Возможно, как сказал французскому послу в 1298 году проницательный старый франкофоб Бонифаций VIII, гасконцы предпочли бы, чтобы ими правила английская династия, а не короли Франции. Но на самом деле, сказал он, они хотели бы иметь "множество сеньоров, и чтобы ни один из них их не трогал"[101]. Право апелляции решений судов короля-герцога в Парижский Парламент, прочно утвердившееся к 1270-м годам, было идеальным инструментом для достижения их цели и источником большинства политических трудностей герцогского правительства. Апелляции из герцогства в Париж были очень многочисленны. Их рассмотрение затягивалось на длительное время, поскольку происходило только в определенные дни года. Довольно часто истец не был готов к назначенному дню или не являлся, и в этом случае рассмотрение дела почти всегда откладывалось. В течение этого времени истец мог продолжать пользоваться защитой королевских сержантов, присланных из Тулузы и Периге. Суды герцогства были парализованы, а в некоторых случаях и само правительство.

В таких условиях недовольные обращались Парижский Парламент по большим и малым поводам. Такой энергичный сенешаль, как Люк де Тани, в остальном способный и энергичный слуга герцога, мог спровоцировать около тридцати обращений в течение нескольких лет, пока правительство в Вестминстере не было вынуждено отозвать его в 1278 году. Злопыхатели не могли проиграть, даже если они не выигрывали. Но очень часто они побеждали. Глубокое подозрение, которое советники Парижского Парламента испытывали к власти любого государя, кроме своего собственного, имело более важные последствия, чем частые вызовы в суд местных нотариусов, чьи решения по делам были датированы временем после малолетства короля Англии (Генриха  III), или мелкие жалобы на обращение монет с изображением Эдуарда I. Было время (оно длилось едва ли три десятилетия), когда подобные трудности можно было разрешить с помощью тактичности с одной стороны и сдержанности с другой. Эдуард I хорошо ладил со своим кузеном Филиппом III, а поначалу и с Филиппом IV Красивым, который стал преемником своего отца в 1285 году. В то время как Парламент все еще нащупывал свой путь в вопросах как сути, так и процедуры, важные дела могли решаться неофициально в атмосфере все еще открытого французского королевского двора. Когда нотариусы Ажене были призваны к ответу за датировку своих дел, сенешаль Гаскони мог помочь им, явившись в суд и взяв на себя ответственность, а затем уладить дело за кулисами с более влиятельными королевскими советниками. Самая знаменитая и опасная апелляция царствования Эдуарда I, касавшаяся его великого пиренейского вассала Гастона, виконта Беарна, так и не была разрешена в судебном порядке. Эдуард I убедил Филиппа III оказать давление на Гастона. В итоге апелляция была отозвана. Апеллянт был вынужден сдаться своему сюзерену и провел некоторое время в тюрьме в Уинчестере[102].

Развитие французской юриспруденции и ужесточение политики Филиппа IV Красивого сделали будущие споры менее легко разрешимыми с помощью дипломатического давления, которое правительство Эдуарда I так умело применять. В середине 1270-х годов чиновники Эдуарда I в герцогстве пытались препятствовать подаче апелляций, применяя различные санкции к апеллянтам, особенно к тем, кто не добился успеха. В 1285 году, согласно постановлению Парижского Парламента, осуждающему эту практику, офицеры короля-герцога имели привычку арестовывать имущество тяжущихся сторон незадолго до вынесения решения в его судах, что было сделано для того, чтобы помешать потенциальному апеллянту передать свои владения под защиту короля Франции. Эти санкции становились все более суровыми. В 1289 году некоторые граждане Бордо подали апелляцию от имени города против неуважения к их привилегиям, проявленным офицерами Эдуарда I. В ответ на это Эдуард I конфисковал все грузы вина, прибывающие в Англию, которые не сопровождались сертификатом, подтверждающим лояльность их владельцев. Апеллянты (которые, вероятно, были в меньшинстве в городе) сопротивлялись в течение восемнадцати месяцев под руководством некоего Видаля Панса, которому помогал комиссар, назначенный французским королем для их защиты. Но когда в 1291 году сопротивление провалилось, апелляция была отозвана, комиссар выслан, а Видаля Панса провезли по улицам на дыбе и повесили[103].

