Открыв глаза, я увидел свою жену, сидящую напротив меня, как статуя, созданная в честь женского совершенства.

Она выглядела совершенно умиротворенной.

Мое первое движение заставило ее открыть глаз.

— Как это было? — спросила она.

— Хорошо, — сказал я и наклонился вперед, чтобы поцеловать ее. — Сейчас я очень расслаблен.

— Это замечательно. Мы сделаем это снова сегодня вечером.

Я не возражал, потому что она присоединилась к моему миру, переехав сюда, и я хотел перенять что-то из ее мира, изучив ее традиции. К тому же, я действительно почувствовал себя лучше.

— Я собираюсь быстро принять душ перед встречей с мамой, — сказала она, когда я поднял ее с пола. — Мы идем в школу, чтобы помочь подготовиться к завтрашнему приезду девочек; ты придешь?

— Финн отвезет тебя, но я последую за тобой через несколько часов. У меня просто есть кое-какая работа, на которую мне нужно взглянуть.

Два часа спустя я сидел в своем кабинете. В доме было тихо, и мои чувства от мирной медитации вернулись ко мне. Мой взгляд упал на шахматную доску, и вопрос Перл о том, почему я так сильно люблю шахматы, заставил меня задуматься.

Воспоминание давило на мои внутренние стены, но у него было другое ощущение, как будто оно на самом деле не принадлежало мне. Я закрыл глаза и позволил воспоминаниям перенести меня на двадцать четыре года назад.

Когда я сидел, склонившись над шахматной партией, моя голова покоилась на руках, а разум анализировал мои варианты.

— Неплохо для десятилетнего ребенка, — сказал мой отец, когда я, наконец, сделал свой ход. — Я не думал, что ты увидишь этот открытый ход. Я впечатлен. — Он передвинул своего коня точно так, как я на это надеялся, и я как раз собирался сделать свой ход, когда мою концентрацию нарушил друг моего отца мистер Зобель, который вошел, чтобы напомнить моему отцу о назначенной встрече. Меня охватило разочарование из-за того, что мы не смогли закончить нашу игру.

— Дай мне минутку, мой сын надерет мне задницу, — сказал мой отец. — Останься и посмотри, если хочешь.

Удивление и огромная гордость пронзили меня от его слов и потому, что он поставил во главу угла завершение нашей игры.

А потом, несколько минут спустя, я произнес слова, которые позже стали вызывать привыкание в моей жизни.

— Шах и мат.

Глубокий рокочущий смех моего отца наполнил мое сердце, и я широко улыбнулся, когда он взъерошил мне волосы своей большой ладонью.

— Хорошая работа, мой мальчик, вот что мне нравится видеть — у тебя есть мозги. — А затем он подозвал Магни, указывая на шахматную доску. — Магни, ты это видел? Твой брат может быть гребаным гением.

Я откинулся на спинку стула, уже не десятилетний мальчик, а взрослый мужчина, моргающий, повторяя это последнее предложение снова и снова. Гребаный гений. Мой отец назвал меня гением.

Вспыхнуло еще одно воспоминание, и я ахнул, когда оно ударило меня прямо в грудь. Как я мог забыть?

— Как ты думаешь, что я должен сделать? — спросил мой отец после того, как тщательно объяснил головоломку мне, своему пятнадцатилетнему наследнику. — У нас есть люди, живущие на улицах, и я хочу помочь, но если я повышу налоги, мои люди разозлятся и, возможно, возьмут поместье штурмом, чтобы начать восстание.

— Если я не повышу налоги, нам придется выбирать между помощью бедным или оплатой солдат за нашу защиту, и, как ты знаешь, без солдат мы будем уязвимы в случае, если люди все равно нападут на нас.

Я думал об этом.

— А разве нет третьего варианта?

Он взмахнул руками.

— Если так, я хотел бы это услышать.

— Как насчет того, чтобы заставить людей вносить добровольный вклад, — сказал я.

Мой отец наклонил голову с легкой улыбкой.

— И как бы ты это сделал?

