Ракель покачала головой, а Элис выглянул из-за двери и сказал:

– Пралине можешь смело купить мне.

Далее завертелась неразбериха с логистикой – Элис должен был встретиться с приятелем и никак не мог найти свой кошелёк, который Мартин обнаружил на комоде, Элис вернулся в холл, прыгая на одной ноге, чтобы не снимать уже зашнурованный ботинок, Мартин потерял холщовую сумку для продуктов – но наконец они ушли, ввязавшись при этом в бурную дискуссию о том, нужен ли Элису завтра урок вождения или нет. Ракель подошла к окну эркера, чтобы понаблюдать за ними на улице. Они довольно долго стояли на перекрёстке рядом с припаркованным велосипедом Мартина. Отец жестикулировал, брат смотрел в землю. Потом Элис что-то говорил, а Мартин кивал. Расставаясь, каждый похлопал другого по плечу. Элис шёл медленно и свернул на Карл-Юхансгатан, а Мартин скрылся в конце Алльмэннавэген.

В гостиной была узкая дверь, обрамлённая перегруженными книжными полками. Ракель открыла её, затаив дыхание. Сразу за дверью шла вверх крутая лестница. Каждый шаг по ней сопровождался громким скрипом. Она вела на маленький чердак с квадратным окном, у которого стоял письменный стол. Пустой. Пустая столешница, и в ящиках ничего, кроме мелочей, которые обычно притягиваются туда сами: выцветшие билеты в кино, скрепки и старые проездные. Вдоль одной из стен тянулись пустые книжные полки. На другой – бабочки в застеклённых рамках. Под каждым экземпляром латинское название, выведенное рукой Ларса Викнера.

Ракель села на стул с решетчатой спинкой, подтянув колени к подбородку. Она помнила доносившийся отсюда стук пишущей машинки. Если наступала тишина, это значило, что скоро она услышит, как мать спускается по лестнице. А если в кабинете раздавался новый клавишный каскад, возможно, никем, кроме Ракели, не замечаемый, ожидание продолжалось.

11

Мартин нырнул. Потом поднялся на поверхность, убрал волосы со лба и моргнул, стряхивая капли с век. Перед ним простирался бассейн «Валхаллабадет» с хорошо просматриваемым кафельным дном и чистой хлорированной водой.

Он надеялся плаванием утопить весь этот ужасный день, давивший на лобную кость. Мозг казался перегревшимся, как будто слишком много думал на слишком большой скорости. Если мозг доходит до такой стадии, охладить его почти невозможно. Нельзя «просто успокоиться, пойти домой и посмотреть какой-нибудь фильм», как наивно предлагал ему Амир, когда по непонятной причине у Мартина завис почтовый ящик и длинное письмо исчезло безвозвратно, и даже Амир не смог ничего сделать.

– Дьявол, – прошипел Мартин и пнул ногой корзину для мусора. Он потратил не меньше часа на то, чтобы всё объяснить автору чернового варианта романа о мрачном поэте, страдающем от бессмысленности существования. Если реферативно, то издавать роман они не хотят, но у него есть некоторые достоинства, и его можно доработать. Только вот, думал Мартин, пялясь в монитор, ни сам роман, ни его гипотетически более удачная версия не вызывают у него ни проблеска интереса. И нет ни малейшего желания вникать в сюжет и сопереживать персонажам этой убогой рукописи. Будь его воля, так пусть бы этот несчастный поэт утопился в ближайшем водоёме, освободив от себя всех причастных.

Санна прочитала и тоже опустила большой палец вниз.

А потом всё вдруг пропало, все его утешительные фразы и тщательно сформулированные критические замечания. Мартина охватила горячая злость. Амир сказал, что это «стресс», которым сейчас называется практически любое душевное состояние, и, чтобы от него избавиться, достаточно просто пойти домой и «успокоиться». Увы. Мартин Берг не может просто «успокоиться». Мартину Бергу нужно составить список приглашённых на двадцатипятилетний юбилей, потому что он не может поручить Патрисии искать людей, которых нет в социальных сетях. Ему нужно связаться с одним редактором-консультантом, который должен был выйти на контакт ещё на прошлой неделе. В связи с юбилеем он обещал дать телефонное интервью одной газете. Он должен забронировать прачечную и постирать вещи или, как вариант, заплатить за это Элису. Надо сообщить Ракели, что пора определиться с немецким романом. Ридер не может бесконечно писать отзыв. То, как она с этим затягивает, явный знак, что издательство её вообще не интересует.

