— Надо поговорить — значит, надо. Мам, мы вас в парке подождем.

— А мороженое? — заканючила Ириша. — Обещались, если Валька выиграет…

— Обещали — будет, — заверил Юра.

Вся команда удалилась за ним.

— Вы только сядьте, — посоветовала Валентина родителям.

— Спасибо, мы уж постоим, — сказал Кирилл.

Валентина пожала плечами — как хотите. И бухнула:

— Я выхожу замуж!

Мама в ужасе плюхнулась на скамейку трибуны. Папа медленно опустился на ступеньки.

— Я говорила: сядьте, — опять пожала плечами Валентина.

— Чего сядьте! — вскочил Кирилл. — Ты уж прямо скажи: лягте! Лягте, дорогие мама-папа, в гроб! А я вас крышкой укрою и гвозди вколочу!

— Погоди, Кирюша, — тихо сказала Надя. — Ты что, его любишь?

— Люблю! — с вызовом крикнула Валентина.

— Любишь, и хорошо, — спокойно сказала Надя. — А почему ты решила поговорить здесь?

— А мы загадали: если выиграю — сразу скажу!

— Серьезно вы загадали, — чуть улыбнулась Надя. — А он кто?

— Сережа Клюев. Из нашего класса.

— Елки! — опять взвился Кирилл. — Жених из класса?

А?!

— Ты же его не знаешь! Он замечательный, он такой… он…

— Это он? — указала Надя на корзину у волейбольной сетки, где одиноко сидел судья-акселерат.

— Откуда ты?.. — изумилась Валентина.

— Вычислила, — улыбнулась Надя. — Позови его.

Валентина убежала. Кирилл набросился на Надю.

— Ты что, елки! Разговоры собираешься разговаривать? Да я его — в шею. И ее могу! Невеста — шестнадцать стукнуло!

— И мне шестнадцать было. А мы с тобой познакомились.

— Сравнила! Мы самостоятельные были, я на год старше тебя, и в шестнадцать мы только знакомились, а не женились. И вообще, ты что, одобряешь?

— Не одобряю, конечно, но нельзя же и так…

Она не договорила. Вернулась Валентина, ведя Сережу с болтающимся на груди судейским свистком.

— Добрый день, — сказал Сережа.

— Здравствуй, — кивнула Надя.

— Интересно! — петухом посмотрел на него снизу вверх Кирилл. — Вы собираетесь в шестнадцать лет…

— Я на год старше Вали, — перебил Сережа.

Надя подавила улыбку. Кирилл слегка сбился.

— Интересно! Как же вы оба — в девятом?

— А я второгодник! — с достоинством сказал Сережа.

Надя охнула. Кирилл захлебнулся от возмущения. Валентина объяснила:

— Он не по успеваемости. Он по поведению…

— Что ты за меня выступаешь? — перебил Сережа. — Я сам могу.

— Ну я уже скажу… Он второгодник по идейным разногласиям.

— По каким? — изумилась Надя.

— Он усы не хотел брить, а его заставляли, а он…

— Кончай за меня толковать! Я объясню сам.

— Не надо! — Терпение Кирилла лопнуло. — Все ясно: мы сами с усами! Пожалуйста, хоть с бородой, но никаких — замуж!

— Уже поздно, — сказала Валентина.

Мама схватилась за сердце. Папа вытаращил глаза.

— Да, поздно, я уже дала Сереже слово.

— А-а, — облегченным хором простонали родители.

Сережа, снисходительно наблюдавший за ними, успокоил:

— Вы не волнуйтесь, у нас все продумано насчет секса.

— Насчет… чего? — поперхнулся Кирилл.

— Насчет секса, — спокойно объяснил Сережа. — Мы решили подождать до полной физической зрелости.

— А-а, тогда спасибо, — не нашел сказать ничего лучшего папа.

— Жить мы будем у нас, — заявила Валентина. — У Сережи с родителями полная несовместимость!

— Идейные разногласия? — съязвил Кирилл.

— Именно идейные! Они…

— Опять! — рассердился Сережа. — Что ты все за меня объясняешь?

— Объясни сам! — обиделась Валентина.

— Я не буду ничего объяснять. Поймут — поймут, нет — нет!

— А если не поймут — так у нас ничего и не будет!

— Ну и не будет!

— Ну и… пусть тогда! Тогда катись! Целую крепко, ваша репка!

— Пока! Чава какава!

И жених, прыгая по скамейкам трибуны, помчался к выходу. Все произошло так скоропалительно, что мама с папой словечка не успели вставить.

