Я совсем запустила своё жилище. Мои вещи валялись разбросанными днями, а то и неделями. Бывало так, что я приезжала со сборов на полтора дня, меняла дорожные сумки, одежду и снова исчезала из города на несколько недель. В конце концов, я вдруг вспомнила, что два месяца не платила за квартиру. Протаскав квитанции в сумке немало дней, я, наконец, заскочила в сберкассу где-то в центре города. Простояв около часу в ненавистной очереди, я рассчиталась со всеми долгами государству и, запихивая на ходу чеки в сумку, заторопилась к выходу. Но перед самым моим носом тяжёлая дверь, оттянутая жёсткой пружиной, со скрипом отворилась. Я отодвинулась, пропуская пожилую женщину, но, когда она подняла на меня глаза, остолбенела. Это была Валентина Владимировна. Она не сразу узнала меня, но, узнав, слегка улыбнулась. Я стояла, как вкопанная, и растерянно молчала. Сзади кто-то нетерпеливо меня подтолкнул.

— Вы идёте или нет? — Услышала я недовольный голос.

Валентина Владимировна твёрдо взяла меня за локоть и отвела в сторону. Потом, опять мягко улыбнувшись, грустно взглянула на меня.

— Ну, что ты так испугалась… Не надо, я не такая страшная.

— Я не испугалась… Просто так неожиданно…

Я постепенно приходила в себя.

— Ничего, Лариса, ничего… Мы справимся с этой ситуацией… — Она опять грустно заглянула мне в лицо. — Нам всем нужно сейчас набраться мужества. Всем… — Подчеркнула она и продолжила. — Я знаю, что тебе сейчас тоже нелегко… И я тебя уважаю: хорошо, что ты приняла это решение три месяца назад, а не три года спустя. Я так и Виктору сказала…

Я вздрогнула, услышав его имя, и вопросительно посмотрела на Валентину Владимировну, не смея задать вопроса. Она поняла и сказала просто.

— Ничего, он справляется. Он ведь много лет жил один. Его жизнь вернулась в прежнее русло, вот и всё…

Говорить больше было не о чем. Я попрощалась и повернулась к двери. Но потом оглянулась — Валентина Владимировна стояла на прежнем месте и грустно смотрела мне вслед.

Я сказала неожиданно осипшим голосом.

— Валентина Владимировна, пожалуйста, не говорите Вите, что…

Она опять всё поняла без лишних слов.

— Я не скажу ему, Лариса, что видела тебя. Не скажу…

Прошла зима, и снова наступило лето. Сборов и соревнований прибавилось. Теперь мне не надо было никуда напрашиваться — спортивная гимнастика полностью поглотила всё моё время. С личной жизнью было покончено. Ничего другого не оставалось, как, по совету Светланы, с головой окунуться в работу. Для начала надо было проштудировать много литературы по спортивной медицине, которую я со своим поликлиническим снобизмом прежде всерьёз не принимала. Потом пришлось освоить несколько смежных специальностей — физиотерапию и функциональную диагностику, просидеть не один час на приёме спортивного травматолога… Ко времени начала сборов по гимнастике кое-что в спорте я уже понимала. Я больше не боялась тренеров. Я перестала их бояться. Неожиданно для себя. И, удивляясь самой себе, активно сопротивлялась, когда кто-то из них внедрялся своими знахарскими методами в мою врачебную епархию.

Поздно вечером мне позвонила мама Наташи Снегирёвой. С родителями своих подопечных я всегда ладила. Во мне они видели единственную защиту от произвола тренеров, которые в стремлении к успеху, иногда выходили за границы дозволенного. Гимнастки готовились к Юношеским играм, и женская сборная города тренировалась всё в том же застеклённом, словно аквариум, зале. Наташа Снегирёва была ученицей так нелюбимого мной Игоря Петровича, которого я до сих пор демонстративно называла на «Вы» и по имени отчеству, хотя с другими тренерами давно уже была на «ты»… Наташа — девочка красивая, с длинными ногами и руками. В команде она выступала очень стабильно, была капитаном, но по комплекции более подходила не для спортивной гимнастики, а для художественной, куда её всё время пытались переманить, когда она ещё была маленькой. Но теперь-то я понимала: девочку с такими длинными ногами надо было и тренировать по-особенному. По крайней мере, её надо было научить правильным соскокам со снарядов. Но наш самодовольный Игорь Петрович, получая всевозможные знаки отличия за её победы на соревнованиях, это упустил. Теперь Наташа выросла, выступает по сложнейшей программе мастеров спорта, а, соскакивая с брусьев или с бревна, приземляется неправильно, на прямые ноги. Именно поэтому она постоянно травмируется — то коленный мениск повредит, то связки, один раз был даже вывих надколенника…

