Роберт сделал полукруг, пристроил фургон рядом с бежевым «Ситроеном» – за рулем сидел усатый малый и кого-то ждал. «Абориген» равнодушно покосился на вставший рядом минивэн и зевнул. Выходя из машины, Роберт отметил: «Фиат» тоже въехал на кольцо и встал на противоположной стороне.

Насвистывая, Роберт извлек из салона сумку, повесил ее на плечо и небрежной походкой направился в здание. Растворился в темной нише галереи, обернулся. «Фиат» стоял на месте. Из машины никто не выходил. Хоть к святым взывай: Санта Лючия, Санта Моника и прочие Санты… Пришлось зайти внутрь – выбора не оставалось.

За стойкой сидела дама средних лет и, ничего не стесняясь, разглядывала глянцевый журнал. Подняла глаза, удивилась:

– Вы наш новый сотрудник? Я вас впервые вижу. Синьор Конти ничего такого не говорил.

– Новый, – Роберт ослепительно улыбнулся, – Пьетро Паззолини, к вашим услугам, синьора. Дружище Конти просто забыл вас оповестить.

Отворилась дверь в дальнем конце помещения, высунулась удивленная физиономия.

– Вообще-то – синьорина, – дама приосанилась, смерила работника заинтересованным взглядом.

– Отлично, – пробормотал Роберт, подходя к окну. За колоннами виднелся фрагмент площади, приткнувшийся к тротуару салатовый «Фиат». Из салона никто не вышел. Машина не уезжала. Раздражение росло.

– А вот и первый заказ, Пьетро, – вкрадчиво сказала «синьорина». – Улица Калабри, четвертый дом. Непроходимость канала, подведенного к унитазу. Клиент жалуется на невозможность смыть отходы жизнедеятельности. Они поднимаются и стоят у самой кромки…

– О, это мой профиль, синьорина, – живо откликнулся Роберт и тихо добавил: – Кому, как не мне, разгребать все это дерьмо…

«Фиат» неохотно оторвался от бордюра, выехал на кольцо и пропал в слепой зоне. Через несколько секунд легковушка проследовала мимо и скрылась в переулке. Роберт облегченно вздохнул и направился к двери.

– Подождите, Пьетро, вы должны расписаться в заказе, – встрепенулась дама за стойкой.

– Минуточку, синьорина, я кое-что заберу из фургона… – Не оборачиваясь, Роберт выскользнул за дверь и припустил к машине…

Без одежды Лаура была еще привлекательнее. Она следила за собой, пользовалась кремами и услугами массажиста. Смуглая кожа матово поблескивала, никаких провисаний, «апельсиновой кожуры». Дефекты имелись только на лице, но и там их еще надо было поискать.

Женщина откинула одеяло, повернулась на бок. Партнер не шевелился. Он лежал на спине лицом вверх, казался спокойным и расслабленным. Глаза его были закрыты. Лаура села на колени, склонилась над мужчиной. Дмитрий Олегович казался спящим. Но дыхание отсутствовало. В лицевых мышцах, если присмотреться, застыла судорога, а на шее осталось крохотное пятнышко – след от укола.

Женщина приподняла ему веко, проверила пульс. Сомнений не было, но убедиться следовало.

– Бай-бай, мой сладкий, – прошептала Лаура и потрепала мужчину за щеку. – Тебе же было хорошо, перед тем как… ну, ты понимаешь? – она изогнулась, сунула использованный шприц в раскрытый белоснежный ридикюль, стоящий под кроватью.

Все указывало на то, что человек скончался от внезапной остановки сердца. Почему он при этом голый, в кровати, и что за женщину видели соседи – значения не имело. Лаура укрыла партнера одеялом, стала одеваться, мурлыча под нос легкомысленную эстрадную песенку. Совмещение приятного с полезным ее, похоже, не смутило.

Лаура натянула белье, короткое облегающее платье, сунула ноги в изящные туфельки на шпильках. Покрасовалась перед зеркалом, осмотрела себя спереди, сбоку и даже сзади – для чего пришлось поработать шеей. Насупилась, подошла вплотную к зеркалу, оттянула пальцем кожу на веке. «О, Дьябло!» – один из тех малозаметных дефектов, которым только дай волю.

