Предпочтительным курсом английского короля был бы союз с Фландрией. Это графство с его протяженной береговой линией и устьями североевропейских рек, а также открытой границей с Францией идеально подходило для его целей. Более того, как сказал один из его советников, Фландрия была для Франции тем же, чем Шотландия для Англии[298]. К сожалению, зимой 1336–37 гг. отношения с Фландрией были плохими. Шотландцы снабжались из фламандских портов, а фламандские корабли принимали активное участие в нападениях французов на побережье Англии. Правительство Эдуарда III потребовало возмещения ущерба за эти и другие инциденты, но у налетчиков были патенты от короля Франции, и граф Фландрии не мог помочь, даже если бы захотел. Впрочем, вероятно, он и не желал. Людовик Неверский был верным слугой своего государя. Эдуард III предложил заключить союзный договор, который граф решительно отверг. В октябре 1336 года произошел полный разрыв отношений между Англией и Фландрией в результате санкций Филиппа VI против англичан и их торговли, которые Людовик Неверский послушно ввел в действие в своем графстве[299].

В августе 1336 года Эдуард III запретил весь экспорт шерсти и кожи из королевства. Возможно, изначально этот радикальный приказ не был предназначен для оказания давления на фламандцев. Однако то, что начиналось как финансовый шантаж, в течение осени превратилось в политическое оружие непредвиденной силы. Фламандская суконная промышленность, а вместе с ней и занятость большей части населения графства, зависела от английской шерсти. Другого сырья практически не было. Поэтому запрет на экспорт был сохранен, и даже на некоторое время был распространен на пшеницу, эль и ряд других товаров. Экономический ущерб, нанесенный Англии, был достаточно серьезным, но во Фландрии последствия были катастрофическими. Некоторое время фламандцам помогали их запасы, но к концу 1336 года бедственное положение стало очевидным. Неурожай предыдущего года внес свою лепту. Сукноделы скитались по графству, выпрашивая хлеб в придорожных деревнях, иногда даже в Турне и на севере Франции. В новом году общественный порядок начал нарушаться в Генте и Брюгге[300].

По мере того, как бедствия ослабляли хватку Людовика Неверского на его графстве, в делах Франции и немецких владетелей на востоке возник новый кризис. Поводом послужила серия сложных и непонятных сделок с недвижимостью в Камбре, которые были хорошо знакомы английскому правительству по полувековому опыту в Аквитании. Камбре был регионом большой стратегической важности, лежащим между долинами Самбры и Шельды, основными магистралями для любой армии, проходящей между Францией и Эно или Брабантом. В течение нескольких лет французские дворяне покупали вотчины в этом регионе, и, хотя это невозможно доказать, есть вероятность, что они делали это при попустительстве своего правительства. Камбре был имперской территорией. Ее правитель, епископ Камбрейский, был князем империи. Но он также был викарным епископом архиепископа Реймса и, чаще всего, французом, обязанным французскому правительству своим назначением. В это время епископом Камбре был бургундец Гийом д'Оксонн, протеже королевы Филиппа VI, друг и канцлер Людовика Неверского, графа Фландрии. Трудно представить себе человека, менее склонного защищать интересы империи против Франции.

В феврале 1337 года, после недолгих переговоров, проведенных в обстановке строжайшей секретности, Филипп VI купил для своего сына пять замков в восточном Камбре, включая сам Камбре и два места на жизненно важной реке Шельде. Это был удивительный переворот, не похожий на тот, благодаря которому Филипп VI недавно приобрел замки Бланкфор и Верин на окраине Бордо. Реакция императора была похожа на реакцию Эдуарда III. Слухи о намерениях Филиппа VI начали распространяться незадолго до завершения сделки, и Людвиг IV выразил решительный протест. Он приказал епископу Камбре отменить сделку под страхом императорского неудовольствия. Но епископ был равнодушен к императорскому неудовольствию и в свое время официально передал замки в собственность наследнику Филиппа VI. Французский король, по-видимому, был ошеломлен последовавшими за этим волнениями, учитывая пассивное восприятие предыдущих аннексий в Германии. Он подготовил циркуляр, который был разослан князьям и городам Рейнланда, объясняя, что у него нет никакого намерения посягать на права империи. Князья и города, получившие его, не были убеждены. В первые месяцы 1337 года укрепилась мысль о том, что необходим поборник территориальной целостности империи, от которого бы не в последнюю очередь зависела автономия князей. Было немыслимо, чтобы этим защитником стал сам Людвиг IV Баварский. В любом случае, сильное императорское присутствие в Нидерландах, вероятно, было бы нежелательным для правителей этого региона. Поэтому, в силу своеобразного стечения обстоятельств, Эдуарду III пришлось взяться за это дело от имени императора[301].

Неясно, кто посеял в голове Эдуарда III идею о создании коалиции на северных границах Франции по образцу коалиции его деда. Но все свидетельства указывают на графа Эно, Вильгельма (Гийома) д'Авена. В 1337 году Вильгельм правил своим графством уже более тридцати лет и приобрел личный авторитет, гораздо больший, чем могли бы оправдать скромные размеры и ресурсы графства Эно. На первый взгляд, он был неожиданным кандидатом на роль лидера антифранцузской коалиции. Союз с Францией был краеугольным камнем его политики на протяжении многих лет. Он поддерживал французских королей в их борьбе с Фландрией до 1322 года и привел свой контингент для сражения при Касселе в 1328 году. Небольшая часть его территории, графство Остревант на западном берегу Шельды, принадлежала ему как фьеф французской короны. Он был женат на сестре Филиппа VI и в период междуцарствия 1328 года активно агитировал его претендовать на престол. Это был человек, глубоко вплетенный в ткань французской политики, и в то же время иностранный государь, интересы которого были гораздо шире, чем интересы простого клиента Франции. Его двор был знаменитым центром рыцарских турниров, а зятьями император Людвиг IV Баварский и Эдуард III, с которыми он поддерживал тесные отношения, причем не только в те времена, когда это соответствовало французской внешней политике. В одном отношении его проблема была такой же, как и у всех правителей немецких Нидерландов. Его положение зависело от территориальной базы, которая была очень уязвима: Эно, умеренно процветающее аграрное графство с небольшой суконной промышленностью в Валансьене и его окрестностях, и болотистые пустоши Голландии и Зеландии на крайнем севере.

Вильгельм был старым человеком, страдающим от подагры и камней в почках, все еще ловким дипломатом, но уже без того бесконечного терпения, которое когда-то помогло ему справиться с ожесточением министров Филиппа VI. Французские чиновники постоянно приставали к Остреванту, несмотря на то что, король запретил им это делать. Их мысли шли еще дальше, чем дела. Французская Канцелярия приложила немало изобретательности, чтобы доказать, что юрисдикция короля Франции распространяется не только на Остревант, но и на графскую столицу Валансьен на другом берегу Шельды. Несколько совместных комиссий, которым было поручено установить границу между французской и немецкой частями владений Вильгельма, не смогли, возможно, намеренно, завершить свою работу. Неопределенность помогала более сильной державе. Беспокойство графа Эно переросло в возмущение, когда стало известно, что Филипп VI купил пять замков в Камбре. Камбре был регионом, в котором Вильгельм тщательно укреплял свое влияние в течение двадцати лет. Два из этих замков, Кревкер и Арле, представляли для него особый интерес. Когда-то они принадлежали его семье, и он уже собирался приобрести их для собственного сына, когда Филипп VI выхватил их у него из-под носа[302].