Долгое время, как убежденный материалист, я полагал, что искусство и жизни — это параллельные, ни в чем не пересекающиеся миры.

Однако. Не успел я написать сценарий фильма «Однажды двадцать лет спустя», где блистательная Наташа Гундарева сыграла многодетную маму, как у меня, уже имевшего шестнадцатилетнего сына, неожиданно родился второй сын.

Далее. Не успел я написать сценарий фильма «Отцы и деды», где потрясающий Анатолий Папанов сыграл деда, как старший, но еще очень юный сын столь же неожиданно сделал меня дедом.

Эти события поколебали мою убежденность в непересекаемости искусства и жизни.

А моя мудрая жена поставила вопрос ребром: «Раз у тебя все так совпадает, напиши что-нибудь из жизни миллионеров!»

Кстати, жену Инну я нашел сорок два года назад в той же самой институтской агитбригаде. Родственная душа — она пела, как умела, только бы не собирать кукурузу.

Теща, с которой мы познакомились в день свадьбы, подарила мне парадные туфли. Они не только жали, а просто резали ноги. Но я проходил в них весь день — не мог же я обидеть тещу. А ночью я снял подарок и обнаружил стертые в кровь пальцы и картонные вставки в носках туфель, которые я не сообразил вынуть. С тех пор я раз и навсегда понял: главное в семейной жизни — это терпение, пусть даже до крови.

Что еще следует указать в автобиографии? А, да, звания и награды.

Заслуженный деятель искусств России, орденоносец. Точнее — орденохранец: я ордена не ношу, а храню их в тумбочке.

Еще что? Военнообязанный. Но разделяю девиз упомянутого выше Сан Саныча Иванова: «В случае любого вооруженного конфликта мое место — в плену».

А еще в моей биографии есть… Да нет, ничего в ней такого нет!

Это ведь только великие художники убеждены, что каждый их шаг, каждый их чих и даже, пардон, каждый их пук влияют на судьбы всего человечества.

К примеру, Илья Эренбург писал мемуары в таком стиле: «В пять утра я лег спать — в шесть Гитлер двинул танки на Польшу».

Но я не великий художник. Я простой труженик пера.

И ничего невероятно поучительного и поучительно невероятного для всего человечества в моей жизни не было и не будет.

Так что на этом я завершаю попытку автобиографии.

А уж мемуаров и вовсе, как в известном анекдоте, не дождетесь!

РАССКАЗЫ

Работа у нас такая

Васю провожали как на фронт.

— Ты только не волнуйся! — говорила мама, пеленая Васин завтрак уже в третью газету.

— Главное, держи себя в руках! — сказал папа и сунул сигарету в рот горящим концом.

— Это тебе на счастье, на счастье… — приговаривала сестра, укладывая в Васины туфли медные пятаки.

Вася их не слышал. Он яростно запихивал в новенькую папку гору конспектов и учебников. Сегодня молодой специалист Василий Коробов впервые шел на работу.

Вася шел по улице, судорожно листая конспекты. Его губы молитвенно шептали формулы, правила, законы. Он был во власти извечной студенческой мечты — мечты безумной, но гордой: в последние секунды перед экзаменом постичь мудрость веков.

Пять студенческих лет проносились перед ним. Пропущенные лекции болью отдавались в сердце. Списанные лабораторки делали неуверенным его шаг.

Хотелось многое изменить. Хотелось посидеть на лекции. Самому посчитать проект. Сдать экзамен без шпаргалки.

Хотелось любить декана.

У дверей проектного института Вася с ужасом почувствовал, что забыл третий закон Ньютона. Все три закона он, конечно, помнил. Но какой из них именно третий?!

У Васи опустились руки. Конспекты посыпались на землю. Вася хотел повернуть домой, но удержался. Он из последних сил собрал конспекты, собрался сам и толкнул входную дверь.

Начальник отдела принял Васю как родного:

— Смена наша пришла! Ну, давай, давай, сменяй нас, ветеранов. Ляпиков! — подозвал он лысого инженера. — Вот, под твое крыло хочу определить. Знакомься: Коробов… Как по имени-отчеству?

