Шайса и сам не понимал, почему для него так важно внимание Джилинера, почему он так безоглядно ему предан. Но он знал, что лишь рядом с Вороном его жизнь имеет ценность и смысл.

Убийца сознавал, что раньше он был вечно голодным, злобным зверем... проклятие, у него не было даже памяти! Он не мог бы сказать себе, сколько лет вел тусклое, монотонное, незапоминающееся существование. (Шайса искренне так считал, хотя любой другой человек назвал бы его жизнь чередой черных злодейств.)

Маг подарил безымянному недоумку память, волю, кличку, что превратилась в имя, а главное — дал цель в жизни, и какую цель! Завоевание мира! Пусть не для себя, пусть для хозяина, однако это была крупная игра, а не грошовые убийства, которыми пробавлялся бродяга с тупым, полусонным мозгом...

Но было еще кое-что: твердая уверенность, что с Джилинером связана какая-то очень важная перемена, которая еще произойдет в судьбе Шайсы. Не деньги, не слава, не власть — что-то особенное, ослепительное, не поддающееся словам... Шайса не знал, откуда взялась эта мечта в его трезвой, не признающей пустых фантазий голове...

Так или иначе, весь вчерашний день он пребывал в тоскливом ужасе. Неужели хозяин никогда не простит его?

И вдруг этот грозный и радостный вскрик человека, забывшего мелкие житейские передряги перед лицом желанной мести:

— Да вот же, гляди! В ущелье... сам пришел ко мне в руки! Погоди, а рядом... Не может быть! Светлая госпожа! Волчица! Ну, не ожидал! Помнишь, Шайса, как она кричала на короля? А теперь разгуливает по Подгорному Миру... Удивительная женщина! А кто там с ними... третий, с наглой такой ухмылкой?

— Подгорный Охотник, — радостно подсказал Шайса, вглядываясь в зеркало. — Мой господин хочет привести к ним Клыкастую Жабу?

— А где я ее найду? Возьму то, что окажется под рукой, лишь бы скорее порадовать дорогих гостей...

Они напали внезапно — вывернулись из какой-нибудь пещеры или трещины в горном склоне.

От сильного толчка в грудь Арлина упала на каменистую тропу, защитным жестом вскинула перед лицом руку с плащом. Тут же что-то вцепилось в плащ, повисло на ткани. Другой рукой Волчица рванула застежку у горла. Плащ упал, накрыв неведомого врага.

Не вставая, девушка взглянула вверх. Над ней стоял Хранитель с мечом, защищая ее, как ей показалось в первый миг, от стаи черных, беспорядочно мечущихся птиц. Но почти сразу она поняла, что это не птицы, а странные существа, похожие на кузнечиков размером с крупную сову. Они прыгуче взлетали, целясь в Ралиджа вытянутыми вперед когтистыми задними лапами, но в последний миг изворачивались, уходя от клинка, падали, отталкивались от земли и вновь взмывали в воздух — хищные, яростные, неустрашимые...

Снова раздался крик. Повернув голову, девушка с ужасом увидела, как Эрвар катается по земле, пытаясь оторвать от себя черную тварь. Вцепившись в рубаху тонкими передними лапами, мерзкое существо когтями задних лап терзало грудь Подгорного Охотника.

Трясущимися руками Арлина подобрала арбалет, попыталась прицелиться и поняла, что с таким же успехом можно стрелять в пчелиный рой. «Кузнечики» мельтешили так хаотично, что нельзя было сосчитать, сколько их — восемь, девять, десять?

Впрочем, Ралидж не нуждался в помощи. Клинком он очертил вокруг себя и Арлины сверкающий круг, сквозь который не мог проникнуть враг. И сколько бы хищников ни было в стае — число их явно поубавилось: у ног Хранителя были разбросаны крылья, лапы, дергающиеся в судорогах сухие жесткие тела...

Плащ рядом с Арлиной зашевелился: оглушенная тварь пришла в себя и пыталась сбросить ткань. Девушка выронила арбалет, подхватила камень поувесистее и, стиснув зубы, несколько раз ударила по плащу. Тварь перестала дергаться.

Подняв глаза, Волчица увидела, что бой закончился. Разрубив последнего врага, Хранитель с тревогой обернулся к девушке:

— Ты цела?

Не ответив, та вскочила и бросилась к Эрвару, который в этот миг отшвырнул от себя разорванного пополам «кузнечика», попытался встать — и рухнул навзничь.

