– На память.
ПЯТОЕ
В общем, вы правильно догадались. Мы снимали на телефон Оливера, так что там куча смазанных пиханий, ноздри, подмышки, вторые подбородки, а в какой-то момент телефон вообще падает с кровати. Не лучший продукт в нашей расширенной Вселенной. Оливер все время просил тайм-аут, и тогда я сидела, крутя большими пальцами, а он снимал очередной крупный план своего прибора, как будто сам был Хичкоком, а прибор – Грейс Келли. Как только мы закончили, я хотела стереть видео, но Оливер не дал.
– Я сентиментален, – заявил он.
И у нас обоих оказались копии на флешках, которые мы заперли так, что не хакнуть.
– Взаимно гарантированное уничтожение, – сказала я, хотя, конечно, все было несколько иначе.
Ночью перед ланчем с Гвендолин я, прежде чем сделать копию, просмотрела видео. Наверное, слегка напилась и поэтому звонила Оливеру, но он не подошел к телефону. Я решила, хорошо бы куда-нибудь сходить, но не могла и подумать ни о каком «где». Я решила, хорошо бы с кем-нибудь трахнуться, но единственным человеком, с кем мне хотелось трахнуться, оставался Алексей, чего как раз и не случилось.
– Это не я, – заявил он, когда мы закончили наш короткий тупиковый роман. – Я себе такого не позволяю.
– Ладно, – ответила я. – Хотя не могу не заметить, что позволяешь.
Я знала, Алексей отличный безжалостный агент, акула, питающаяся только деньгами, но кроме того «семейный». Он выбрал ее – свою жену – и их – сына и двух дочерей. Ну, прямо трудно поверить. Мы перепихнулись-то всего два раза. Один раз на натурных съемках в Новой Зеландии и второй, вернувшись в Лос-Анджелес. А чего я ожидала? Что он ради меня откажется от своей жизни? Подпишется на громкий скандал? Прилепится к девчонке, не окончившей колледж? Да и хотела ли я этого?
– Ты не понимаешь, – объяснил Алексей. – У меня нет презумпции невиновности. И никогда не будет. Если все выйдет наружу, ты даже не можешь себе представить, какими помоями меня зальют. На порядок хуже, чем если бы я был белым.
– Тебя волнует, что о тебе думают? – спросила я.
Он посмотрел на меня, как будто я заговорила на иностранном языке, и протянул:
– М-да-а.
Наша интрижка началась в Новой Зеландии, изображавшей не столь закованную льдом резиденцию Архангела, Мурьянск, где я снималась во втором «Архангеле». Алексей приехал присмотреть за Оливером, но тот велел ему пойти куда-нибудь развлечься и не торчать на съемочной площадке. И меня отослал, так как моя смена закончилась. Оттянитесь по полной, сказал он. Алексей предложил пещеры, где надо в гидрокостюме плыть на спасательном круге и абсолютно темно, светятся только светлячки. Они живут на сводах пещер, выпускают светящиеся, как звезды, нити, привлекающие мух и комаров, которыми и питаются. Бедная мошкара думает, что летит в ночное небо, а на самом деле просто бьет крылышками, чтобы ее сожрали.
В темноте мой круг ударился о круг Алексея, и я схватилась за его холодную неопреновую руку, как одна лодка цепляется за другую. Слышно было только, как мы дышим, как капает, плещется, стеклярусом шелестит вода – все отдавалось тихим эхом. В черной воде отражались тысячи крапинок-светлячков. Мы медленно развернулись. Я закрыла глаза, а открыв их, будто заглянула в сердце вселенной. Глаза болели, от напряженного взгляда натянулась на лице кожа.
– Тебе не показалось, – спросил Алексей в машине, когда мы возвращались в гостиницу, – что прогулка по пещере равна выходу в открытый космос? Разница несущественна.
Разволновавшись, я посмотрела на него, правда, опасаясь, как бы волнение не придало мне ребяческий вид. Но на лице Алексея отражался мой восторг, мое смущение от такого воздействия туристической ловушки. (На наших гидрокостюмах, спасательных кругах, футболках – везде красовалась надпись: «Приключение в пещере светлячков!») Наш свет светлячков заливал машину.
– Точно, – кивнула я. – Именно это и пришло мне в голову. Небо, хотя и не небо.
И я рассказала ему, что в детстве думала, будто звезды – перфорированное небо, маленькие проколы в какую-то другую, окружающую вселенную, которая только свет. А он рассказал, как его отец любил называть звезды фонариками, вывешенными прошлым, чтобы заблудшие могли найти по ним дорогу.
