Вот какой был в «Поплавке» оркестр. И сейчас он вновь звучал на победной кавказской волне:

— Для нашего уважаемого гостя Шалвы Георгиевича — старинное танго «Брызги шампанского»!

Пожилой красавец — волосы соль с черным перцем — вывел на пятачок пышнотелую блондинку. Алексей Павлович пристроился со своей дамой следом за ним. Он видел при этом, как Люся выдергивала Пашу из-за стола, а Паша упрямился, но Люся победила, и они влились в ряды танцующих. Паша хотел было, как положено, вести жену, но она овладела инициативой и сама его повела так, чтобы все время держать в поле зрения Алексея Павловича с партнершей.

Алексей Павлович начал танец скованно, с трудом вспоминая основательно подзабытое занятие. Но женщина в его руках была послушна и подбодрила его комплиментом:

— А вы ничего водите!

Оценка его усилий мобилизовала Алексея Павловича, и он уже более уверенно повел ее мимо стреляющей глазами Люси. Да и сами «Брызги шампанского» были мелодией юности не только импозантного заказчика Шалвы Георгиевича, но и самого Алексея Павловича. Под эти «брызги» он танцевал когда-то со своей незабвенной Варей, дорогой женой Варварой Матвеевной… Воспоминания юности еще более вдохновили его, и он даже позволил себе фигуру — «выход» в довоенном стиле. Но тут музыка кончилась.

Люся под финал танца точно вывела Пашу к отцу.

— Добрый вечер! — улыбнулась Люся.

— Здравствуй, Людмилочка! — небрежно кивнул Алексей Павлович.

И галантно, под ручку, повел свою партнершу к столику. А она с интересом оглянулась на оцепеневшую Люсю.

Алексей Павлович так же галантно пододвинул стул, усадил ее и опять скис, не зная, как быть дальше. Она взяла со стола набитый пластиковый пакет, появившийся там, пока они танцевали.

— Ну, мне пора… Я только за апельсинами заходила к подружке. Работаю тут напротив — в Доме обуви.

— A-а… Я тоже — только за пивом. Извините, задержал вас.

— Ничего, ничего, приятно было познакомиться.

— Так мы ж вроде и не знакомились.

— Верно, — засмеялась она. — Меня зовут Наташа.

— Алексей… Павлович.

— Вот теперь действительно очень приятно!

— Да?

Он глянул на Люсю с Пашей, таращившихся на него с танцевального пятачка, и расхрабрился.

— А давайте за знакомство — шампанского!

— Давайте, — легко согласилась Наташа.

Алексей Павлович адресовал официанту совсем уж гусарский взмах руки:

— Шампанского!

Люся рванулась от оркестра к ним.

— Я сейчас…

— Стой! — вцепился в ее руку Паша.

— Пусти, я только скажу, с я ей все скажу…

— Она-то при чем?

— Как это при чем? Именно она… О-о!

Люся простонала, увидев, как официант принес шампанское и хотел откупорить бутылку, но Алексей Павлович забрал ее и сам шумно пустил пробку в потолок. Наташа смеялась.

— Дрянь! — прошипела Люся. — Она ж ему в дочки годится! Нет — во внучки!

— Люсь, не загибай…

— Я загибаю? Значит, эта мымра тебя вполне устраивает? Значит, эта твоя красотка…

— Моя?! — отшатнулся Паша. — При чем тут я?

— При том, Луков! Все вы, Луковы, при том, что…

При чем тут все Луковы мира — осталось неизвестным, потому что снова грянула музыка и споривших супругов поглотил вал хлынувших на пятачок танцоров.

Но Алексей Павлович уже больше на них и не оглядывался. Он лихо разливал шампанское. Наташа гасила шипящую пену в бокале металлической проволочкой от бутылочной пробки, а он произносил тост, и бокалы их со звоном сходились, и играла музыка.

А потом был второй тост, и второй бокал.

А потом они снова танцевали — медленный фокстрот, который сыграли как по заказу — вернее, именно по заказу все того же Шалвы Георгиевича.

А потом они допили шампанское.

А потом Паша с Люсей беспомощно-гневно наблюдали, как их почтенный родитель, ведя под руку молодую женщину, не слишком твердым шагом покинул ресторанный зал.

