Дастин вырос спокойным, серьезным парнем, чьи приемные родители постоянно шутили с друзьями, что их собственные гены никогда бы не породили такого умного ребенка, и Дастин обычно отвечал, что совершенно уверен: его биологические родители никогда бы не воспитали его таким хорошим еврейским мальчиком. Лишь недавно, на волне популярности рэпера Дрейка, его черный цвет кожи в сочетании с воспитанием стал считаться среди сверстников крутым, а не странным. Чего окружающие не знали, так это того, что Дастин склонен к паническим атакам и с десяти лет лечится от них, поэтому одна мысль о том, чтобы учить «чокнутого богатея», скрутила нутро подростка в узел.

– Ни за что. Я не могу, мама, – сказал Дастин. – Стивен – воплощение золотого миллиарда, если я стану помогать ему, то перейду на темную сторону. Я не Кайло Рен из «Звездных войн».

Мать Дастина, будучи очень практичной женщиной, спокойно объяснила сыну, что он делает из мухи слона.

– Ты слишком эмоционален, Дасти, – сказала она. – Это не «Звездные войны», а реальная жизнь: несправедливо отмахиваться от Стивена потому лишь, что он родился богатым. Никто не требует, чтобы вы с ним были лучшими друзьями. Это работа, где ты предоставляешь необходимые услуги – и тебе хорошо платят. В следующие восемь месяцев ты заработаешь больше, чем я получаю за год.

Обычная ставка репетитора на Манхэттене составляла двести долларов в час, а мать Стивена, конечно, платила более щедро, а это значило, что Дастин получит чистыми свыше двух тысяч долларов в неделю плюс десятитысячный бонус, если Стивен окончит год со средним оценочным баллом выше трех целых двух десятых.

– Разве ты не видишь, как все безумно, – ответил Дастин. – Ты дипломированный специалист, который дни напролет помогает неимущим, людям, которым действительно нужна помощь. Ты же всегда говорила, что социальные работники и учителя общеобразовательных школ – самые благородные профессии, ужасно недооцененные в современном мире. Как ты можешь так спокойно предлагать мне это?

– Не будь занудой! В следующем году ты поступаешь в институт, а репетиторство избавит тебя от паршивой подработки, обеспечив деньгами на дальнейшее житье. Вот как я смотрю на это, и ты должен смотреть так же.

Дастин нашел точку зрения матери упрощенной и недальновидной, но, когда он попытался сказать ей об этом, она отказалась обсуждать вопрос и настояла, чтобы сын посоветовался с кем-нибудь еще, прежде чем отклонять.

Дастин решил поскорее покончить с этим делом, отправившись сначала к высшему авторитету, раввину их синагоги. К его большому удивлению, раввин Кеннисон согласилась с его матерью, приведя в пример тот факт, что она работала в «Макдоналдсе», учась в средней школе.

– Я спрашивала каждого клиента, хочет ли он что-нибудь добавить к заказу. Но означает ли это, что я несу ответственность за проблему ожирения в Америке? – спросила она. Прежде чем Дастин успел ответить, она добавила, что он будет исполнять мицву[4], используя интеллект, данный Богом, чтобы помогать другому. – Что, если Стивен вырастет и станет сенатором, потому что ты помог ему в учебе?

Дастин посмеялся бы над самой мыслью о том, что ребенок, который в четыре года съел на спор майского жука, станет сенатором, но тот факт, что нынешний президент некогда был звездой реалити-шоу и изменял беременной жене с порно-звездой, остановил его. Дастин поблагодарил раввина за совет и немедленно позвонил доктору Н., попросив срочно назначить ему сеанс психотерапии. Но и после пятидесяти минут терапии он не приблизился к решению. В конце концов он предположил, что все подростки, богатые или бедные, имеют одинаковую склонность к добру и злу, и лучший способ сражаться со злом – образование… ну, это когда у тебя нет светового меча. Доктор Н. в конце сеанса мельком обронил, что если Дастин откажется от работы, то он, возможно, сможет рекомендовать своего племянника, бедного студента юридического факультета Университета Фордема. Дастин счел это этически сомнительным.

После недели напряженного заламывания рук Дастин согласился стать репетитором Стивену, предупредив мать, что если он почувствует хотя бы малейшее сомнение, то просто бросит все.