Каблучки простучали по лестнице; напевая песенку и помахивая сумочкой, красотка выбежала во двор. День еще не кончился. Солнце палило, как на экваторе. Впрочем, сущий пустяк для закаленных зноем местных жителей…

Погода испортилась. За окном протяжно выл ветер, гнал на юг рваные тучи. Пора повального листопада еще не наступила, но листья уже падали, желтели на дорожках и газонах. Еще вчера светило солнце, жарило, как где-нибудь в Италии, а сегодня температура упала на десять градусов, стало неуютно, и синоптикам совершенно нечем было порадовать население.

– Товарищ майор, при всем уважении, но вы не правы, – бубнил сидящий напротив мужчина с серым одутловатым лицом. – Сами видите, как строго в нашем учреждении соблюдается режим секретности. Эти подозрения просто смешны. Да, у нас не только производственная база, но и большой научный коллектив, люди разные, каждому в душу не залезешь. Но то, что вы говорите, невозможно ни физически, ни технически. Какие есть основания утверждать, что в лаборатории действует шпионская организация?

Начальник отдела безопасности был расстроен и обескуражен. Он не грубил, но был на грани. Документы и полномочия командированных из столицы сотрудников его не впечатляли. Насмотрелся подобных корочек и полномочий. Сам из таких. «Офицер действующего резерва» – как и опрошенный вчера начальник Первого отдела. То есть фактически никто.

– Во-первых, товарищ Кобылин, – вкрадчиво сказал Кольцов, – спешу напомнить, что никаких «майоров» здесь нет, как и представителей Комитета госбезопасности. Есть группа товарищей из вышестоящего «Биопрепарата», прибывшая с ведомственной проверкой. Постарайтесь придерживаться этой легенды, даже если мы одни. Во-вторых, никто не утверждает, что в лаборатории «Оникс» действует шпионская сеть. Речь пока идет об утечке сведений. Источник информации заслуживает доверия. Вас никто не обвиняет, просим лишь ознакомить нас с работой вашего отдела и убедить в защищенности предприятия. Ближе к сути, договорились, Николай Федорович?

Кобылин продолжал выражать протест. Усиливалась неприязнь к этому типу, росло раздражение. Это было непродуктивно, шло во вред делу, но Михаил ничего не мог поделать. За маской спокойствия скрывалось растущее недовольство. Кобылин был не виноват, работал по инструкциям и даже проявлял служебное рвение. Старая закалка, не очень умный, но добросовестный исполнитель. Таким невдомек, что шпионы тоже знакомы с их инструкциями и действуют в ином поле, куда не простирается фантазия хранителей государственных секретов. Одутловатость не являлась признаком алкоголизма – скорее, нездоровых почек и прочего ливера. Пьющих на таких должностях не держат.

Второй день сотрудники «Подразделения Х» работали в «Ониксе». Изначально информация пришла из Италии, впоследствии ее подтвердила лондонская резидентура: из «Оникса» идет утечка. Причем обильно, стабильно и давно – данные о препаратах двойного назначения (и не только) уже используют за рубежом. Секреты страны перестали быть секретами.

Меньше всего майору Кольцову хотелось знать, чем занимается лаборатория. Сон пропадет, волосы будут дыбом вставать. Естественная реакция любого человека: держаться подальше от вирусов, инфекций, всевозможных токсинов. И поди пойми, что движет людьми, выбравшими возню с этими патогенами своей профессией.

Фундаментальные исследования в области биологии начались еще до войны. В конце 40-х – начале 50-х как грибы после дождя выросли институты вирусологии, санитарные институты, НИИ эпидемиологии и гигиены. Фактически – исследовательские центры по биологическому оружию. Запускались программы по токсинам, изучали вирус оспы, геморрагические лихорадки. Создавалась секретная сеть институтов биологической направленности при Минсельхозе СССР.

Сотрудники вирусологических центров работали в контакте с военными вирусологами – изучали патогены животных (например, ящур), экзотические зоонозные инфекции. В 72-м году Советский Союз подписал Конвенцию о запрещении разработки, производства и накопления запасов бактериологического оружия и об их уничтожении. Конвенция вступила в силу только в 75-м году.