И, пройдя по расчищенному снегу около жилого дома, уперлась в метровый сугроб. Сложив брови домиком, она осторожно подняла ногу…

– Здравствуйте! – Раздался позади женский голос. – Кланин дом смотреть приехали?

Мы дружно обернулись, но первой со старушкой, одетой в зеленый платок и бордовую китайскую куртку, поздоровалась собака.

– Гаф-ф-ф! – Приветливо сказала она.

Старушка подпрыгнула и спряталась за углом. Маня, предвкушая игру в прятки, рванула за ней. Мы – за собакой.

Когда мы выбежали из-за угла дома, то увидели прижавшуюся спиной к стене и растопырившую руки хозяйку, а перед ней, в трех шагах, виляющую хвостом и показывающую в улыбке все свои клыки собаку.

Сын цапнул Маню за ошейник, а я извинилась.

– Она не кусается. Просто хотела познакомиться. Мы тоже хотим. – Моя улыбка почти не отличалась от собачьей. Разве что зубы были ровнее. В глазах ребенка прыгал смех, а в собачьих – любопытство. И только девушка-риелтор поглядывала на свои модные часы.

Здешняя бабушка перевела дух и отлепилась от стенки.

– А я ведь собак боюсь! – Сказала она, четко выговаривая букву «о».

– А я – коров. – Пожала я плечами. – Они такие большие, рогатые… Лягаются.

– Бывает, что и лягаются. – Оттаяла соседка. Тут я узнала, что буква «я» акцентируется даже больше, чем «о».

– И зубки у них немаленькие. – Пришлось поддержать разговор на сельскохозяйственную тему.

– Так оно привычно. – Пожала плечами бабушка. – Но уже пару лет, как коров не держу. Тяжело. Вот только козичку да кур. Значит, Кланин дом смотреть приехали?

– Ну да. – Пожала я плечами. – Да только туда не пройдешь. Сколько снегу намело!

– Таки да. – Пожевала та ртом. – Хотите, дам лопату? Тропку-то ваш мальчик быстро прокопает!

Когда Сережке был выдан инвентарь, и он ушел вместе с решившей ему помочь собакой, из другого дома вышла еще одна бабушка. И, наконец, представила себя и соседку.

– Серафима Александровна! – Так звали первую бабушку. – А вот я – тетя Надя.

– Екатерина. – Я сложила у груди ладони и поклонилась. Похоже, бабушкам мое приветствие пришлось по душе, поскольку заговорили они весьма охотно. Но быстро и с непривычным акцентом.

– Кланя-то, хозяйка, хорошая была. Подругами мы были. Вместе на ферме работали…

– А тут есть ферма? – Удивилась я.

– Была… – Вздохнули обе. – Все было. Совхоз-то наш миллионником был. И конюшня своя, и свинарня, и овчарня. А какой телятник! Вода была… и горячая, и холодная. Кран откроешь – течет!

– И в домах? – Недоверчиво спросила я, разглядев у горизонта водонапорную вышку.

– Трубы начали класть… – Сказала тетя Надя. – Но кончился Советский Союз, а вместе с ним – наш совхоз. Дорогу-то он строил!

– И этот асфальт до сих пор жив? – Поразилась я.

– Да-да! – Дружно закивали обе. – Клали, чтобы в любую погоду молоко с фермы до центральной усадьбы на машине возить. Там завод по переработке стоял… А еще у нас был клуб, своя самодеятельность, кино!

– Школа, детский сад, больница с родильным отделением!

Кажется, им хотелось поговорить с незнакомым человеком о наболевшем: не таких уж далеких временах, когда тут жили множество людей. Вечерами, после работы, собиралась молодежь. Танцевали под гармошку, пели частушки и влюблялись. Играли веселые свадьбы, и на свет появлялись дети.

– А сейчас тут живем только мы. – Снова вздохнула Серафима Александровна. – Пенсионеры.

Но выразить свое соболезнование мне не удалось, поскольку пришел облепленный снегом Серега и довольно улыбнулся:

– Траншея прокопана! Апартаменты ждут!

Явившаяся следом Манька отряхнула на тетю Надю снежные звезды, усыпавшие черную шерсть.

– Ой! – Та присела. – Она меня не укусит?

– Нет. – Сережка прислонил деревянную лопату к крыльцу. – Собака – тоже человек и не тянет в рот что попало!

– Ну, пойдем, взглянем…

Я развернулась и через несколько шагов углубилась в прокопанный ребенком тоннель высотой по пояс. Маня бежала впереди, сзади скрипели валенками любопытные старушки. А риелтор, пытаясь улыбаться на морозе, уже ждала нас на пороге.

***

Терраса была небольшой, аккуратной, но… просевшей. Поставив в памяти галочку, я поднялась по ступеням вверх. «Мост» – так называется коридор в деревенских домах, был широким и просторным. Четыре двери вели из него в четыре стороны. Та, через которую мы вошли, была парадной и открывалась на юг. Прямо перед нами была северная фанерная дверка.

