— Ты давно дома? А мы погуляли… Димасик спит, пусть спит пока. Ты только распеленай его сверху, чтобы не перегрелся.

Никита осторожно расслабил путы, которыми был спелёнат его сынишка. Потрогал его крохотный носик — так учили когда-то на практических занятиях по педиатрии: носик у ребёнка тёплый, значит, всё в порядке, не замёрз.

— Ты что-нибудь ел?

— Нет… сразу засел за телефон.

За обедом он рассказал жене о том, чем занимался, пока её не было.

— Я покормлю Димасика, если он заснёт, то помогу тебе…

— Чем ты можешь помочь? Я записался на приём в три больницы. Но это будет не быстро.

Визиты к главврачам были на удивление однообразными. Короткое «Садитесь», три минуты Никитиного монолога, беглый оценивающий взгляд внешнего вида визитёра, и однообразное «к сожалению…». Никита начинал понимать, что эти походы бессмыслены. Но почему? Он был уверен, что вакантные ставки и в хирургическом отделении, и, тем более, на отделениях травматологии есть. Возможно, они заняты совместителями, но не все же! Такого ни один главный врач не допустит. Безнадёжность давила на плечи. На лестнице последней крупной больницы, которую Никита посетил в вечерние приёмные часы главврача, он неожиданно столкнулся со своим однокашником, с бейджиком на кармане медицинского халата. С этим парнем он проходил вместе интернатуру по травматологии, у них всегда были добрые, доверительные отношения. Однокашник удивлённо уставился на него.

— Никита! Ты? У тебя здесь кто-то лечится?

— Нет… Я по личным делам к начальству. А ты здесь работаешь?

— Да. Уже два года. Ты в ординатуру поступил, а я — сюда…

— И доволен? — Не скрывая зависти, спросил Никита.

Его приятель понял всё правильно.

— Ты хочешь сюда на работу? — Он сочувственно посмотрел на него, подумал секунду и предложил. — Ты вот что… Ты меня подожди в вестибюле, если не торопишься. У меня рабочий день закончился, я быстро переоденусь, и мы вместе домой пойдём. По дороге поговорим.

Они шагали к ближайшей станции метро почти в ногу. Оба молчали.

— И сколько ты здесь получаешь? — Спросил Никита, чтобы как-то начать разговор.

Его однокашник пожал плечами, ответил без особого энтузиазма.

— На метро хватает.

— Не понял…

— Ну, что тут понимать! Получаю я не рубли, а копейки, которых только на метро и хватает. Слава богу, родители — люди обеспеченные, я с ними живу, семьи нет. А у вас с Верой, говорят, сынишка родился, тебе деньги нужны. Ты, действительно, ничего не понимаешь?

— Нет…

— Ну, так слушай. Чтобы устроиться в эту больницу, я три первых зарплаты отдал главному врачу. Следующие три — начмеду и заведующему отделением. И в течение всего последующего времени своей кипучей деятельности в этом учреждении все заработанные деньги делю между начмедом и заведующим…

Никита остановился, обалдело глядя на него.

— Это что — везде так?

— Никитушка, ты отстал от жизни на много лет. Не ходи по больницам, ручаться могу, не возьмут тебя на работу в стационар. Ты только не обижайся: по одним твоим лыжным ботинкам понятно, что с тебя взять нечего. Попробуй сунуться в поликлинику, там вроде бы дефицит кадров. А в больницах…

Пока шёл от метро к своему дому, в мозгах его расходился туман: задним числом он начинал понимать все необъяснимые события последних недель. Понял, почему главный врач его родной больницы вдруг отказал ему в совместительстве, почему заведующий отделением неожиданно изменил своё отношение к нему. Значит, эта тощая девица, которую он видел тогда в отделе кадров, обещала начальству деньги, самую настоящую взятку. И впервые Никита подумал о своих лыжных ботинках — оказывается, теперь важно, в чём ты ходишь. До сих пор он не задумывался, не придавал значения своей обуви, тем более, что в больнице он ходил в хирургическом костюме и, как все коллеги, в шлёпанцах, а в операционную надевал бахилы… Стало так тошно, что захотелось куда-то спрятаться, сжаться в комок. Это был настоящий тупик. Конечно, поликлиника была в запасе, тем более, что ближайшая находилась в соседнем дворе. Но так обидно после девяти лет обучения заниматься пролежнями и трофическими язвами хроников. Никита был уверен, что способен на большее. Он заставил себя встряхнуться: с чего-то надо начинать, а там ещё посмотрим. Он должен всё объяснить Вере, которая в связи с декретом также была далека от сегодняшних событий и верила, что, в конце концов, он сможет устроиться на работу в стационар.

