Но даже так, глядя на девушек, понимая, что они чувствуют и что чувствую я сам, я не мог не спросить:

– А если мы откажемся?

Этот день закончился нескоро. Долгий спор, из которого самоустранились все, кроме меня и отца, как бы обозначив, что именно мы говорим от лица обеих сторон, продлился до обеда, продолжился после, и только под вечер отец сдался. Даже не под напором аргументов, которые он с лёгкостью парировал одной фразой о безопасности девушек. И я был с ним согласен. Но, чувствуя за собой их одобрение и нежелание бежать с тонущего корабля, я не мог сдать назад: ведь если не мы, то кто? Аристократия бывает разная, но то, за счёт чего она до сих существует и не выродилась в сборище ослеплённых собственной властью прожигателей жизни, можно выразить двумя словами: положение обязывает.

Через неделю в дворцовой судебной зале состоялся суд, на который были допущены представители разнообразных печатных агентств. Но запрет на съёмку так и не сняли, поэтому они довольствовались лишь блокнотами да ручками.

По совместному решению туда, помимо меня, отправились только отец да Мелисса зайцем, воспользовавшись мной как троянским конём. Одет я был строго, но не забыл захватить с собой чёрные очки в пол-лица. В этот день я окажусь к самозванцу, усевшемуся на трон, наиболее близко. И смогу, хоть отец стребовал клятву, что я ничего не предприму, посмотреть на него так, как могу только я. Когда ещё такое удастся? Может, это будет важным.

– Встать, суд идёт! – на высокой ноте заголосил какой-то служка, оторвавшись от пустых листов.

Зал, заполненный так, что яблоку негде упасть, зашумел, двигая стульями. Аристократы – цвет нации и опора государства, – разбавленные акулами пера. Те, правда, по большей части стояли, заняв все проходы и столпившись позади сидячих мест, но никто не возмущался теснотой.

Мне вставать не пришлось: никто не догадался предложить стул, поэтому всё время, что мы ждали начала процесса, я провёл на ногах за трибуной. И всё оставшееся время проведу за ней же, у назначенных мне обвинителя и защитника свои конторки, слева и справа соответственно. Интересно, а они вместе меня топить будут или сохранят видимость суда? Впрочем, какая разница. Если та сторона не нарушит договорённости первой, то сегодня я выйду отсюда с чистым именем.

А вот и он. Прямо передо мной и не дальше десяти метров. Подарок судьбы.

Сам суд я пропустил мимо внимания: за всё время мне ни разу не дали права высказаться, как и не задали напрямую ни одного вопроса. Так что я с чистой душой сместил вектор внимания, воспользовался силой и изучал самозванца.

А там было на что посмотреть. Силуэты, которые я, будучи временно незрячим, по неопытности принимал за тело, на самом деле не были духовным его отражением. Видимо, это и есть душа. А убедился я в этом именно сейчас, потому что силуэтов этих у Александра V было по меньшей мере три. Один постоянно находился в хаотическом движении, будто пытаясь вырвать контроль над телом из рук двух других, чьим синхронным действиям следовал организм. Контуры сопротивляющегося силуэта регулярно вырывались за пределы физического тела, и бесследно это не проходило: в такие моменты он слабел, и верховенство захватчиков крепло.

Как же хотелось подойти поближе. Уверен, что, будь у меня доступ к телу хотя бы на пару минут, я смог бы если не спасти его, то хотя бы ослабить контроль этих двоих. Но сейчас я бессилен. Даже без обещания отцу пройти эти несколько метров невозможно. Личные телохранители императора, стоящие по бокам и за высоким резным стулом, – одарённые высших рангов. От любого, кто посмеет дёрнуться в его сторону, не останется и пепла. Радует уже то, что я принесу заговорщикам обнадёживающую новость. Император жив. Император ещё борется. А раз есть надежда его спасти, то и мы обязаны бороться.

Что? Чего это все аплодируют? Мелисса, занятая просмотром происходящего вместо меня через нашу связь, с готовностью подсказала, что меня оправдали и ждут от меня какой-то реакции. Ну, тоже неплохо. Я поклонился и лаконично высказался, что, дескать, рад, верил и благодарен. На этом суд закончился, а служка, исписавший десяток листов, вновь голосисто возопил.

