— Вера Глебовна, вы в положении? — напрямую спросила она.

Пришлось говорить правду.

— Так получилось… Мы хотели позже, когда муж закончит ординатуру.

— Я сочувствую вам… Будет сложно.

Вера кивнула.

— Мы знаем…

— Ладно. Работайте пока. Но не переусердствуйте. От токсикоза принимайте… — Она назвала препарат. — Это пока лучшее, что есть.

— Спасибо.

В конце концов пришлось отказаться сначала от совместительства, потом и от дежурств — принимать роды у других мешал собственный увеличивающийся живот. Коллеги особенно не возражали. Кое-как дотянули до декретного отпуска. Никита упорно занимался, дежурил по ночам. Ему даже нравилось, что теперь Вера всегда была дома. Они очень сблизились за это время. Приближалось время родов. Оба, конечно, волновались, но Никита, как мог, успокаивал жену, шутил, старался придумывать всякие смешные больничные истории. Пока денег хватало. Иногда что-то подбрасывали родители. Никита злился, но отказаться не мог — эти рубли шли на дополнительное питание для Веры.

О том, что он стал отцом, что Вера родила прекрасного мальчишку, ростом в целых пятьдесят три сантиметра, он узнал в операционной перед самым Новым годом. Хорошо, что в тот день он стоял рядом с профессором вторым ассистентом. Первый ассистент уже накладывал швы — операция закончилась.

В этот момент в операционную осторожно вошла дежурная медсестра и встала у порога. Все хирурги были заняты, только анестезиолог спокойно сидел на круглом табурете под монитором. Сестра поманила его пальцем. Доктор быстро вскочил и исчез вместе с ней за дверью. Вернулся почти сразу, проходя мимо, хлопнул Никиту по плечу. Всё стало понятно по его сияющему взгляду поверх маски.

Итак, теперь их было трое. Вера сама кормила, умело обращалась с новорожденным сынишкой. С именем было решено давно — назвали Дмитрием, Димасиком, Димулей. Никита осторожно подходил к кроватке, не сразу научился брать своего сына на руки, боялся уронить. Вера счастливо смеялась над его неуклюжестью и страхами. Всё было хорошо.

И вдруг последовал очередной удар.

Накануне Нового года Никиту вызвал главный врач больницы.

— Садись, — махнул начальник рукой на стул возле своего стола.

Никита сел. Кажется, повода для встречи с главврачом не было. Заявление на совместительство в новом году было подписано неделю назад.

— Ты понимаешь… — Услышал он после затянувшейся паузы, — я вынужден отказать тебе в совместительстве… Дежурства ты закрываешь, но ведь больных вести некому… Надо брать ещё одного хирурга на полную ставку, завотделением настаивает.

Это было откровенной ложью. Несколько дней назад Никита разговаривал с заведующим, который к нему благоволил. Тот как раз колдовал над графиком дежурств на январь. Расспросил о сынишке, о жене, и поставил ему два дополнительных дежурства, уменьшив тем самым количество своих собственных.

Кровь ударила Никите в голову. И что теперь делать? Просить? Унижаться? В больнице все осведомлены о его семейном положении. А главврач почему-то на него не смотрел, перелистывая какие-то бумажки на столе. Никита понял, что все разговоры бессмысленны, молча поднялся и вышел.