– Он полагал, это очень глубокая мысль.
В тот вечер мы опоздали на ужин с Оливером, так как лежали в постели. Однако, потеряв ощущение времени, мы не занимались сексом. То есть занимались, но потом лежали и разговаривали, проводя первые, грубые, радостные раскопки широким черпаком, когда в человеке все ново и неизвестно, и лишь впоследствии придется, достав пинцеты и щеточки, кропотливо работать с хрупким, глубоко залегающим материалом. Я хотела все знать. Я хотела все рассказать. Сияние между нами стало таким ярким, что мы даже не заметили, как померк свет в комнате.
– А вы, похоже, подружились, – заметил потом Оливер в другой кровати той же гостиницы, поглаживая мне живот и пытаясь вызвать у меня интерес к сексу, что сработало, поскольку я еще была на взводе.
– Славный парень, – ответила я. – Мы хорошо провели время.
Когда я вернулась в Лос-Анджелес, Алексей спросил, можно ли приехать ко мне с обедом. Я выбрилась, засуетилась, лихорадочно решая, что надеть (обрезанные шорты, старая рубашка), перестелила простыни и отпустила Августину. Когда мы сидели у бассейна, поедая миски со злаками, которые он принес из навороченного кафетерия, Алексей сказал, надо ставить точку. Это не я, сказал он. Я себе такого не позволяю. У меня семья.
Я спросила, почему он позволил себе тогда, и получила ответ:
– Слаб.
Мой взгляд упал на авокадо и амарант в миске, на будто пергаментные бугенвиллеи, пурпурными лодочками покачивающиеся на поверхности бассейна. Задним числом мне кажется, Алексею было проще признать слабость, чем свет светлячков. Может, он уже думал о том, что его жена, если когда-нибудь узнает, простит скорее случайную спотычку или необоримое увлечение? А может, о том, с чем ему легче жить самому. А может, пока я изо всех сил рвалась к скоплению искусственных звезд, говорил чистую правду.
Я беспомощно махнула рукой:
– Если тебе так лучше.
– Не лучше. Но оно так.
Мне срочно нужно было сделать что-нибудь, что угодно, только бы отвязаться от овладевшего мной чувства, и я, подойдя к Алексею, встала у него между ног.
– Хэд-ли, – уныло протянул он, однако взял меня за ноги и прижался лбом к моему животу. Потом снял пиджак. Дреды аккуратным хвостом лежали на накрахмаленной белой рубашке. – Если честно, это запрещенный прием, – пробормотал он чуть не про себя. – Ты будто медом обмазана. Иначе…
– Иначе я была бы скучной и противной, а не искристой и изысканной.
Я посмотрела в дальний угол сада, где мой ландшафтный дизайнер, эксперт по засухоустойчивым растениям, рядами высадил ощетинившиеся заостренными листьями юкки, агавы, пальмы – размахивающие оружием марширующие солдаты.
– Интересно, сколько тут просто острых ощущений? – спросил он, гладя меня по ногам.
– Наверное, мы никогда не узнаем.
Это и был второй раз. Возможно, устроив цирк с Джонсом, я хотела ткнуть носом именно Алексея.
Дом добродетели
Миссула
Март 1929 г.
Через полтора года, после того как Мэриен отстригла волосы
День выдался теплый, и разлилось ощущение – даже не звук – скрытого таяния, невидимых ручейков под снегом. Река, не замерзавшая посередине, узкой черной полосой текла между широкими белыми берегами.
Но вечером город опять стиснуло, он затвердел. Над горами, обещая снег, нависли облака.
Развозной грузовик, боковушки которого рекламировали «Хлеб и пирожные Стэнли», с грохотом пересек железнодорожное полотно довольно далеко от центра. Сидевшая за рулем Мэриен на низкой скорости ехала по обледеневшей колее, проложенной другими колесами, уверенно выруливая, когда машина начинала скользить. Ей нельзя застрять в снегу или грязи, ей вообще нельзя привлекать к себе внимание, она необычный развозчик – четырнадцатилетняя девочка, вымахавшая, как иной взрослый мужчина, но тощая, в комбинезоне, овечьем тулупе, связанном Берит коричневом кашне и кепке, низко надвинутой на короткие волосы. Полиция, получив свое, оставила ее в покое, однако неосмотрительность не могла привести ни к чему хорошему. Она развозила хлеб и пирожные, да, но кроме того спрятанные в корзинах под фирменными упаковочными тряпками мистера Стэнли бутылки.
