Но трудности только раззадоривали и радовали Юсуфа. Таков уж был его характер.

Он раздвигал руками плющ и, частично вырывая его и отбрасывая в сторону, расчищал Зулейхе путь, останавливался и срывал ветки с цветами:

— Как мне известно, Аллах сотворил деревья, чтоб те давали нам тень над головой и облегчали путь. А эти, наоборот, тень ногам дают, а голову оставляют солнцу. Мало того, еще и идти мешают.

На эти слова Зулейха лишь по-детски улыбнулась.

Чуть погодя стало ясно, откуда на этой неплодородной почве взялось такое изобилие растений и откуда столько силы у маленьких зеленых цветов, которые, если до них дотронуться, сразу сморщивались и превращались в каплю воды.

У края дороги струилась речка. Было странно, что сверху они ее не заметили. Медленно текущая речушка, казалось, словно застыла среди зарослей камыша и чертополоха.

Юсуф с досадой топнул ногой и сказал:

— А вот этого не предвиделось. Ах ты!

Ярость Юсуфа относилась скорее к Зулейхе. Тут же сев на край большого камня. Юсуф принялся разуваться.

— Война есть война. А что поделать… Не отступать же теперь перед этим маленьким препятствием… — Потом прибавил совершенно другим голосом. — Здесь проходил ваш отец.

Здесь проходил ваш отец!.. Будто невидимая птица, пролетая, ударила Зулейху в грудь крылом.

Слезы навернулись ей на глаза. Она не могла вспомнить минуту, когда Юсуф был бы ей так близок. Да, они могли чувствовать друг к другу ненависть и злость, причем совершенно беспочвенно. Но ничто не могло разорвать этот узел связывающей их общей любви.

Юсуф в эту минуту был для нее как старший брат.

Ведь какое счастье иметь брата, похожего на него: красивого, с ясным взглядом, пышущего молодостью. Если бы Юсуф действительно был ей братом, она бы его очень сильно любила и не замечала его недостатков.

Как бы ей пришлись по душе его мысли, с какой снисходительностью и радостью она слушала бы его простые желания и чаяния. Как от души бы смеялась его шуткам вроде той, что он недавно сказал. Как было бы приятно подчиняться его приказам, которые воспринимались ею как должное.

И как досадно, что он был мужем. Человеком, который взвалил на себя ответственность претворить в жизнь невозможное. По умственному и душевному развитию превосходить всех остальных, и эти таланты превратить в игру с желаниями и капризами своей жены, которые меняются не по дням, а по часам. Человеком, что взвалил на себя тяжесть отвечать за все вплоть до тех мучений, которые заложены в самой жизни.

Было несомненно, что среди ее мыслей о замужестве имелись и идеи-калеки, которые с давних пор начали прихрамывать и стали причиной несчастий. Но Зулейха долго не останавливалась на подобных размышлениях и решила, что возможно создать семью двум людям, которые испытывают друг другу лишь плотское влечение, основываясь на чувстве, которое не имеет за собой ни романтической привязанности, ни взаимной любви. Это было возможно лишь на короткие минуты вальса или танго, когда два человека, держа друг друга в объятиях, позволяют себе получать удовольствие от музыки.

И хотя мысли, схожие этими, проносились в голове у Зулейхи в самые разные времена, она так и не смогла понять, почему так переменилась и почему теперь ей казалось, что она вела себя с Юсуфом почти жестоко.

Зулейха, будто испугавшись той близости и симпатии, что почувствовала в эту минуту, села на землю поодаль и, как Юсуф, начала снимать туфли и носки.

Когда Юсуф это увидел, то удивленно спросил:

— Вы разуваетесь? К чему эти приготовления?

Зулейха рассмеялась и ответила:

— Я тоже пойду по воде.

— Очень хорошо. Хоть немного ноги остынут…

Но перейти реку оказалась не так просто, как казалось Зулейхе. В воде были острые камни, опавшие листья, осыпавшиеся ветки и даже шипы. Все это перегнило. Ноги утопали в жирной, липкой жиже. Поверхность воды стала мутной и покрылась слоем зеленой грязи.