Наташина мама была очень расстроена: девочка, укладываясь спать, разрыдалась, жалуясь на коленные суставы, которые не стали болеть меньше даже после традиционных компрессов. Я пообещала поговорить с тренером.

Утром перед тренировкой я к нему подошла. Как всегда, отвечая мне, он смотрел поверх моей головы.

— Игорь Петрович, — начала я вкрадчиво. Я перестала робеть перед ним, но нарываться на грубость тоже не хотелось. — Мне звонила мама Наташи… У неё очень болит колено. Пощадите её сегодня… Пусть она выполняет всю программу… но без соскоков… Особенно с брусьев.

Тренер пожал плечами, так и не взглянув на меня, ничего мне не ответил, но, заметив хореографа, окликнул её и быстро направился к ней. Оставив меня с открытым ртом. Но потом неожиданно на ходу бросил мне через плечо.

— А что, собственно, Вы здесь делаете? Если болит колено — лечите!

Легко сказать — лечить! А когда? На сборе — тренировки три раза в день с небольшим перерывом на еду и отдых. Когда-то девочка должна отдыхать! И, если лечить правильно, то её надо освободить от тренировок совсем, недели эдак на две… А соревнования через неделю.

В раздевалке перед тренировкой я сказала Наташе.

— Постарайся не делать соскоков… Особенно с брусьев. Программу выполняй, как требуется, но не прыгай.

Она смутилась.

— А Игорь Петрович?

Я ничего не ответила.

Теперь я уже не сидела в углу зала. Я садилась так, чтобы видеть каждый снаряд, на котором работали гимнастки. В упражнении на брусьях у Наташи очень сложный соскок. С большой нагрузкой на ноги. Когда она, разминаясь, зависла на верхней жерди и вопросительно посмотрела на меня, я кивнула головой и твёрдо произнесла.

— Не прыгай!

Прозвучало это неожиданно громко. Тренеры, зная заносчивый характер своего коллеги, с интересом посмотрели на меня, но Игорь Петрович и головы в мою сторону не повернул. Он подошёл к снаряду и демонстративно стал объяснять девочке тонкости её соскока. Выслушав его, она опять посмотрела в мою сторону. Я спокойно встретила её взгляд.

— Не прыгай! — Повторила я.

Я, конечно, обнаглела, но если тренер ничего не хочет слышать? В конце концов, кто я в этом зале? Врач или уборщица? Обслуживающий персонал? Кто отвечает за её колено?

Наташа всё-таки соскок выполнила, но тут же опустилась на мат и, прижав к себе согнутую ногу, заплакала. В этот день она тренироваться больше не смогла. Я постаралась ей помочь, но что можно сделать за один день?!

Вечером на тренерском совете Игорь Петрович неожиданно сказал.

— Давайте удалим врача из зала… Мешает работать.

Я замерла. Тренеры молчали. Никто не возразил — слишком большим авторитетом пользовался Наташин наставник. Но никто его и не поддержал. Старший тренер, словно не услышав его реплику, перевёл разговор на обсуждение текущих проблем. Кажется, я победила… Первый раз в жизни.

На соревнованиях Наташа выступила в полсилы, по упрощённой программе. Команда вылетела из лидирующей тройки. И кто был в этом виноват?

Эту телеграмму мне принесли два дня назад поздно вечером. Я не хотела подходить к призывно звенящему домофону, думала, что это упражняется какой-нибудь загулявший алконавт. Но потом всё-таки сняла трубку.

— Вам телеграмма, откройте, пожалуйста…

Телеграмма… Странно. Мы все так давно привыкли к телефону, что, кажется, в наше время совсем разучились писать письма, и, тем более, посылать телеграммы. Странно…