Такие ссоры наносили большой ущерб английскому правительству в Аквитании, и Эдуард I пытался избежать их путем тщательного соблюдения юридических тонкостей, что само по себе должно было усложнить работу его офицеров. Эти офицеры все чаще становились юристами. В Париже Эдуард I также сохранил постоянный штат юристов и держал канцелярию для рассмотрения постоянного потока судебных разбирательств, связанных с управлением его южными владениями. Весной 1289 года, за несколько недель до возвращения Эдуарда I в Англию после длительного пребывания в Гаскони, он издал замечательную серию указов из небольшого города Кондом. Помимо разработки методических правил для управления государством его представителями, Эдуард I потребовал назначить региональных чиновников, в обязанности которых входило присутствовать в герцогских судах и следить за интересами правительства в делах, которые могли завершиться апелляцией в Парижский Парламент. В том же документе Эдуард I принял ряд мер, призванных защитить себя от обвинений в отказе в правосудии своим подданным и в то же время сделать обращения к себе или своим чиновникам более доступными для местных тяжущихся сторон. Большая часть судебных процессов в герцогстве была поручена профессиональным судьям (что само по себе было новшеством), заседавшим в различных местных центрах, решения которых могли быть оспорены путем апелляции в недавно созданном Апелляционном суде в Бордо[104].

Удался ли этот интересный эксперимент — вопрос, на который сейчас невозможно ответить. Вероятно, никакая юридическая реорганизация не смогла бы остановить поток апелляций, происхождение которых всегда было скорее политическим, чем юридическим. В любом случае, новшеству не дали времени на успех, так как в течение пяти лет герцогство оказалось в руках короля Франции. Внезапный крах английского правительства в Аквитании в 1290-х годах подтвердил худшие из мрачных прогнозов, которые Эдуард I уже несколько лет получал от своих самых опытных гасконских советников.

Истоки этой катастрофы лежали в жестокой частной войне между моряками из Байонны и моряками из портов Нормандии, которая, хотя и была начата без указания какого-либо правителя, постепенно втянула в себя большинство морских сообществ Англии и Франции, а в конечном итоге и их правительства. В манифесте, адресованном гасконским подданным Эдуарда I, французский король обвинил их в безмерной ненависти к французскому языку и каждому, кто на нем говорит. Нет сомнений, что в некоторое время и в некоторых места в течение 1292 и 1293 годов это экстравагантное обвинение было оправданным. В Бордо и Байонне толпы линчевателей нападали на всех мужчин нормандского происхождения, которых они могли найти. Во Фронсаке на Дордони четырех французских таможенников заманили на торговое судно и убили.

Филипп IV Красивый искал ссоры с королем Англии по меньшей мере год. При его дворе была мощная военная партия, собравшаяся вокруг его брата Карла Валуа, амбициозного вояки, который с нетерпением ждал более решительного разрешения мучительных споров, длившихся двадцать лет путем дипломатии и юридических аргументов. 4 мая 1293 года Филипп IV послал своих офицеров провозгласить мир на улицах Бордо и Байонны. Когда вскоре после этого последовало несколько особенно серьезных нападений на подданных Филиппа IV, французский король приказал сенешалю Гаскони выдать злоумышленников королевским офицерам, включая всех главных сановников города Байонны. Сенешаль отказался. Дело было передано в Парижский Парламент, который объявил о секвестре большей части герцогства и послал несколько безоружных сержантов для вступления во владение им. Естественно они были грубо отправлены назад. Соответственно, 27 октября 1293 года Эдуард I был вызван в Парижский Парламент, чтобы ответить за деяния своих чиновников. Дата была назначена на январь 1294 года. "И мы будем действовать против вас, как того требует правосудие, независимо от того, явитесь вы или нет"[105].