Арлина и Орешек приподняли Подгорного Охотника за плечи. Рубаха на груди Эрвара была разодрана в клочья, кожу покрывали неглубокие, обильно кровоточащие царапины.

Лохмотьями рубахи Волчица попыталась остановить кровь.

— Не трудись, госпожа, — отозвался Эрвар (и Арлина тревогой заметила, что голос его слишком слаб для человека такими несерьезными ранами). — Это Черные Прыгуны, у ни яд в когтях... кровь не уймешь... Мне, похоже, конец. Ты, Сокол, запоминай, пока я бредить не начал... Чтоб вам с госпожой вернуться домой, нужно... Погоди! У меня в глазах пелена? Или вокруг неладное творится? Не вижу ничего...

— Туман, — озабоченно объяснил Орешек. — Невесть откуда взялся... плотный такой... Здешняя пакость?

— А-а, туман... это ничего, как приполз, так и уползет. Он не то чтобы живой, а что-то вроде этого... Хуже другое: в тумане хищники бродят, им к добыче удобно подбираться. Найдите пещеру, отсидитесь, а когда туман уйдет...

Эрвар замолчал, тяжело дыша, а потом вцепился в руку Арлины и заговорил негромко, страстно:

— Соль, понимаешь, везде соль... прямо на земле... лужи на солнце высыхают, на дне коркой соль остается...

Орешек в отчаянии посмотрел на Арлину. Та ответила беспомощным взглядом. Подгорный Охотник продолжал бормотать:

— А трава пожухла, на траве тоже соль... и на коже соль... и на ресницах... руками тереть нельзя, а то соль глаза выест...

Туман поднимался все выше, он уже закрыл непроглядным слоем и дно ущелья, и редкие кусты, и двоих людей, склонившихся над третьим... Все спрятала белая пелена — так буран заносит снегом обреченных путников.

Над облачным морем, как остров, высился утес с плоской вершиной. И был этот утес для Арлины и Орешка последней надеждой... нет, последней возможностью оттянуть гибель. В пелене тумана они стали бы легкой добычей для любого зверя. На вершине утеса, овеваемой чистым ветром, они могли хотя бы заметить врага.

Не так уж высок был утес, но труден оказался подъем на вершину. Арлина поднималась первой, разведывая тропу. Сначала девушка держала наготове арбалет, который очень мешал карабкаться на скалу. Но вскоре Волчица обронила оружие, не смогла в тумане его отыскать и в глубине души почувствовала облегчение. Руки ее были ободраны до крови, одежда изодралась на локтях и коленях, поперек щеки легла глубокая царапина. Однако Арлина держалась молодцом и не хныкала. Она понимала, что ее любимому было еще труднее: он тащил на себе Эрвара. Подгорный Охотник продолжал бредить про хрустящую на зубах соль, про мерзкий вкус ее во рту, про вечную жажду... Кровь продолжала сочиться из его ран, и Хранитель спешил, опасаясь, что на запах наползет всякая хищная мразь.

Когда люди вынырнули из тумана, им показалось, что они попали в яркий полдень, хотя солнце по-прежнему пряталось за пеленой облаков и сочилось сквозь нее жидким серым светом.

Постелив на камнях три плаща и поудобнее устроив Эрвара, Арлина тоскливо пожаловалась:

— Его перевязать бы чистым полотном, а не обрывками этими... и питье, отвар коры калины...

— У тебя же нет ничего... Не мучь себя, раз не можешь помочь. Будем надеяться на Безымянных...

— Нет! — вдруг пронзительно вскрикнула девушка. — Вот... гляди... вот!

Она вытянула перед ним дрожащую, жестоко исцарапанную руку.

— Вижу, — сочувственно отозвался Хранитель. — Ободралась ты — смотреть жутко. Живого места нет.

— Да я не про это! — радостно завопила Арлина. — Сюда гляди! «Соломенная змейка»! Он мне ее сам подарил!

Запястье Арлины обвивал чудом уцелевший браслет из золотистой соломки.

— Думаешь, поможет? — усомнился Орешек.

— Да ты хоть знаешь, что такое сок подлунников? Посмотри, мои царапины почти затянулись! Помоги распутать «змейку»... только не порви...

Общими усилиями они закрепили браслет на запястье Эрвара и вскоре с огромным облегчением увидели, что кровь начала коркой запекаться на ранах Подгорного Охотника. Раненый утих, бред прекратился.