— Пора возвращаться в машину, — позвал нас Олег.

Я оглянулась, увидела, что автомобиль не только зарядили, но уже развернули к выезду с заправки. Почувствовала тёплую руку мужа на своей талии, с удовольствием прильнула к его боку, после чего мы двинулись к машине.

— Правильно сделала, что умолчала о подробностях, — тихо проговорил Олег, лаская моё ухо горячим дыханием. — Никто не должен знать, это слишком опасно. Надо бы взять с неё клятву о неразглашении, и как можно скорее.

— На следующей заправке? — предложила я.

— Да, тянуть не будем, но и свидетели нам не нужны. — Кивок в сторону врачей.

Вот только на следующей заправке случилось чудо – мама сначала шевельнула руками, а потом и вовсе открыла глаза. Я тут же подскочила к ней, схватила за руку, принялась что-то говорить ей, глаза застили слёзы.

Хорошо, что то были слёзы счастья!

Конечно же, после такого прорыва в её состоянии, из машины никто не выходил, кроме водителя, а после мы снова тронулись в путь. Говорить мама пока ничего не могла, только губами шевелила. Не надо было быть специалистом в области чтения по губам, чтобы понять смысл. Она сказала самые главные слова: «люблю» и «хорошо».

Вскорости она заснула, но уже обычным сном. Доктора вновь активно хлопотали вокруг неё, Олег стиснул меня так, что даже дышать было трудно, но я не противилась. Мне были нужны именно такие объятья, чтобы не улететь. Разумеется, не в прямом смысле, а от всепоглощающих эмоций.

Мне нужен был якорь, и им стал Олег. Хотя, почему стал, он им всегда был, а потом ещё и дети появились. Именно потому я и не смогла уйти за Грань, не смогла бросить их одних. Как же они без меня? Нет-нет, мой путь на Земле далеко не завершён, до его окончания ещё годы жизни.

К ночи мы добрались, наконец, до Невограда. На одной из заправок всё же удалось залучить Клавдию одну и попросить принести клятву о неразглашении. Разумеется, она согласилась, вот только нас прервали. Один из врачей срочно позвал в машину – мама снова очнулась.

— Ка-тю-ша… — в этот раз она смогла говорить, пусть медленно и недолго.

— Мамочка! — бросилась к ней, грозя нарушить то, что с таким трудом сделали для неё врачи.

Вовремя остановилась и максимально аккуратно взяла за руку.

— По-лу-чи-лось, — с трудом проговорила мама и довольно улыбнулась.

В этот раз она бодрствовала чуть дольше, но говорить больше не пыталась. Зато улыбалась, а увидев, как Олег меня обнимает, радостно прикрыла глаза, мол, молодец. Узнал в чужом теле свою жену, поверил, поддержал.

В клинике нас ждали не только дежурные, хотя время перевалило за полночь. Мы сердечно распрощались с героическими врачами, что столь вовремя помогли маме, а после расположились в одной из палат. Нам её временно выделили, чтобы мы смогли нормально выспаться. Собственно, домой действительно не стоило сейчас ехать, только время и силы терять. Завтра суббота, дети под присмотром Алевтины, так что можно расслабиться. Или?..

— А где Клава? — спросила я, после того, как умылась холодной водой.

Олег, добывший в столь поздний час несколько кружек горячего чая и тарелочку с бутербродами, показался мне особенно прекрасным.

 — В соседней палате, освежиться пошла, — устало улыбнулся муж, махнув рукой в сторону одной из стен. — Сходи, позови её.

— Да, конечно. — Кивнув, двинулась к выходу.

Вот только в палате, куда указал Олег, её не нашлось, впрочем, как и в соседних. Я все проверила, и даже те, что не примыкали к нашей. Кое-где спали пациенты, поэтому я вела себя предельно аккуратно, правда, эффективности у моих поисков было ноль.

Да что же такое?

Неожиданно корпулентная фигура Клавдии появилась в конце коридора. Похоже, она просто куда-то отлучалась.

— Клава, мы тебя потеряли! — бросилась ей навстречу. — Пойдём чай пить, Олег бутербродов добыл.

— Всё-таки он мечта, а не мужчина, — шутливо закатила глаза бухгалтер. — Я на твоём месте тоже бы с того света вернулась ради него.

