— В общем, нормально. Честно говоря, я думал, что будет хуже. Ты — молодец… Ничего, что на «ты»?
— Я только рад. Спасибо за добрые слова. Отдыхай пока. В понедельник, значит, выходишь. Я тебе первое дежурство на вторник поставил. Если что — звони в любое время. Я никуда не уезжаю, буду здесь, в городе. Дома накопилось всяких дел: отец с Дальнего Востока приезжает, тёще крышу в доме надо чинить.
Поговорили ещё немного. Никита рассказал о своих коллегах. Лев Абрамович Грауэрман в понедельник выходит из отпуска. Очень опытный клиницист. Всегда посоветует и подскажет в сложных случаях. Ассистирует в операционной, но … руки уже не слишком слушаются, дрожат. Конечно, по возрасту давно надо уходить на покой, но доктор не хочет предавать своего заведующего. Часто повторяет, что умрёт в операционной. С другим ординатором Сергеем Иванычем Измайловым проблемы нерешаемые. В связи с периодическими, пусть и нечастыми, запоями отпуска он не заслужил, но рядом с ним особо расслабляться не стоит. Когда работает, соображает отлично, и прекрасно оперирует, но может запить в любую минуту. Сейчас держится, видимо, в ожидании приезда незнакомого коллеги. Ещё на неделю остаётся интерн, будет на подхвате. Потом у него отпуск. Приезжать сюда на постоянную работу он не собирается, хотя парень смышлёный. Провёл в их городке два месяца, осмотрелся — ровесников мало, после школы уезжают работать и дальше учиться в большие города. Молодёжи здесь делать нечего: скучно, вечером деваться некуда, даже в двух кинотеатрах крутят одни и те же старые фильмы… Кажется, парню обещали какое-то место в Вологде.
Олег Юрьевич, прощаясь, крепко пожал Никите руку.
— Пойду погуляю по берегу канала, на шлюзы посмотрю.
— На них надо тёмными вечерами смотреть. Очень красиво, когда теплоход, весь в огнях, погружается в воду…
— Обязательно посмотрю…
Никита про себя только грустно усмехнулся. Конечно, если Измайлов в запой не уйдёт, может быть, и удастся коллеге полюбоваться на теплоходы…
Только к середине дня удалось, наконец, в историях болезни закончить бесконечную писанину. Месяц подходил к концу, Никита вчерне набросал график дежурств. С медсёстрами значительно легче, зато с врачами… В течении месяца график этот приходилось перекраивать несколько раз.
По кафельному полу коридора загремела раздаточная тележка: буфетчица развозила по палатам обед лежачим больным. Остальные пациенты, негромко переговариваясь, ели в рекреации, где находилась столовая.
В ординаторскую заглянула дежурная медсестра.
— Никита Петрович, обедать будете? Или, как всегда, один компот?
— Давай компотику. — Он протянул медсестре свою большую кружку. — Еда есть, жена на неделю приготовила. Пока не хочу, потом разогрею в микроволновке.
— Компот сюда принести?
— Не надо. Оставь в буфете на видном месте. Потом зайду, выпью. Только, по возможности, без фруктов.
Сестра улыбнулась.
— Я помню.
Но пообедать в этот день не удалось. Также, как и поужинать.
Позвонила медсестра приёмного отделения.
— Никита Петрович, скорая везёт тяжёлого больного с ДТП. Без сознания. Тупая травма живота, похоже внутреннее кровотечение… Спускайтесь, я в окно вижу — они въезжают во двор.
Через несколько минут он был уже в «приёмнике». Левая половина лица больного была в запёкшейся крови, очевидно, от глубоких порезов от разбитых стёкол машины. Но это потом.
— Куда он ехал? — Спросил Никита у фельдшера скорой.
— От Череповца. Кажется, сюда. Какой-то пьяный лихач выехал на встречную полосу на повороте и врезался в него. Вот результат.
Вместе с реаниматологом они осмотрели пациента — явная клиника внутреннего кровотечения. Прибежала лаборантка, взяла необходимые анализы крови. Сообщила врачам группу и резус, остальное унесла в лабораторию. Больного отправили на рентген на дребезжащей каталке с разъезжающимися колёсами. Потом УЗИ. Пока доктора ждали заключения, в реанимации приготовили нужную кровь для переливания. Наконец, Никита смог поставить диагноз: сломаны три нижних ребра слева, предположительно полный разрыв селезёнки — надо удалять… Операция несложная, но возможны сюрпризы, по выражению Никиты — «всяческая экзотика», одному не справиться. Надо вызывать подмогу. Позвонил Измайлову. Тот был трезв. Внимательно выслушал Никиту и тяжело вздохнул.
