– Понятно, – кивнула я, старательно гоня от себя воспоминания о тех радостных беззаботных днях, когда мне приходилось сниматься в рекламе.
Теперь всё это казалось слишком далёким, почти нереальным.
Я переключила канал и, потрясённая, увидела в кадре себя в роскошном серебристом фантазийном платье, целующуюся с Шоном.
Поморгала, пытаясь собраться с мыслями, и поняла, что это не галлюцинация, а всего лишь ещё один рекламный ролик моего зеркального пространства. Чёрно-белый. Стильный. Бьющий прямо в цель. На экране я выглядела счастливой, влюблённой, чувствовавшей себя в полной безопасности в нежных объятиях Шона.
Ложь.
Господин Феррен, лучший творец Либрума, оказался не сказочным принцем, а циничным обманщиком, который, не моргнув и глазом, позволил стражам меня арестовать прямо перед коллегами в Пантеоне и сослать на рудник, прекрасно зная, что всех писателей там истязают и безжалостно уничтожают.
И лишь благодаря помощи друзей, не его, мне удалось вернуться обратно и восстановиться на прежней должности.
Я выключила телевизор, и остаток завтрака мы с Даниэлем провели молча. Потом собрали вещи и вышли на улицу. Сели в его тёмно-зелёный карлёт.
– Как насчёт небольшой воздушной прогулки? – весело предложил друг.
– Может, не стоит… – замялась я. – Давай лучше сразу полетим в Пантеон…
– Брось, Кара. Тебе надо встряхнуться. Вспомнить, что ты опять в Либруме – в лучшем из городов всех миров. К тому же, я хочу кое-что тебе показать…
– Ладно, вези.
Карлёт зарычал и вместе с нами рванул в небеса.
Мы пронеслись над Дворцом Правительства, выполненном в греческом стиле. Он был окружён цветущими садами, как у легендарной Семирамиды – воссозданном чуде света. Там заседал Фредерик Штольцберг – Верховный архонт Фантазийных Федеральных земель – со своими приближёнными.
Затем покружились над площадью Кристофера Нолланда – первого писателя в Эдеме, сумевшего с помощью слов оживить свои фантазии.
Материализованные творения долго не могут существовать без вербального подкрепления, потому и нужен эфириус – особое вещество-закрепитель, которое господин Нолланд под конец своей жизни создал. Так что теперь оживление фантазий поставлено на поток, и любой прототип, сделанный работниками Пантеона, будет существовать вечно.
В тот день, когда моя душа перенеслась в этот мир, история господина Нолланда показалась прекрасной сказкой. Но теперь, глядя на постамент улыбавшегося мужчины с книгой в руках, со страниц которой выглядывал придуманный зверь, мне становилось не по себе.
Да, в Эдеме к писателям относились, как к небожителям, всё так. Но лишь до тех пор, пока они были способны творить и выплачивать бешеные налоги в казну ФФЗ. Вот только никто из них, кроме Шона и теперь уже и меня, понятия не имел об истинном положении дел в «раю». Иначе такое бы началось…
Даниэль свернул влево, и мы приблизились к развлекательному центру Либрума. Здесь располагались небольшие парки, перемежавшиеся с крупными торговыми центрами, элитными ресторанами, кинотеатрами…
То тут, то там, я натыкалась взглядом на висевшие на зеркальных высотках рекламные 3D-щиты с изображением Шона в его портокаре.
Паршиво повсюду видеть ухмылявшееся лицо своего бывшего, о существовании которого мечтаешь забыть.
– Подожди… Ещё немного… – произнёс Даниэль, заметив, что я отвернулась от бокового окошка. – Скоро будем на месте.
Даниэль не соврал, и буквально минуту спустя мы оказались перед бизнес-центром причудливой формы, на котором сиял голощит с рекламой моего зеркального пространства.
– На днях повесили, – с гордостью сообщил друг.
Я с удивлением разглядывала огромную себя, улыбавшуюся и цветущую, в окружении друзей, танцевавших в саду на потолке. Ощущения были странными…Как-то не верилось в то, что в сердце столицы тебя обожали, в то время как за её пределами истязали и всячески унижали.
– Пока он только один. Наверное, пиарщики не хотят отвлекать внимание потенциальных покупателей от карлёта господина Феррена. Но я уверен, как только твоё творение поступит в продажу, Кара, весь Либрум падёт к твоим ногам.
