Театр тоже нужен всем, — не сдавалась Наташа, хотя спорить она совершенно не умела.
— Зачем нужен? — Последовал гнусавый вопрос.
— Ну… — Совсем растерялась Наташа. — Просто, чтобы лучше узнать жизнь…
Алексей Петрович хрипло засмеялся, закашлялся…
— Это в театре-то? Сколько раз на твои премьеры ходил, мать заставляла… Три часа в темноте просидишь, а про что речь, так и не поймёшь… Вот я где-нибудь в Чимкенте сутки на вокзале в ожидании поезда проведу, такую жизнь увижу, что твоему Товстоногову и не снилось…
Славка снова заглянул в кухню.
— Ба, разними их… Подерутся…
Зоя Васильевна отложила половник, закрыла крышкой кастрюлю, выключила газ.
— Совсем наш дед болеть не умеет…
Когда она вошла в комнату и встала у порога, Наташа сидела в кресле, обречённо дожидаясь конца процедуры. Алексей Петрович всё ещё лежал, уткнувшись носом в подушку. Банки подпрыгивали на его спине, когда он говорил.
— Я, между прочим, всё это ему сказал… — вдруг ядовито хихикнул он.
— Кому? — Даже привстала с места Наташа.
— Да Товстоногову твоему, Гоге…
Зоя Васильевна всплеснула руками.
— Да где же ты с ним встретился?
— А мы часто встречаемся …В Смольном… Пленум обкома был на той неделе… Рядом сидели… Вот я ему всё и сказал…
— Что «всё»?
— Что он ставит всякую дребедень… Что думал, то и сказал…
Наташа выразительно посмотрела на мать, потом на часы, и, вздохнув, начала снимать банки со спины отца.
— Надеюсь, ты ему не сказал, что ты — мой отец?
— Конференция началась. Мне с докладом надо было выступать. Уже не до тебя было…
Наташа еле сдерживала слёзы.
— Мам, ты на какой спектакль его водила? — Спросила она через плечо.
— «Ханума»… Хотела, чтобы он посмеялся, отдохнул…
— Ну, вот… Надо было в Пушкинский… На «Оптимистическую трагедию»…
Наташа быстро вышла и заперлась в ванной.
— Зачем ты её обижаешь, Алёша? И без того ей не просто живётся…
Алексей Петрович, освобождённый, наконец, от банок, сел на диване.
— Сама себе такую жизнь придумала. Вместе с тобой, между прочим… Могла бы любую профессию выбрать — инженера, доктора… В артистки ей захотелось… — И, останавливая жену, которая хотела что-то возразить, попросил:
— Подиктуй-ка мне этих… писателей, что ли…
Наташа беззвучно плакала в ванной.
Вскоре телевизор был выключен. Алексей Петрович, закутанный женой в плед, старательно писал под её диктовку за круглым обеденным столом.
— Эк-зю-пе-ри… Э-лю-ар…
Зазвенел звонок. Славка бросился в прихожую, распахнул дверь. Вошёл Дмитрий Павлович.
— Ты чего? — Засмеялся он, увидев разочарованную физиономию парня. — Девочку ждал?
— Отца. Должен приехать.
— Как дед?
— Всех «низводит»… Как Карлсон «домомучительницу». Спасайте.
Дмитрий Павлович снял пальто, прошёл в гостиную. Алексей Петрович сосредоточенно записывал.
— Мане, Моне, Дега, Лотрек… Латрек или Лотрек?
— Принести альбомы?
— Не надо. Не хочу ничем лишним забивать себе мозги. Мне бы только писателей с художниками не перепутать, как в Голландии… Хорошо, что наш посол тогда меня своим телом закрыл… Пусть этот список в кармане лежит, подсмотрю, коли нужда будет…
— Ты что, во Францию собираешься? — Вошёл в комнату Дмитрий Павлович. — Здравствуй, Зоя…
Поцеловав Зою Васильевну в щёку, он профессиональным беглым взглядом окинул друга, коснулся тыльной стороной ладони его лба.
— Франция потом. Сначала мне надо в Среднюю Азию слетать, оттуда — на Дальний Восток… Вот тебе профессиональная задача — поставить меня на ноги за три дня…
— Это как получится…
— У меня билет на пятницу…
— Я его не пускаю, да он разве послушается… Везде незаменимый…
— Надо мне туда, понимаете? Я из тридцати пяти лет, что институтом руковожу, пять лет в Коканде провёл — завод строил… И теперь должен посмотреть, как он жить начнёт. И на Дальний Восток самому надо слетать, там наш филиал совсем захирел, кроме меня никто не решит, закрывать его или нет… Такие дела… Но даю вам всем слово- это прощальная гастроль… Вот юбилей отметим — и всё…
— Дима, ты пока этого гастролёра посмотришь, я на стол собирать буду. Наташа, ты где там?
Опять кто-то позвонил в дверь. На этот раз это был, действительно, Славкин отец.
— Я не опоздал? — Похлопал он сына по плечу. — А то, думаю, маршируешь уже где-нибудь с песней… У тебя в детстве самая любимая была: «Не плачь, девчонка, пройдут дожди…».
— А что — хорошая песня, — обнимая отца, подхватил Славка. — Главное всё понятно: «Солдат вернётся, ты только жди!»…
Владимир был вполне современным человеком дела. Мужской красотой он не обладал, но женщины всегда его выделяли не только за высокий рост, но и за умение быть с ними предельно вежливым и даже галантным. Родители его, совсем простые люди, ничего не могли ему дать кроме своей любви. Отец Володи, пройдя солдатом всю войну, так и остался с четырьмя классами образования, а мать и вовсе едва умела расписаться. Владимир закончил десять классов, потом техникум и в девятнадцать лет начал строить жизнь и карьеру самостоятельно. Никто и никогда ему в этом не помогал. Но был он умён, для своих лет достаточно образован, умел ладить с людьми, избегать ненужных конфликтов, и вскоре стал быстро учиться пользоваться нужными знакомствами и связями. В результате продвижения по службе не заставили себя ждать. Владимир быстро поднимался по служебной лестнице, оставляя далеко позади своих сверстников.