— Никита Петрович, у меня сейчас мать умирает… Она в сознании. Я не могу её оставить. Вы же знаете — у неё рак.
Никита это знал. Но выражать сочувствие было некогда. Придётся вызывать Вологодского доктора. Не удастся сегодня Олегу Юрьевичу полюбоваться на теплоходы, погружающиеся в шлюзы.
Коллега нисколько не удивился. Попросил срочно прислать скорую к гостинице.
В операционной всё было готово. Медсестра сидела на табурете, ожидая хирургов, с поднятыми вверх стерильными руками, согнутыми в локтях — обычная поза медперсонала, готового к операции.
Оперировали, молча. Операция прошла без осложнений. Передав больного в реанимацию, коллеги вернулись в ординаторскую.
— Кофе будете? — Спросил Никита.
— Лучше чаю. Если есть, зелёный, а ещё лучше — ромашковый.
— Зелёный есть. С мелиссой. А ромашковый — это…
— Я понимаю — это изыски… Но я после операций всегда его пью, и тебе советую. Успокаивает…
Поговорили о больном. О тактике его дальнейшего ведения. Если Измайлов застрял дома и завтра на работу не выйдет, то Никите придётся остаться в больнице ещё на одни сутки. В понедельник его сменит Грауэрман…
Была уже глухая ночь. Никита позвонил в приёмное отделение. Попросил медсестру вызвать скорую.
— Тебя отвезут в гостиницу, Олег. Отдыхай. Надеюсь, повторно тебя вызывать не придётся. Одного раза в сутки достаточно.
Коллега ушёл. Никита вдруг вспомнил про компот, ожидавший его с обеда. Пошёл в буфетную. В коридоре свет был притушен, постовая медсестра, наверно, отдыхала в сестринской. Его большая кружка стояла на видном месте, прикрытая сверху чистым блюдцем. В компоте фруктов не было. Его сладковатый вкус смочил высохшее горло. Никита ополоснул кружку под краном вымытой до блеска мойки, и вернулся в ординаторскую. Только после этого подвинул к себе историю болезни прооперированного больного. Писанины здесь хватит до рассвета.
— Пётр Васильевич Симонов… — Прочитал он лицевой стороне истории болезни.
И не сразу понял… А поняв — замер. Стало сразу как-то душно. Никита подошёл к окну и распахнул его настежь. Ночью прошёл дождь, и в кабинет ворвалась струя свежего воздуха. Понемногу он успокоился. Конечно, он не узнал своего отца. Он видел его только однажды, можно сказать, мельком. А потом прошло столько лет…
Значит — отец. Ну, и что?! Конечно, у всех врачей, и у хирургов особенно, есть негласное табу, суеверие что ли: никогда не лечить, а, тем паче, не оперировать, близких родственников, друзей и родственников своих друзей. Но разве своего биологического отца он мог считать близким родственником? Разве он не стал бы его оперировать, если бы даже так считал? Конечно, бы прооперировал! Так и о чём тут думать?
Он открыл историю болезни и стал подробно описывать статус больного.
Послеоперационный период прошёл гладко, без осложнений. Пока отец лежал в отделении, ему дважды перелили кровь, теперь с анализами было всё в порядке. Со временем рубцы от порезов на его лице должны стать почти незаметными — Никита давно научился накладывать косметические швы. Больной уже сам осторожно ходил на завтрак в столовую: диетический обед и ужин в нужном объёме ему доставляли Вера с матерью. Когда подошло время выписки, тёща твёрдо заявила, что решила забрать его к себе. Она выделила ему большую, светлую комнату с окнами на большой цветник. Но частный дом одинокой женщины всегда требует внимания. Никите было неловко: он не то чтобы ничего не умел, у него просто было очень мало свободного времени, чтобы всерьёз заниматься тёщиным домом. При выписке он категорически запретил отцу заниматься физическим трудом, но Пётр Васильевич не захотел быть квартирантом. Поселившись в доме Надежды Игнатьевны, он взял в свои руки бразды правления— по подсказке хозяйки, которая знала здешних толковых людей, сам нанял рабочих. За короткое время они сделали немало: починили завалившийся забор, стала легко открываться калитка, поправили трубу на крыше и поставили на место тяжёлую дверь в банной парилке… Никита не вмешивался, считая, что хозяйственные хлопоты идут больному на пользу. Конечно, он пытался возместить денежные расходы, но отец категорически отказывался.