И надо поговорить с Пером о предложении, которое им сделали. Они должны вместе решить, как ответить. Это, разумеется, честь для нас, но… Мартин Берг не может предать свою с горем пополам, но успешную компанию. Мартин Берг не может оставить взрослых детей и престарелую мать, с которой видится реже, чем следует. Благодарю, но это, увы, невозможно.

С другой стороны, продажи у них далеко не блестящие. И никогда такими не будут. Случалось, конечно, они вспыхивали бенгальским огнём, к примеру, когда у них вышла Книга Лукаса Белла «Одно лето в аду», но насколько велик шанс, что подобное повторится? Возможно, продолжать их относительно скромную издательскую деятельность – это идиотизм. Есть ли у них будущее? Сколько человек купят новое издание дневников Витгенштейна? Сотни две-три бедолаг, которых по неведомым причинам интересует внутренний мир философов? В перспективе пара тысяч как максимум. И это достойный результат. Подготовить нового Витгенштейна непросто. И Сесилия сделала отличный перевод.

На краю бассейна шумела орава школьников. Привыкший к тихой и спокойной атмосфере «Хагабадет», Мартин послал им убийственный взгляд. Видимо, это цена за возможность плавать в пятидесятиметровом бассейне. Мартин увеличил скорость и обогнал тётю в купальной шапочке.

И Густав. Он так и не ответил. Мерзавец. Думает, что может исчезать и появляться в жизни других, когда ему хочется. Звонит после нескольких месяцев молчания и рассказывает, какой потрясающий человек такой-то и как он ездил сначала сюда, а потом туда или ещё о каком-нибудь грандиозном событии, в котором ему довелось поучаствовать. А ты ходил кругами и слушал безответные гудки. Если ты тревожишься, он злится. Если ты не тревожишься, он тоже злится. И Пер со своими намёками на эту, как там её… поэтессу. Утончённую Марию Мальм.

– Плохо, что ты так рано ушёл. Бла-бла-бла. – Что он придумает дальше? Ещё один ужин? Билет в театр, который внезапно окажется лишним? Ты не хочешь?..

Он доплыл до короткого борта бассейна. Оттолкнулся ногами от кафеля и поплыл вперёд, не экономя силы.

* * *

Элис лежал на диване в типичной манере подростка: словно, упав с большой высоты, он застыл в той же позе, в какой приземлился, и, даже здороваясь, сын умудрился не пошевелиться. Он подключил компьютер к телевизору и держал в руке пульт, рядом лежал телефон. Экран то и дело вспыхивал, извещая о новом эсэмэс.

Когда Элис начал одеваться в стиле 50-х, его домашний гардероб тоже изменился. Исчезли мягкие штаны и застиранные футболки, в которых он ходил по полдня. На смену пришли клетчатая фланелевая пижама, уютная кофта с декоративными заплатками на локтях и зелёный халат хорошего качества, который Элис с нескрываемой радостью извлёк из комода; этот халат Мартин получил в подарок на сорокалетие, но ему больше нравился старый. Следующим этапом, видимо, должен стать шлафрок. Даже носки Элис теперь носил особенные, высокие, из мериносовой шерсти или чего-то подобного. С тех пор как Элис с отчаянием на лице вытащил из машинки носок детского размера и закричал: «Ты что, не понимаешь, что их нельзя сушить в машине!», стирку носков Мартину больше не доверяли. Сын стирал их сам и развешивал сушиться над ванной.

На экране телевизора мужчина с массивным подбородком беседовал с женщиной в шляпке-таблетке.

– Как в школе?

– Хорошо.

– Выучил что-нибудь новое?

– Да не особенно.

– А чем тогда занимался?

Элис изловчился и пожал плечами, не выходя из позы полного расслабления:

– Делал доклад.

– О чём?

Элис вздохнул, что-то пробормотал и ответил:

– О Китае. Мы готовили в группе, дополнительно.