— Василий Николаевич, — порозовел от удовольствия молодой специалист и великодушно добавил: — Можно просто — Вася.

— Пошли, Вася, — воспользовался его любезностью Ляпиков и зашагал в свой угол.

Ляпиков был немногословен.

— Вот, — ткнул он Васе эскиз. — Деталька. Сможешь?

«Конечно, нет!» — тоскливо подумал Вася и сказал:

— Конечно, смогу!

— Срок тебе три дня.

— Не успею! — ужаснулся Вася и лихорадочно заработал рейсшиной.

Вася сделал чертеж за час. Он вытер потный лоб и огляделся. В отделе, кроме него, никого не было. Вася подождал полчаса и пошел искать Ляпикова.

В коридоре стоял ровный рабочий гул. Сотрудники бродили в одиночку и группами.

Стайка молоденьких копировщиц изучала журнал мод. Слышалось взволнованное щебетание: обсуждалась жгучая проблема смены «мини» на «макси» или наоборот.

На диване женщины постарше обменивались рецептами варенья. Тут же дегустировались образцы.

В углу, заслонив спиной амбразуру стального сейфа, собирал взносы председатель ДОСААФ.

— По одному, товарищи, по одному! — базарно покрикивал он, хотя особой давки не наблюдалось.

С лестничной площадки валил дым. Как будто горела небольшая деревня. В сизых клубах мелькнула лысина Ляпикова. Вася прикрыл голову пиджаком и храбро нырнул в дым. Курильщики обсуждали превратности большого футбола. Здесь знали все — от количества голов первой в истории футбольной встречи до точного счета последнего матча на этой планете.

Вася тронул Ляпикова за рукав.

— Я уже…

— Что — уже? — не понял Ляпиков.

— Уже сделал чертеж.

Ляпиков громадным усилием воли оторвался от проблемы офсайда и попытался вникнуть в сказанное Васей. Вник и изумленно вытаращил глаза.

— Ну пошли, глянем…

Чертеж был сделан верно. Ляпиков как-то странно посмотрел на Васю и сунул ему новый эскиз.

— Это тебе на неделю. Не-де-лю, — раздельно повторил он. — Понял?

— Понял, — кивнул Вася.

И сделал чертеж за час.

О Васе заговорили. Сотрудники многозначительно кивали в его сторону. Из других отделов приходили на него посмотреть. В перерыв заглянула даже главный человек в институте — секретарша директора.

Когда Вася закончил последний чертеж месячного плана отдела, до конца рабочего дня оставался еще час.

Ляпиков не выдержал.

— Вася, а Вася, — ласково сказал он. — Как ты себе, Вася, представляешь свои задачи на работе?

— «Неуклонно повышать производительность труда! Экономить каждую минуту рабочего времени!» — лихо прочел Вася плакат над головой Ляпикова.

— Не туда смотришь, — поморщился Ляпиков. — Ты сюда глянь.

Он открыл дверцу своего стола. Дверца была изнутри оклеена, как кабина шофера, портретами звезд кино и футбола. Незаклеенное пространство дверцы было заполнено надписями.

— Заповеди проектанта! — гордо сказал Ляпиков. — Читай.

— «Работа не волк!» — прочел Вася. — Ну и что?

— А то, что в лес не убежит! — хихикнул Ляпиков. — Понял?

— Нет, — признался Вася.

— Ну, тогда слушай. Знаешь, как в песне поется? Работа у нас такая, забота у нас простая…

За год Вася научился многому.

Не искать себе работу — она тебя сама найдет.

Не делать за один день то, что можно сделать за один день.

Не откладывать на завтра то, что можно сделать послезавтра.

Вася стал настоящим специалистом. Его повысили в должности.

А еще через год институт ликвидировали. Выяснилось, что на соседней улице был такой же институт. И еще один — в доме напротив. И еще один — в этом же доме, только этажом выше.

Ликвидация проходила без банкета. Уходили молча и незаметно. Последним помещение института покидал директор.

А возле входа уже стояли машины с маленькими кроватками — в здание въезжал детский сад. Молоденькие няни несли ящики с игрушками.

— Может, поможем? — обратился Вася к группе коллег, медленно докуривающих прощальную сигарету.