Когда из камышей напротив, напуганные их шагами, прыгнули в воду две лягушки, Зулейха остановилась и смущенно произнесла:

— Я дальше не могу…

Юсуф рассмеялся и сунул Зулейхе обувь, носки и ветки с зелеными цветами, что держал в руках.

— В таком случае, — сказал он, — если позволите. Выход есть… Я и раньше о нем думал, но засомневался, вдруг вы очень хотите ноги охладить.

Юсуф, казалось, без малейшего усилия подхватил Зулейху под мышки, словно пустой кувшин, и усадил себе на плечо:

— Свесьте ноги и крепко держитесь за мои волосы, не бойтесь…

До противоположного берега было шагов пятнадцать. Юсуф, словно утка, с наслаждением брел по речке. Ему чем-то не приглянулось место, где можно было выйти, и в поисках более подходящего он пошел по течению реки.

Зулейха улыбнулась, вспомнив слова своего отца.

Когда до свадьбы оставалось несколько дней, Али Осман-бей сказал ей:

«Будущего не знает никто, но в Юсуфе чувствуется порода. Он будет тебя очень уважать, на руках носить. Тут я в нем уверен…»

Речка оказалась топкой, Юсуф шел покачиваясь. Зулейхе, которая мокрыми ступнями боялась испачкать рубашку мужа, не оставалось ничего другого, кроме как, сделав вид что падает, ухватить его за волосы.

Они прошли вброд еще минут пять и добрались до скалистого места. Здесь уже не было прохлады и буйства зелени. Наоборот, место оказалось засушливое и без растительности.

— Я на сто процентов уверен, что это именно то место, где вашего отца ранило в пятку и в колено осколками шрапнели[102]… — произнес Юсуф. — В какой из этих расщелин в скале он лежал, пока его не доставили в полевой госпиталь?.. А вот это определить невозможно.

В нижней части скалы виднелось несколько пустот, вход в которые на уровне земли закрывали сухая трава, репейник и груды камней.

Юсуф снова оставил жену одну, а сам принялся ходить от одной расщелины в скале к другой, будто надеясь обнаружить в них какой-либо след или признак того, что раньше в них кто-то прятался.

Его рубашка и брюки сильно испачкались. Из спутавшихся волос торчали паутина и сухие колючки. Он посмотрел на платок, которым время от времени вытирал пот с лица и шеи, увидел, что тот весь в грязи, и рассмеялся:

— Ну, что поделать, потом в речке умоюсь.

Только человек, ищущий клад под землей, мог отдаваться делу с таким самозабвением.

Они больше не говорили об Али Осман-бее. Но было ясно, что Юсуф думает только о нем. Он вдруг вспомнил о Зулейхе, о которой, казалось, забыл под палящим полуденным солнцем, только когда они вышли на площадку между скал. И то только, чтобы забрать у нее зеленые ветки, которые он дал ей, когда они переходили речку.

Зеленые цветы на них все завяли, стебли за полчаса пожухли и пожелтели так, будто пережили целый сезон.

Юсуф перевязал их куском ткани, оторванным от края платка, поднес к губам жестом, как будто вдыхал их запах, и повесил у входа в одну из расщелин.

Зулейха подумала: «О Аллах, как он любит, как любит!»

Вдруг совершенно помимо ее воли, словно дождь из небольшой тучки ясным летним днем, пролился поток слез. Это прошло до того легко и не причинив страданий, что было не понятно, от солнца ли это или из-за переживаний.

Не было причины удивляться той романтической преданности школьника, которая до сих пор встречалась у некоторых ровесников Юсуфа. Зулейху и саму в течение нескольких лет в Гёльюзю охватывало необъяснимое душевное волнение. И эти ни с того, ни с сего взявшиеся слезы являлись ничем иным, как приступом все той же горячки, что время от времени давала о себе знать.

Когда на обратном пути они снова подошли к реке, Юсуф оставил жену в тени, а сам прошел вниз по течению и затерялся в камышах.

Когда он вернулся, Зулейха увидела, что он постирал и уже снова надел рубашку.

— Вы не простудитесь в мокрой рубашке?

Говоря это, молодая женщина придала своему голосу спокойный и безразличный тон, чтобы не выдать тревоги.