Женщина, растерянно оглядываясь по сторонам, пробежала мимо лужайки, на которой ребята, вперемежку с отцами семейств, среди которых был и Кирилл, гоняли футбольный мяч.

Кирилл, не сбавляя темпа, подбежал к знакомой белой коляске, на борту которой было уже четыре звездочки, быстренько покачал ее, успокаивая лежащего в ней ребеночка, и молнией вернулся на свой боевой пост, успев перехватить отпасованный мяч.

Кирилл гнал его, отмахиваясь от бежавшего рядом пятилетнего сына Юры.

— Папа, папа, опять Наташка потерялась!

— Какая Наташка? — в азарте кричал Кирилл.

По берегу бродила Надя с двухлетней Валентиной на руках, обшаривая кусты на детской площадке:

— Наташа… Наташенька, доченька… Где ты, Наташа?

За домиком лодочной станции она чуть не столкнулась с женщиной в спортивном костюме.

— Катя! Катенька! Катюша-а! — взволнованно кричала женщина.

— И ваша потерялась? — участливо спросила Надя.

— Как в воду канула! — чуть не плакала женщина. — Мы только причалили, я с ней на минутку вышла на берег и…

— Сколько ей?

— Полтора годика. А вашей?

— Скоро четыре… и вечно теряется, — улыбнулась Надя. — А как ваша выглядит?

— Черненькая такая… черноглазая. С красным бантиком. Не видели?

— Нет. А моя беленькая. С голубым бантом.

— Тоже не видела. — Женщина опять засуетилась. — Катя! Где же ты, Катюша?!

К маме подбежал Юра:

— Нету Наташки? Я папу позвал…

Женщина удивленно глянула на пополнение семьи. А тут еще явился Кирилл, кативший коляску.

— Ну, елки, куда ты ее девала? Газету нельзя почитать «покойно.

Женщина хмыкнула при виде шумной семейки. Но вспомнила о своем и снова закричала:

— Катя! Катюша…

— Наташка! — деловито зашумел маленький Юра. — Вот будет тебе, Наташка, выходи!

— Стоп! — закричал Кирилл. — Всем слушать!

Все затихли. Шелестела листва. Плескалась речная волна. Из-под опрокинутой лодки доносились какие-то всхлипы. Все бросились к лодке, перевернули ее. Под ней сидели маленькая беленькая девочка с голубым бантом в кудряшках и маленькая черненькая собачонка с красным бантом на шее. Сидели, таращились, девочка плакала, собачка тихонько скулила — боялись друг дружку.

— Наташенька! — подхватила на руки девочку Надя.

— Катюша! — подхватила на руки собачонку женщина.

Каждая обнимала-целовала свою пропажу. И все смеялись.

— Ничего вышло! — сказал Кирилл. — Мы думали, у вас тоже девочка.

— А кто же она? — гладила собачку женщина. — Любимая моя девочка!

Она помахала кому-то у реки и крикнула:

— Нашлась! Ленечка, она нашлась!

У берега покачивалась байдарка, в которой сидел молодой симпатичный мужчина. Женщина привычным движением закинула за спину пристяжной детский стульчик, в котором послушно сидела собачка Катенька.

— Свадебное путешествие! — улыбнулась Надя.

— Вот! — обрадовалась женщина. — Нас все принимают за молодоженов. А мы уже женаты семь лет!

Усаживаясь в байдарку, она продолжала щебетать:

— Ленечка, посмотри, какие славные детишки. Целый выводок. Прямо как из инкубатора!

— Шутка?! — начал заводиться Кирилл.

— Почему шутка? — удивился мужчина. — Они у вас действительно очень симпатичные.

Надя придержала Кирилла за рукав и спросила:

— А у вас дети есть?

— Зачем? — искренне удивилась женщина. — В наше время у женщин есть дела поважнее…

Мужчина засмеялся и, оттолкнув байдарку веслом от берега, помахал рукой на прощание.

Надя с Кириллом молча переглянулись.

А по реке летела серебристая байдарка, влекомая легкими серебристыми веслами, вспархивающими над водой, как мотыльки.

— Надя, Надь! — обнимала подругу за плечи Леночка. — Ты куда уплыла?

— Да все туда же… — вздохнула Надя. — Все про жизнь свою формулирую. У Андрюши вон как четко выходит…

Она кивнула в сторону доски, у которой — под взглядом телекамеры — набрасывал мелом какие-то домики, пронзенные солнечными лучами, человек в кожаной куртке..