И многозначительно на меня посмотрела, мол, расскажешь подробности или нет?

В какой-то момент мне захотелось поделиться с ней. В конце концов, мы всё равно сейчас возьмём с неё клятву о неразглашении, но… дверь нашей комнаты открылась. В проёме появилось лицо моего мужа.

— Девочки, сколько вас можно ждать? Чай стынет!

— Идём, — поторопила я Клаву.

А рассказывать резко передумала. Вот как перестала смотреть ей в глаза, так и передумала. Всё-таки мы, женщины, существа непостоянные. И как нас мужчины терпят? С другой стороны, у них своих заморочек хватает, так что нам тоже приходится приспосабливаться. Впрочем, когда любишь, много чего не замечаешь или прощаешь. И это хорошо, иначе, зачем тогда вообще начинать жить друг с другом?

Глава 23. Ворох новостей

Князь Репнин Олег Степанович

Благополучно взяв клятву о неразглашении с Клавдии Семёновны и переночевав в палате, утром мы вновь отправились проведать Антониду Георгиевну и слуг, которых также разместили в отделении интенсивной терапии. Все они под неусыпным уходом медиков успешно шли на поправку. Конечно, о полноценном выздоровлении пока не шло и речи, но цвет лица Антониды уже не напоминал пепел, руки и ноги шевелились, да и говорить она смогла куда лучше, чем вчера.

Есть, правда, пока могла только бульоны и только через трубочку. Как сказал лечащий врач, это уже прогресс. Разумеется, ни о каких серьёзных разговорах речи даже не шло. С другой стороны, радовало, что мы столь быстро разобрались в ситуации, и у нас возникла возможность провести обряд уже в воскресенье. В конце концов, есть масса храмов, где найдутся более сговорчивые священники, надо только поискать.

Что касается слуг, самоотверженно бросившихся спасать Антониду, то они крепко спали. Из комы, по словам врача, они вышли уже под утро, что не могло не радовать.

Кстати, я же собирался поговорить с владельцем того дома, где их нашли! Мало ли, может, какие-то вещи он оставил себе, не отдавал в клинику (оттуда мы всё забрали, разумеется). Совсем из головы вылетело, да и некогда было – речь шла о жизни и смерти. Нужно было срочно доставить всех в Невоград, чтобы обеспечить должный медицинский уход.

— Думаю, прежде чем ехать, надо будет разобраться, пропало ли что-то, или нет, — покачала головой Катерина.

Она явно не стремилась возвращаться в тот городок. И я мог её понять. Но в то же самое время я понимал, что не смогу просто взять и забыть, что происходило в той же больнице. Надо бы поговорить с нужными людьми, да с тем же Альбертом Юрьевичем. Это же вопиющее безобразие, а не условия для лечения!

Но это потом, как и жалоба на доктора Фромма, которую надо бы отправить да недосуг. Сначала семья!

— Папа, мама, вы уже приехали! — оглушили нас вопли ребятишек, едва мы переступили порог дома.

— Похоже, кто-то смотрел в окно, — Катя счастливо улыбнулась им, подхватывая на руки Павлушу.

— Как поживает Смуфрик? — спросил я, повторив её действия, только с Людмилой.

— Мы его кормили и поили, — принялся перечислять Павлик.

— Не будили, давали спать, сколько он хочет, — вторила ему Людочка.

— Он лизал мне пальцы и нос! — восторженно вскрикнул сынок.

— А мне даже губу лизнул, потому что любит больше всех! — задрала нос дочка.

— А меня укусил, — пожаловалась Алевтина, спускаясь по лестнице. — Быстро вы обернулись. Как Антонида Георгиевна?

— Мама в больнице, пришла в себя, слуги тоже. — Ответила Катюша, а потом, судя по испугу на лице, вспомнила, что пока мы не успели ей рассказать, что она вовсе не Полина…

— Ура, баба Тося снова будет с нами! — подпрыгнул на руках Павлуша.

— Я люблю бабу Тосю, она – самая лучшая бабушка в мире! — подхватила Люда.

Я же настороженно смотрел на тётю, пытаясь понять её реакцию. Мало ли, вдруг она преисполнится скепсиса, не хочется тратить время и силы на негатив.