После первого месяца работы, обучая Стивена девять часов в неделю, Дастин обнаружил, что это вовсе не аристотелевская (и не библейская, не шекспировская, не философская и даже не джордж-лукасовская) битва добра со злом, как он опасался поначалу, зато это было весело. Друг детства не был таким высокомерным и несносным, как представлялось Дастину. Повзрослевший Стивен был таким же, как и в детстве: харизматичным мальчиком с хорошим чувством юмора, любящим дорогие игрушки и с удовольствием делившимся ими с приятелями. И он, вероятно, точно так же съел бы жука, если б ему бросили вызов.

На втором месяце Дастин начал находить, что общение со Стивеном забавно, хотя никогда не признался бы в этом матери. Во время уикендов Дастин ловил себя на том, что с нетерпением ждет понедельника и занятий, когда Стивен, без сомнения, угостит его диковинной историей о своих «чертовски горячих» выходных. У обоих мальчиков была полярно-противоположная школьная жизнь. У Стивена – вредные вещества, ночные клубы и страстные девушки, тогда как у Дастина в основном – кофейни, учебные группы и умные девочки, которые всегда оставляли его во френдзоне.

К концу осеннего семестра Дастин привел Стивена в боевую академическую форму и стал свидетелем того, как тот честно сдал экзамены. Он обнаружил, что гордится средним баллом своего подопечного (три целых три десятых), причем гораздо больше, чем собственной четверкой, хотя, учитывая углубленный курс по информатике, средний балл Дастина был на самом деле еще выше. Оба мальчика праздновали общую победу за обедом с огромным стейком в старейшем ресторане «Питер Люгер» в Бруклине.

Когда Стивен поднял тост за репетитора, добившегося невозможного (отец впервые в жизни сказал сыну, что гордится им), Дастин вдруг понял, что на зимних каникулах будет скучать. Тот факт, что он ошибся в своем старом друге, не раздражал Дастина, наоборот, наполнял какой-то радостью. Чувство превосходства над сверстниками часто оставляло его в одиночестве, и в тот вечер, за пиршеством, достойным короля, он ощутил глубокую связь со Стивеном, и это ему очень понравилось.

Именно тогда Стивен пригласил парня на свою обычную новогоднюю вечеринку, что, хоть он и не знал этого в ту минуту, навсегда изменило ход жизни Дастина. В воссоединении со Стивеном на карту была поставлена не его душа, но сердце. А причиной явилось то, что у девушки Стивена, Лолли, имелась младшая сестра Кимми, которой суждено было стать новым увлечением Дастина и, возможно, его самой большой любовью.

Дастин, в отличие от Стивена, всегда был глубокомысленным книжным ребенком, а это значило, что у него мало друзей, но последнее мальчика никогда не беспокоило, поскольку у него не хватало времени на общение. И время, и усилия он вкладывал в учебу, в Клуб дебатов и в беспокойство о глобальном потеплении и росте уровня Мирового океана. Тем не менее, у него имелся один источник истинной радости – кино. Сидя в темном кинотеатре, он мог на мгновение забыть о тревоге по поводу повышенной нагрузки на курсе программирования и просто дышать. Из-за своеобразного эскапизма он просмотрел впечатляющее количество фильмов, причем его слабостью стали школьные комедии восьмидесятых и девяностых. Именно такие фильмы разожгли пламя его единственной, сверхсекретной постыдной фантазии, в которой он не признавался никому в жизни, даже психотерапевту.

А фантазия состояла в том, чтобы окончить школу выходом на выпускной бал не в компании парней и даже не с умной девочкой из Лиги плюща[5], чьим средним баллом он мог бы восхищаться, но с шикарной, совершенно не его круга, крутой девушкой, и Дастина даже не волновало, будет ли она умной. И ему нужна была не просто миленькая старшеклассница, а девчонка, которая числилась бы в секретном (но известном каждому) списке «Горячие штучки частных школ Манхэттена»: он обновлялся каждый год в рождественские праздники и включал самых хорошеньких девиц десяти лучших частных учебных заведений. Дастин, конечно же, знал, что само существование списка было пренебрежительным, шовинистским и унизительным для девушек фактом, но ведь Дастин не участвовал активно в его составлении… а просто просматривал его. А потом закономерно ненавидел себя за это.