– Так это… Выявляй скорей! – Морис тоже раздухарился. Возможно, взбурлила под темечком винная порция, а может, сказалась очаровывающая энергия собеседника.

– Что ж… – Геннадий игриво огляделся. – Проверка наипростейшая! Сейчас подойдешь к человеку, на которого укажу, и непринужденно поправишь у него штанину. Объяснишь, что пылинка или ниточка прилипла.

– Что за хрень?

– Во-во, именно ерунда и хрень! – Геннадий согласно кивнул. – Но выполнить надо с артистизмом и изящностью, постаравшись при этом не получить по морде.

Морис опешенно глядел на Геннадия. В глазах его вновь читалось знакомое слово: "чокнутый".

– Решайтесь, сударь. Десять секунд на размышление – и ухожу.

Морис лихорадочно соображал. На виске его бешено пульсировала жилка – жизненная артерия бомжевского мозга. Наконец, натужно кивнув, он облизал пересохшие губы.

– Хорошо, показывай…

Геннадий немедленно оживился.

– Стало быть, дело за тем, чтобы выбрать подходящую кандидатуру, – он завертел головой, озирая людей, как завзятый психотерапевт. – Так… Здесь, пожалуй, ничего интересного не наблюдается. Значит, перейдем к господам бильярдистам.

Чувствуя недоброе и стремительно потея, Морис побрел за черноволосым великаном. Сейчас он в особенности ощущал свою малость и беззащитность. Своему новому знакомому он едва доставал до плеча.

– Ага! Вот тут-то мы и поживимся! – Геннадий выбирал недолго. Обернувшись к приунывшему Морису, глазами указал на кожаную широкую спину. Двое мужчин сидели в стороне от бильярдного стола и, тужась, ломали друг дружку в арм-рэстлинговом поединке. Хозяин кожанки, бритый, багроволицый парень, был могуч и свиреп. В несколько судорожных рывков он уложил противника и тут же, слюнявя пальцы, стал пересчитывать заработанный выигрыш.

– Что, Костик, очередная победа? – бильярдист в клетчатой рубахе с кием обходил стол, выбирая угол прицеливания. – Поздравляю.

К победам "кожаной курточки" здесь, видимо, привыкли. Никаких возгласов, никаких восторгов. Четверо продолжали загонять шары в лузы. У окна, раскинув ноги в омоновских башмаках, смолил самокрутку зеленолицый оборотень. Как известно, конопля здоровья не прибавляет. Терпкий голубой туман сгущался под потолком, лениво заглатывался чуть приоткрытой форточкой.

– Что же ты? – Геннадий подтолкнул Мориса. Тот уперся. Запрокинув лицо, горячечно зашептал:

– Ты не знаешь! Это же Костяй! Тутошний вышибала… Кладет на руках всех подряд. Он меня по стенке размажет!

– Сделай так, чтоб не размазал. Улыбнись, кашляни – дескать, услуга, только и всего.

– Может, нам это… В том зале кого поискать?

– Хренушки! Кандидатура выбрана. Твое право решать. Время на оформление билета еще есть, но уже в обрез. Так что не очкуй понапрасну.

Черт его знает, почему он послушался этого взбалмошного незнакомца, но так или иначе Морис решился, Морис напыжился. К "кожаной курточке" он двинулся на негнущихся ногах, но в развалочку. Так, видимо, ему думалось, исполняются особо опасные задания. И, пожалуй, если бы вышибала Костик-Костяй не заметил этого странного приближения, все могло бы обойтись более или менее безобидно. Однако Костик невовремя повернул голову, а подходящий храбрец глядел в пол, а потому не увидел устремленных на него глаз.

– Чего тебе, фраерок? – после победы Костик был настроен благостно.

– Тут это… Нитка тут, – Морис, как плохо смазанный механизм, наклонился и неловким движением оправил Костикову брючину. И тут же заторопился обратно.

– Сбрендил?! – амбал взбрыкнул мясистой ногой, недоуменно покосился на брючину. До поры до времени ошеломление пересиливало в нем злость.

– Молодец! – Геннадий хлопнул Мориса по плечу. – С проверкой, считай, покончено. А теперь займемся билетами…

За его поведением следили с напряженным вниманием, и дружеское похлопывание истолковали не в пользу гостей.