— Сережа! Сереженька! — опомнилась Валентина, но бросилась не за женихом, а к маме на грудь. — Сереженька! Ой, мамочка! Сереженька! — путалась она в рыданиях.

Мама гладила ее по волосам, по спине, успокаивала:

— Ну будет, будет. Валюта, все наладится… Ты же замуж собралась, а семейная жизнь такая — без ссор и слез не обойтись. Зато потом как мириться хорошо-о…

— Он меня не понимает. Я его так люблю! — рыдала Валентина. — У меня такая любовь, а никто не понимает!

— Понимаем, понимаем, отчего же не понять… Любовь у тебя. Первая любовь. В том-то все и дело, что — первая…

Мама гладила волосы дочери и улыбалась — светло и чуть печально.

Леша в классе допел, но еще продолжал задумчиво перебирать струны. Последние аккорды растаяли в тишине.

Юлик обвел взглядом одноклассников и остановился на капитане второго ранга Анатолии.

— Толя, теперь расскажи ты: за что получил боевую награду в мирное время?

— За выполнение особо важного государственного задания, — коротко ответил Анатолий.

— Толя, — сказала Надя, — а где сейчас Толя-два? Вы же тогда вместе в училище уходили: Толя-раз и Толя-два…

Надя осеклась, увидев, как все посерьезнели. Толя, помолчав, сказал:

— Надюша, Толя Цветов в прошлом году погиб.

— Как?! — выдохнула Надя.

— При выполнении особо важного государственного задания, — повторил он формулировку.

Скорбно молчали одноклассники.

— Вот ведь как вышло, — сказал Толя и кивнул на камеры. — Наверно, про это не нужно…

— Нет! — каким-то новым, без игры, голосом сказал Юлик. — Это нужно, это необходимо. Это все — наша жизнь…

По узенькой деревенской улочке, поднимавшейся от реки ко дворам, неслась верхом на палочках лихая кавалерийская атака. Впереди пацанов летел Сашка, размахивая голубой саблей:

— Отряд, вперед! Ур-ра! Застава, за мной, в атаку!

Из-за огородного плетня выглянула Надя — рукава блузки закатаны, косынка повязана почти на глаза.

— Сашка! Вы поосторожней там! Опять шишек понабиваете!

Но Сашка, не слушая ее, пронесся мимо туда, где за баррикадой из ящиков и бочек готовилась отбить атаку компания таких же пацанов.

Надя вздохнула и вернулась к делам: на огороде работало все ее семейство. Младшие — Петька, Антон, Ириша — собирали молодую картошку в мешок. Старшие — Наташа, Валентина, Олечка — окучивали кусты, которые предстояло обирать осенью. А Машка с Юрой, папой Кириллом и дедом Антоном — постаревшей копией Кирилла — возились с насосом поливальной системы.

— Ура-а! Вперед! Пограничники умирают, но не сдаются! — доносилось с улицы.

Надя обеспокоенно глянула из окна.

— Чем они там кидаются?

— Не суетись, Надежда, — сказал дед Антон, — чем положено, тем и кидаются.

Кирилл включил насос — вода фонтанчиками рванула из труб.

— Пошла, елки! — обрадовался Кирилл.

— А куда ж она, елки, денется! — вторил дед Антон.

Надя вдруг тревожно распрямилась.

— Саша… Где Саша?

На склоне, где только что гремела «канонада», была тишина. Мальчишки толпились у разрушенной баррикады. А к берегу бежал, спотыкаясь, конопатый пацан. Он добежал и остановился. Губы его дрожали.

— Сашку… убило…

— А-а! — страшно закричала Надя.

И полетела слепой сумасшедшей птицей со двора.

На зеленой траве, широко разбросав руки, лежал ее сын Сашка. Мальчишки тормошили его.

— Вставай! Это ж не настоящая бомба, это земли кусок! Вставай!

Сашка не шевелился.

Надя упала на колени, прижала Сашку к груди.

— Сыночка! Родной! Что ты?! Сашенька! Что ты?! Са-ша-а!

Сашка был неподвижен.

— А-а! — снова страшно застонала она.

И Сашка испуганно вздрогнул, открыл глаза:

— Мамочка, не плачь, я живой!

— Живой! — заорали счастливые пацаны. — Сашка живой!

Они прыгали вокруг Сашки. А Надя застыла на земле.

— Живой, елки? Хо-ро-шо! — протянул Кирилл.