На воздухе Алексей Павлович несколько поостыл. В прямом и в переносном смысле. И нерешительно оглядывал улицу в поисках выхода из сложившейся ситуации. А Наташа весело щебетала:

— Какой вечер, какой прелестный вечер! Я бы с удовольствием прогулялась…

Он воспринял это как подсказку и вновь загусарил:

— Позвольте проводить?

— Конечно! Я вас дома кофе напою — бразильским.

Он опять дал слабину:

— Спасибо, но кофе на ночь глядя…

— Ну тогда чай. У меня индийский — «три слона», подружка из кондитерского снабжает!

Но в результате было — и не кофе, и не чай, а бутылка благородного «Цинандали» — тоже, наверно, продукт снабжения очередной Наташиной подружки из гастронома или другого заведения сферы торговли или сферы обслуживания, живущих нынче по принципу «Пролетарии всех сфер, объединяйтесь!».

«Цинандали» — наполовину осушенное — стояло на столике, возле магнитофона. Из аппарата неслась обволакивающая мелодия, и вновь Алексей Павлович с Наташей танцевали. Она расслабленно уткнулась лбом в его плечо и прикрыла глаза. Он бережно вел ее, млея от восторга. Кудрявый завиток на виске Наташи был так близок, так неотразимо манил к себе… Но за стеной раздался детский плач.

— Ой, Тамарочка проснулась!

— К-кто? — заикнулся от неожиданности Алексей Павлович.

Наташа выключила магнитофон и убежала в другую комнату.

Алексей Павлович постоял, огорошенный таким поворотом событий. Огляделся. Комнатушка была маленькая, по-деревенски увешанная семейными фотографиями. Внимание Алексея Павловича привлекла одна: молоденький курносый паренек в солдатской форме минувшей войны.

— Это мой дедушка… — Наташа неслышно появилась позади него. — Смех, да? Если он дедушка, так я уже бабушка, верно?

Алексей Павлович задумчиво глядел на фотографию. И сказал неожиданно для себя самого:

— Верно… дочка.

Но она не заметила смену его настроения, щебетала свое:

— Бабушка не бабушка, а мамка я никудышная — даже не сказала вам про Тамарочку! Она у меня умница: пять лет, а сама спать ложится.

— А-а…? — замялся Алексей Павлович.

— Отец? — Наташа весело махнула рукой. — Отец-молодец! — И закончила неожиданно: — Но — подлец!

Алексей Павлович хотел еще что-то сказать, но Наташа явно не желала развития этой темы и потащила его к столу.

— Чего ж мы не пьем?

Она плеснула вина в бокалы.

— За что? — спросил он.

— А за то… Ну, за то, чтоб лето не кончалось!

Тост не слишком вдохновил Алексея Павловича, но он выпил.

Наташа опять включила магнитофон, только убавила громкость.

— Потанцуем? — и положила ему руки на плечи.

Алексей Павлович уже менее решительно повел ее.

Магнитофон пел на непонятном языке, но все равно понятно — о любви. И снова ее локон маняще подрагивал у его губ. И снова Алексей Павлович сомлел, прошептал:

— Ей-богу, сон! Я здесь… И ты со мной, с таким…

— С каким с таким? — удивилась Наташа. — Вы надежный.

— Ну-ну… Вокруг вон сколько молодых…

— Кузнечики! — презрительно усмехнулась она. — Попрыгунчики безмозглые. Сейчас бы такой молодой тут, знаете… А вы — все красиво… Нет, солидный мужчина — берег надежный.

Это ему начинало как-то не нравиться, но он еще улыбнулся.

— Чего это ты все про надежность? Как в сберкассе…

— А что? Вот наша завсекцией за пенсионера вышла. Ну лет на двадцать он ее старше, так что? Она за ним как за линией Маннергейма.

— За чем? — изумился Алексей Павлович.

— Ну это чего-то военное, я не знаю, она так шутит — за линией Маннергейма. Надежно, значит. Он не пьет, не курит даже, а насчет женщин, сами понимаете, тем более…

Алексей Павлович споткнулся в танце и резко помрачнел. Однако Наташа ничего не замечала, продолжала мечтательно травить ему душу:

— Ас нее какие хлопоты? Ну, кашку ему сварит, на скверике прогуляет… Ни скандалов, ни загулов, тишь, благодать. Телевизор поглядели — и зубы на полку.

— Чего?! — Алексей Павлович встал как вкопанный.