– Сомневаюсь… – задумчиво пробормотала в ответ. – Спасибо, что показал мне это. Но давай уже в Пантеон.
Даниэль окинул меня пристальным взглядом, но ничего спрашивать снова не стал, просто свернул к побережью. И вскорости мы оказались вблизи храма творцов.
– Готова? – мягко спросил Даниэль, едва карлёт, миновав защитное облако с кислотой, влетел на парковку. – Войдём внутрь – спокойствия тебе не видать.
– Знаю, – ответила я и выбралась из салона.
Мы прошли пост охраны и оказались в холле первого этажа центральной трубы. Там парили белоснежные капсулы топа в окружении узеньких белых коридоров и площадок для стыковки на каждом уровне.
В самом верху располагался рабочий кабинет Шона, но я старалась не думать о нём.
Впрочем, как и о росписях на белоснежных стенах.
В районе одиннадцатого – десятого этажей был нарисован прекрасный Либрум, в основании которого, начиная с девятого этажа, словно корни вековых дубов, лежали «живые» портреты писателей-творцов, отдавших всех себя ради блага Эдема.
Раньше я восхищалась галереей и мечтала о том, чтобы и мой лик однажды украсил эти стены. Но после того, как ценой жизни друга, мне стало известно, что туда попадают не те, кто сумел совершить что-то выдающееся, а те, кого уничтожили власти Эдема, от одного взгляда на все эти росписи начинало тошнить.
Я обхватила плечи руками, поёжилась, как от холода. Ускорила шаг, опустила глаза, стараясь смотреть строго перед собой, потому что совсем недавно вверху появился портрет и моего Томми. Наверное, за прошедшее время его уже успели закончить…
Внезапно заметила, что писатели, столпившиеся в холле, принялись расступаться перед нами и о чём-то взволнованно перешёптываться.
– Почему все на нас так косятся? – тихонько спросила я Даниэля. Не из любопытства, а просто, чтобы отвлечься.
– Не обращай внимания, Кара. Новость о твоём возращении уже успела облететь весь Пантеон. Всем интересно, как тебе удалось вернуться. Доброе утро, коллеги!
На десять утра Кристина, куратор нашего отдела, назначила планёрку. И мы с Даниэлем отправились прямиком в кабинет для совещаний. Там нас уже поджидали друзья: Йелло, Мари, Майя и Лиза. Они устроились на своих местах вокруг белоснежного сенсорного стола, но, едва заметив нас, повскакивали с кресел.
– Кара! С возвращением, дорогая! – взвизгнула Майя и кинулась ко мне обниматься. Каштановые волосы отрасли, и она больше не походила на взъерошенного воробышка, а превратилась в трепетную лань.
– Точнее, с первым рабочим днём, – тактично поправил её Йелло. Его лысина, как и прежде, блестела, бородка была аккуратно подстрижена, а в карих глазах сияла улыбка. Он немного чопорно пожал мою руку, а потом не удержался и тоже крепко обнял. – Хорошо, что вы снова в строю, – прошептал друг мне на ухо.
– И будем надеяться, что больше ты его не покинешь, – усмехнулась бойкая рыжеволосая девушка в тёмно-зелёном платье – Мари, моя лучшая подруга. – Как же нам тебя не хватало!
– Угу, – вяло поддакнула Лиза, блондинка в синем брючном костюме с хмурым лицом и с бумажным стаканчиком кофе в руках.
– Спасибо, ребята, – пробормотала я, аккуратно высвобождаясь из объятий друзей. – Мне тоже вас не хватало.
Я направилась к Даниэлю, который уже сидел за столом, при этом стараясь не глядеть на Мари. Она была бывшей девушкой Томми. В ушах до сих пор стоял её вопрос в тот день, когда ребята вызволили меня с рудника, «Кара, ты видела Тома?» и мой ответ «да, он отработал свой долг перед Эдемом».
Мне было неловко в её присутствии, и чувство вины перед ней, перед ними всеми за то, что молчу, потчую их полуправдой, давило с утроенной силой.
Внезапно в кабинет для планёрки влетели возбуждённые Макс с Тимом. В прошлой жизни, до попадания в Эдем, они были близнецами. Тёмные волосы первого и светлые второго воинственно стояли торчком. Внешность сменилась – характеры нет.