Сегодня как раз было последнее декабрьское дежурство. Дальше — только жалкая стипендия в ординатуре и скромное пособие Веры по уходу за ребёнком. На эти деньги прожить втроём невозможно. Они с женой давным-давно сократили до предела расходы на еду. Питались овсянкой, макаронами и картошкой. Скрашивался этот рацион маринованными огурцами и помидорами, которыми с оказией снабжали их родители Веры. Выручало и приготовленное мамой варенье, которое она завезла к ним в изобилии ещё осенью, не надо было тратиться на сахар. Пелёнки и подгузники Вера стирала, памперсы использовались только ночью — слишком дороги. Она донашивала вещи, которые носила ещё в студенческие годы. Никита вполне успешно освоил навыки сапожника и периодически менял набойки на её старых сапогах, закупив заготовки по дешёвке у знакомого обувщика. К счастью, Вера никуда не ходила кроме ближайших магазинов и прогулок с ребёнком. У самого «сапожника» зимней обуви не было. Разбирая хлам в кладовке, он нашёл свои почти новые лыжные ботинки, и теперь их носил даже в самые сильные морозы, натянув их на толстые шерстяные носки, которые ему связала тёща. Пока он работал в больнице в доме было молоко, которое получали хирурги «за вредность», иногда натуральное заменялось сухим, но всё равно это было молоко, которое было необходимо Вере как кормящей маме… Теперь его надо было покупать. К любимому компьютеру Никита давно не подходил. Пользоваться им было почти невозможно, он постоянно зависал. О мониторе и говорить нечего. О новом компьютере даже мечтать не приходилось. Если вдруг неожиданно приезжали родители, которые приходили в ужас от их нищеты, то на столе появлялись и курица, и свежая рыба, которую круглый год ловил в величественной северной реке Глеб Иванович. Тесть и тёща в два голоса уговаривали Никиту после окончания ординатуры переезжать к ним. Семьёй жить легче, и с ребёнком бабушка всегда поможет, и жильё они обязательно рано или поздно получат — двум врачам обязаны предоставить… Никита только отшучивался, он был уверен, что работу в каком-нибудь городском стационаре он обязательно найдёт.

До окончания обучения в ординатуре осталось всего полгода.

Сегодня больница по скорой помощи не дежурила, ночью надо будет всё обдумать. Но, честно говоря, после посещения кабинета начальника решение пришло сразу — оно было единственно возможным в этой ситуации: надо бросать учёбу, уходить из ординатуры и устраиваться куда-то на работу. Соглашаться на все условия, только бы работать и зарабатывать. Он подумал о том, что скажет Вера. Что скажет… Что он сам во всём виноват, придумав эту ординатуру и погрузив их семью в нищету. Надо уходить. Очень жаль зря потраченного времени, но другого выхода нет.

Вера, выслушав его, долго молчала, думая о чём-то своём. И вдруг спросила.

— Что такое «форс-мажорные обстоятельства»?

Никита пожал плечами.

— Ну, это какие-то чрезвычайные обстоятельства… Точно не знаю. Зачем тебе?

— Не знаю, может быть пригодится… Я видела в твоём договоре при поступлении в ординатуру.

— В договоре написано что-то про форс-мажор? Не помню…

— Да. В разделе о сроках обучения. Я запомнила только потому, что не понимала смысла этого выражения.

— Поищи, пожалуйста, этот договор. Я не помню, куда его засунул.

— Ты засунул, а я переложила в нашу папку «Документы»… Сейчас найду.

Но в этот момент за фанерной перегородкой, в клетушке, которую они гордо величали «спальней», громко завопил проголодавшийся Димасик. В этой «спальне» старый двуспальный диван и кроватка сынишки стояли вплотную друг к другу. Вставать с дивана приходилось с некоторыми сложностями, только передвинув кроватку вперёд или назад. Эту удобную кроватку подарил им сосед, ненадолго появившийся в Петербурге, когда Вера с ребёнком ещё были в роддоме. Они тогда очень огорчались, что у них хватает денег только на коляску и что малышу придётся в ней спать до лучших времён. И эти времена наступили довольно быстро с приездом соседа геолога. Он не только подарил кроватку, но и целый ворох вещей для новорожденного мальчугана, начиная от дорогих памперсов.

Обиженный плач сынишки набирал всё большую громкость.

— Мы хотим есть… — Резюмировала Вера. — Сейчас, сейчас… — Вот только найду нужные бумажки для нашего папаши- растеряши…

Она достала папку и положила перед Никитой.

— Где-то здесь ищи. Я покормлю Димасика, вместе посмотрим, что там написано про форс-мажор.

А в договоре было написано, что если у обучающегося в ординатуре возникают какие-то непредвиденные обстоятельства (тот самый «форс-мажор»), то в исключительных случаях срок обучения может быть сокращён на полгода.

Никита с надеждой взглянул на жену.

— Как ты думаешь, рождение незапланированного ребёнка является непредвиденными обстоятельствами?