— Да ну его! — проворчала Леночка. — Совсем зациклился на этом своем «городе солнца»! Придумал какие-то дома круглые, чтоб в каждое окно солнце хоть на час, а заглядывало.

— Так это ж хорошо!

— Чего хорошего? Мог бы уже давно диссертацию защитить, а он… И дома я одна пашу за этого гения… Знаешь, до чего дошло? Он даже не спрашивает: «Ты положила сахар?», нет, он только интересуется: «Леночка, ты уже размешала сахар в моем кофе?»

Юлик замахал на них рукой и сделал страшные глаза. Подруги закивали: мол, поняли, поняли, молчим. Но Надя все же прошептала:

— Не плачься, Ленка. Андрюша у тебя молодец. И ты совсем не изменилась, так замечательно выглядишь!

— Да нет, это косметика у меня замечательная, — отшептала Леночка. — С этим гением будешь выглядеть — и парикмахерскую некогда сходить. Плюс Димка…

— Сын?

— Сыночек. Знаешь, я мечтала, нарожаю целых двух! А потом мы подумали: пусть лучше один, но чтоб ни в чем не нуждался. Чтоб, как в песне, он «спасибо» сказал «за наше счастливое детство».

— И сказал?

— Сказал! — помрачнела Леночка. — Он нам сказал: Чего вы твердите про трудности? Нам вообще нужно гораздо меньше, чем вам, — в смысле всякого жизненного барахла!»

Юлик опять зашипел на них из-за камеры. Они умолкли и уставились на Андрея, рисующего свой «город солнца».

Но Надя видела совсем другое…

Еще не украшенная елка стояла посреди большой комнаты новой квартиры. А украшения готовились за столом, заваленным серебристой фольгой, цветной бумагой, картоном. Под руководством папы Кирилла семилетний Юра, шестилетняя Наташа, пятилетняя Валентина и Петька, двух лет от роду, увлеченно вырезали, клеили, шили игрушки.

Надя, наблюдавшая эту картину стоя в дверях спальни, была явно недовольна.

— Кирилл, можно тебя на минутку?

Впустив Кирилла в спальню и прикрыв дверь, она сердито сказала:

— Опять, да? Ты за фрезу премию получил?

— Не за фрезу, а за резец. Фреза пойдет как изобретение! — загорелся Кирилл. — Там, понимаешь, я такую штуку допер…

— Про штуку потом! Мы же решили, с премии купим нормальные игрушки.

— Нет, Надежда. Мы, правда, решили, но потом я решил: нет! Я в войну из жестянки звезду сам вырезал и выкрасил, так звезду эту я всю жизнь помню.

— Сколько мы войну вспоминать будем? Кончилась война, двадцать лет как кончилась!

— Да не в ней дело. Им это радость — своими руками! Ну, а премия… премия — вот!

Он полез под шкаф, достал сверток, развернул, и перед Надей упало серебристым водопадом платье.

— Ой, мамочка! Это же… то самое!

— Новогодний подарок к Новому году. От мужа, — официально сообщил Кирилл и, воспользовавшись моментом, обнял жену.

— Ты что! Дети!

— Елки! — огорчился Кирилл. — Три комнаты дали, а нигде не спрячешься!

За дверью раздался отчаянный детский плач.

Надя с Кириллом вылетели в большую комнату. Там появился новый персонаж — младшая дочка, четырехлетняя Олечка. Шубка ее была распахнута, она размазывала по лицу слезы варежками, висевшими на веревочке.

— Что ты, Оленька?! Что случилось? — обняла ее мама.

— Мне не да-али Снегу-урочку-у играть! В саду-у! На кон… конкурсе-е…

— Ольга, толком говори! — со строгостью прервал ее рев папа. — Почему не дали? Что за конкурс?

— Костю-юмов… У всех были костюмы настоящие-е… а у меня-я вата с карто-онкой… Что мы с тобой рисова-али…

Мама с папой все поняли. И старшие — Юра, Наташа и Валя — тоже, кажется, поняли, молча смотрели на Олечку. Только беззаботный Петька клацал ножницами.

Надя подхватила Олечку на руки и ушла в другую комнату.

— Тебе очень обидно?

— Очень, — всхлипывала Олечка. — А еще они смеются.

— Кто смеется?

— Девчонки… Вчера Таня говорит: «У меня нос — мамин, глаза — папины», а Нина говорит: «А у меня уши — бабушкины, а брови — тетины», а я говорю: «А я ношу юбку моей старшей сестры»… А они смеются-я…