– Але, вы двое! – вышибала поманил гостей толстым коротышкой-пальцем. – Аллюром сюда!

– Все в порядке, мсье, – Геннадий широко улыбнулся. – Никаких обид. Никто никого не облевал, не оскорбил. Может, в бильярд одну блиц-партию?

– Сейчас тебе будет блиц-партия. Я сказал: аллюром! – слово "аллюр" Костику отчего-то особенно нравилось. Может он где-то его недавно вычитал и запомнил. Так или иначе, но отпускать эту напроказившую парочку он не собирался. Бильярдисты обратились в зрителей, забыв на время о своих шарах, и теперь Костик просто вынужден был играть на публику. Роль вышибалы обязывала.

– Вот видишь, еще один копрофаг, – Геннадий движением руки остановил двинувшегося было Мориса и сам зашагал к атлету. – Что за проблемы, Константин? Почему вдруг аллюром? А если у меня грыжа с геморроем? Или периартрит с коксортрозом?

– Наклонись, остряк! – палец-сосиска вновь энергично задергался. – Очень уж ты высокий.

– Нет, Константин, это тебе придется встать, – Геннадий все также широко улыбался.

– Что ж, напросился, циркуль, – Костяй тяжело и по-медвежьи поднялся. Выпрямившись, он оказался почти такого же роста, как черноволосый пассажир, только смотрелся куда более плечистым и мощным.

От страха Морис зажмурился и потому не увидел, как Геннадий рубанул Константина в челюсть. Глаза он открыл только когда услышал грохот. Вышибала падал, опрокидывая стул и столик, за которым только что мерился силами со своим партнером.

– Тресь, и в дамки! – жестко прокомментировал Геннадий. Взглядом пригвоздив дернувшегося было со стула зеленолицего, промурлыкал: – Анаша, анаша, до чего ты хороша… Дыми дальше, сокол, разрешаю.

Бильярдисты с киями, набычившись, смотрели на него. Глаза игроков не сулили ничего доброго. Он ответил им взором честного стахановца.

– Забыл предупредить, орелики, у меня пушечный удар и масса возможностей. И то, и другое одинаково страшно. Так что играйте в свои шашки и ни о чем не беспокойтесь, – повернувшись к обалдевшему Морису, Геннадий деловито пояснил: – Тяжелых людей бить опасно. Закон инертности. Запросто можно сломать позвоночник. Поэтому старался, как мог, и вот удача! – юный забияка жив и даже пытается подняться, что, кстати, врачами категорически не рекомендуется. С сотрясением мозга лучше отлежаться… Слышал, милок? Постельный режим и ежедневная клизма! Через недельку оживешь. Будешь внукам рассказывать, как повстречался с Кассиусом Клеем.

Было во всех его словах нечто пафосно-театральное, но в данном случае сказанное не расходилось с делом, и никто из бильярдистов на открытое противостояние не решился. Геннадий же, по всей видимости, ждал атаки, и они понимали, что он ждет, и это в еще большей степени сбивало их с толку.

– Ну что ж, нет так нет, сие разумно, – Геннадий подмигнул Морису. – Будем считать, что сеанс спиритизма прошел успешно. Айда на выход, сеньор?..

На улице оба на минуту задержались. Геннадий опять задрал голову. Морис машинально собезъянничал.

– Однако, небо тут у вас! Прямо загляденье!

– Небо – да…

Казалось, звезд стало еще больше. Они усыпали небо от края и до края – чья-то щедрая безрассудная глупость, чей-то широкий жест. Морису захотелось вдохнуть их в себя, вобрать смутную приятную грусть о далеком и прекрасном, никогда не соприкасавшимся с его вертлявой судьбой. Рядом восторженно прищелкнул языком Геннадий.

– Люблю вот так смотреть! Сам не знаю почему. Вроде как человеком становлюсь, прошлые жизни вспоминаю.

– Да… – туманно протянул бомж. Он не знал, что говорят в подобных случаях. Может быть, и случаев подобных в его жизни еще не бывало. Становилось зябко, мороз давал о себе знать. Немели губы, пальцы в варежках потянулись к ладоням, сами собой сжались в кулаки.