– Там – кладовка. – Заметила мой взгляд тетя Надя. – Там, – махнула она рукой на запад, – двор. А здесь…

Восточная дверь была открыта риелтором.

– Здесь – жилые помещения! Проходите! – Девушка пропустила нас с Сережкой вперед, и, оттерев старушек, вошла следом за нами.

И тут я увидела залитые солнцем стены, крашеные половицы, печку… Дом приветствовал меня своей улыбкой и очень хотел понравиться. Даже стало как-то грустно: хозяйка уехала, а он остался один. И лишь воспоминания о минувших днях оживляли его бесконечное одиночество.

– Смотрите! – Потянула меня за рукав девушка. – Тут – печка. Два в одном: русская и подтопок. Видите батареи? Натопите и в любое время года в доме тепло и уютно! А еще здесь две комнаты: спальня и зала. Тут – кухня. Где мы с вами стоим – столовая! Места много!

Не слушая восторженных восклицаний, я подошла к окну. За стеклом остатки красных рябиновых ягод клевали снегири. Это было так красиво: снег, дерево и прыгающие по веткам птицы!

Однако, посмотрев на подоконник, я задумалась.

– Дом ведь не бревенчатый и даже не из бруса? – Спросила я старушек.

– Щитовой. – Покивали они. – Совхоз строил, когда деревня сгорела. Аккурат, в Пасху!

– Значит, дом холодный. – Сделала я вывод. – Как же вы в таких м-м-м… хибарах живете?

Старушкам мой вопрос не понравился, но ответили честно.

– Привычные мы. – Сказала Серафима. – Дров, да, надо много. Так нам чурбаки привозят, а сыновья приедут, да наколют. Хотели потом новые избы ставить, только все начало разваливаться уже в восьмидесятых. А куда мы денемся? Хорошо, хоть это жилье есть.

Я перевела взгляд на риелторшу. Скривившись, она смотрела на бабушек в предчувствии того, что день будет прожит напрасно.

Погладив белый подоконник ладонью, я вздохнула. Не смотря ни на что, дом, да и сама деревня, мне понравились. Соседки – тоже, поскольку кроме любопытства, на их лицах была написана приветливость без капли вредности.

– Что с садом-огородом? – Повернувшись к окну спиной, я почувствовала, как греют куртку солнечные лучи.

– Чудесный яблоневый сад. – Тут же влезла Серафима. – Там, в конце огорода. Конечно, на земле давно ничего не сажали, но, если захотите, можно нанять лошадь с плугом.

– А речка? – Искоса посмотрела я на девушку в шапке с помпоном.

– В трех километрах через лес – Талица. А через поле – Святошна.

– И можно купаться? – Влез мой парень.

– Святошна маленькая. – Улыбнулась Серафима. – Как ручеек. А на Талицу мы ходили после сенокоса. Там – белый песок и теплая чистая вода. А еще – береговые стрижи.

– Помнишь, каким был пруд за графским дворцом? – Мечтательно прижмурилась тетя Надя.

– Тут есть дворец?! – Тут же сделал стойку сын.

– Нет. – Покачали платками старушки. – В шестидесятых годах все сломали. И дворец, и церкву. А ведь она была красивой: горящие золотом купола сияли за двадцать километров! Возвращались мы с базара и сразу видели дом… А теперь и моста, и дороги короткой нет. Все заросло. Один лес да бурьян.

Бабушек стало жаль. Вся их хорошая жизнь, пусть даже трудная, осталась в воспоминаниях. Хотя, если честно, я им немного завидовала. Мои родители редко кого-то звали в гости. А все мои друзья охаивались матерью только по звуку голоса в телефонной трубке. Это было в детстве. Юность меня встретила штурмом Белого дома и талончиками на покупку водки. Только став взрослой, я смогла позволить себе роскошь поиска ответов на непростые вопросы «почему так». Прочитав множество литературы на интересующую тему, я все-таки нашла ответ. Он прост, но, вместе с тем, невероятно труден в понимании, а тем паче, в исполнении: на одном конце человеческой драмы находится вечное «хочу», а на другом – любовь. Глядя на бабушек, я поняла, что интуитивно каждая из них вывела для себя формулу равновесия, в которой не было зависти, но присутствовала радость каждого дня. Пусть трудного. Иногда – невыносимо тяжелого и болезненного. Но на востоке снова всходило солнце и согревало лучами уставшую душу. А земля-кормилица одаривала плодами и покоем. Все было в их жизни правильно: рождение нового человека, радость совместного труда и праздников. Тихое упокоение под золотыми крестами, когда наступал срок. Все-таки не зря я потратила выходной день на такую нелегкую дорогу!