Но деньги, которые он получил при расчёте, подходили к концу. Даже если он устроится в поликлинику, первую зарплату получит не скоро. На работу надо было устраиваться немедленно, сегодня, сейчас… Но куда? И вдруг Никита вспомнил, что в их доме, в подвале соседней парадной недавно открылось фотоателье «Кодак», которое сразу же стало популярным. Люди несли туда свои фотоплёнки, оставляли на определённое время и потом получали готовые фотографии. Ещё в школьные годы он увлекался фотографией, умело обращался с реактивами. Снимки у него получались очень неплохие, иногда даже эффектные. Мама его хвалила. Ателье работало круглосуточно. Надо попробовать устроиться туда на работу по ночам. По крайней мере — на время, там будет видно. Хозяин ателье очень обрадовался — работников у него не хватало, особенно в ночную смену. Деньги он обещал очень скромные, но всё-таки это были живые деньги. Сегодня Никита должен был выйти на вахту в первый раз.

Он открыл дверь своим ключом. Войдя в прихожую, очень удивился, услышав в комнате спокойный мужской баритон. Вера выскочила к нему навстречу, он ещё больше удивился, встретив её испуганный, растерянный взгляд. Она прижалась к нему и прошептала прямо в ухо.

— Твой отец…

— Что?!

Никита не сразу понял. Не спеша разделся и прошёл в комнату. Из-за стола поднялся седой подтянутый мужчина, среднего возраста, испытующе взглянул на него. Хотел было протянуть ему руку, но вовремя спохватился.

— Здравствуй, Никита. Я — твой отец… Меня зовут Пётр Васильевич Симонов.

— Значит, всё-таки — Пётр… Значит мама записала его отчество не по имени своего отца, Никитиного деда, а по имени этого человека… — Успело промелькнуть в мозгу.

Он не сразу оправился от растерянности. Потом откашлялся и спросил.

— Допустим. И зачем вы здесь?

— Я хочу, чтобы ты меня выслушал… — Ответил гость, тоже осипшим от волнения голосом.

— О чём? — Интонация была презрительно-вызывающая.

— Никита… — остановила его Вера.

— Хорошо… Я сейчас помою руки и вернусь к вам.

Он прошёл в ванную, и прижался вспыхнувшим лицом к полотенцу. Неслышно вошла Вера, дотронулась до его плеча.

— Никита…

— Зачем ты его впустила? Явился папочка… Что ему нужно от безработного сына? Говорят, вот такие блудные отцы требуют от детей алиментов…

— Перестань. Он совсем не похож на просителя алиментов. Посмотри, как он одет… Иди к нему. По крайней мере, выслушай, что он скажет. И постарайся всё-таки быть интеллигентным человеком.

Вера ушла в комнату.

Никита тщательно, словно перед операцией, вымыл руки, лихорадочно соображая, что и как он должен сказать этому мужику, свалившемуся ему на голову в самое неподходящее время…

Войдя в комнату, он только сейчас заметил, что на столе стоят чашки из маминого сервиза, а рядом с вазочкой с сушками возвышается початый торт.

— Садись… — Выразительно велела Вера и налила ему крепкого чаю в чистую чашку.

Димасик заплакал за перегородкой. Вера облегчённо вздохнула и вышла к нему, плотно прикрыв за собой дверь. Двое мужчин остались наедине. Молчали довольно долго. Никитин чай начал остывать.

— Я слушаю вас… — Наконец, произнёс он. — Только, пожалуйста, короче. У меня нет времени.

Он взял из вазочки сушку и громко надкусил её.

— Хорошо, — проговорил гость. — Я постараюсь высказаться как можно короче.

И начал своё повествование. Оно, и на самом деле было сжатым и лаконичным. Говорить он умел.

Вот что Никита услышал.