После прибытия домой я вновь призвал Мелиссу, переложив на её плечи пересказ увиденного девочкам, сам же с отцом отправился в кабинет, куда почти сразу набились прочие заговорщики. За исключением матери: у неё и так из забот целых три девицы, способных выкинуть что или кого угодно.

– Ну? – Первым, как водится, не выдержал дядька, доставший было бутылку, но отставивший её в сторону под грозным взглядом отца.

– Император жив, и мы можем его спасти, – выдохнул я.

– Ай да Лёня, ай да… – Дядька своевременно заткнулся.

– Фёдор! – буквально прорычал отец.

– Молчок. – Дядька закрыл рот на замок и показательно выбросил ключ.

После этого я рассказал о своих наблюдениях и выводах.

– Иди отдыхай, а мы ещё посидим, подумаем над сказанным.

– Алексей, что скажешь? – обратился Виктор к графу Фёдорову.

– Это ничего не меняет, мы не сможем подвести твоего мальчишку к нему. Разве что штурмом взять дворец, но это за гранью добра и зла. Нас раскатают ещё на дальних подходах, – прикинул тот.

– Вот и я так думаю, – согласился Виктор. – Григорий, а что ты?

– Сложно сказать, но если это единственная возможность, то я бы рискнул, – отозвался помощник.

– Есть идеи на этот счёт или просто мнение? – продолжал допытываться Виктор.

– Есть, – подтвердил Григорий. – Если те существа, что контролируют тело, не стали менять расписание государя, то можно попробовать подобраться ближе на ежемесячной охоте. Она длится три дня, и каждую ночь государь проводит в своём охотничьем домике. Охраны там обычно нет, государь такого не любит… не любил. Вместо этого солдаты заранее оцепляют заповедник снаружи, но всё же попасть туда возможность есть. У меня в должниках ходит армейский офицер, чей отряд регулярно стоит там в охране. С бандитами он не свяжется, но нас, если вы прикроетесь государственной необходимостью, пропустит. А там даже в прямом столкновении с телохранителями при наличии элемента неожиданности у нас будет шанс.

– Хороший план, – сказал Виктор и кивнул Фёдору. – Значит, именно так мы делать не будем.

Почуявший неладное Григорий обратился к дару и взметнул было вокруг себя коконом свитые из тени плотные ленты, но почти сразу те опали, открыв взору пронзённого пятью копьями человека.

– Пять, – захрипел пронзённый. – Да ещё и в помещении. Шагнул-таки. Поздравляю.

– Спасибо, Гриша, етить тебя семеро, – глухо отозвался Фёдор.

– Я не хотел, дядя, у них Эмма… – Но закончить он не смог.

– Я тоже не хотел так, но и отпустить тебя сейчас не мог, прости, – не глядя на клонившееся к земле тело, пробормотал Виктор. – Так, времени почти не осталось. Фёдор, оттащи его пока к стене, а потом начинай подготовку, начинаем уже сегодня. Алексей, отбери из тех людей, что есть, троицу понадёжнее, отправим их с детьми.

Вечером после ужина мы собрались на посиделки у камина, и нам неожиданно составили компанию родители. Отец вспоминал разные байки из своей молодости, смешные и не очень, ещё раз рассказал, но уже девчонкам, историю своей женитьбы. Что-то добавила мама, заставив девочек переосмыслить услышанное ещё раз и втихую посмеяться над надувшимся отцом.

Даже Алексей Мстиславович, также составивший нам компанию, решил поделиться своими воспоминаниями. В этот вечер он признался дочери, что пошёл против воли отца и не подбирал себе невесту, как это было положено, а внезапно влюбился и не стал бороться с этим чувством. Впервые я видел, как плакала Лиза. И даже каменное лицо этого гиганта как будто слегка смягчилось.

Под конец мама принесла бутылку вина, и мы чуть-чуть выпили перед сном. Немного грустные, немного радостные, в чём-то счастливые, мы отправились в спальню, где какое-то время просто лежали молча, чувствуя единение и тихое счастье. В сложное время мы живём. Помню, я ещё подумал, что было бы неплохо вот так в один момент напоить девушек, усыпить и вывезти куда-нибудь в безопасное место, пока всё не кончится.