— Мы могли бы дать им что-нибудь в обмен на их деньги. Как насчет того, чтобы пригласить лучших артистов на летний фестиваль здесь, в поместье, а затем взять плату за вход?

Мой отец рассмеялся.

— Я правитель, а не бизнесмен.

— Никому не нужно было бы знать, что ты делаешь это за деньги, и тебе самому не пришлось бы принимать в этом непосредственное участие. Продавай это людям в качестве поощрения наших лучших исполнителей и спортсменов. У нас есть амфитеатр, так почему бы им не воспользоваться? Мы могли бы заполнять его каждую неделю в течение лета различными развлечениями. Спорт, музыка, акробаты и магические шоу — думаю, людям бы это понравилось.

Мой отец откинулся назад и криво усмехнулся мне.

— Это чертовски гениально. Как зовут этого твоего друга? Боксер?

— Ты имеешь в виду Боулдера?

— Да, мне говорили, что он неплохо считает.

— Угу.

— Вы двое поработайте над планами и дайте мне оценку того, сколько мы сможем привлечь.

— Я займусь этим. — Я встал, радуясь, что мой отец доверил мне что-то настолько важное.

— И Хан, — крикнул он мне вслед. — Мне чертовски нравится, как ты думаешь.

Я был потрясен. Главным образом потому, что в течение многих лет я убеждал себя, что мой отец был монстром. Но теперь воспоминания о том, как он подбадривал меня и хвалил, вернулись ко мне.

Этот человек был непредсказуем и, вероятно, временами испытывал сильное давление. Но это была еще не вся история.

«Если ты сосредоточишься на негативе, он покажет тебе больше негатива, и чем больше ты сосредоточишься на определенном воспоминании, тем больше твой мозг будет воспроизводить его для тебя».

Слова Перл, сказанные прошлой ночью, вернулись ко мне, и я потер лицо. Мой отец был гигантским мудаком, но все равно были и хорошие времена. Почему я забыл об этом? Почему я был одержим плохими воспоминаниями и полностью подавлял хорошие?

И тут ответ на вопрос Перл вспыхнул в моем мозгу. Я любил шахматы, потому что они связывали меня с моим отцом.

Широкая улыбка расплылась на моих губах, когда внутри меня воцарился новый покой. Собрав свои вещи, я поднялся со стула, внезапно почувствовав, что безумно скучаю по Перл, и мне не терпится присоединиться к ней и остальным на острове Боулдерз.

Глава 32

Добро пожаловать и до свидания

Перл

— Я так рада, что ты осталась на приезд девочек, — сказала я маме и взяла ее под руку. Изобель последние два дня работала так же усердно, как и все остальные, чтобы все подготовить к приезду школьников.

— Я бы ни за что на свете не пропустила это, — сказала она и одарила меня искренней улыбкой.

— Ты придешь к нам в гости? — спросила я ее: — Или эти мужчины оставили на тебе шрамы на всю жизнь?

Она сжала мою руку.

— Я вернусь — и, думаю, я должна перед тобой извиниться.

— О?

— Я должна была прислушаться к тебе. Это просто очень трудно представить, пока ты не испытаешь это сама.

— Ты права. — Я со вздохом прислонила свою голову к ее. — И есть еще многое, что я никогда не научусь понимать или ценить.

— Мне не нравится их музыка, — сказала моя мать с красноречивой улыбкой.

— Да, и их охота, ругань и жестокие турниры.

Она торжественно кивнула.

— Как думаешь, ты сможешь их изменить?

— Да, — тихо сказала я. — Думаю, что мы уже меняем их точно так же, как они меняют нас.

— Но эти варварские способы, как нам заставить их отказаться от них?

Я одарила ее невинной улыбкой.

— Помнишь, когда я выступала в Совете и предложила разрешить группе избранных мужчин посетить Родину и разрушить предрассудки?

— Да, я помню.

— Думаю, это то, что нужно. У них искаженный взгляд на нас, и они думают, что мы действуем без свободы воли, как муравьиная ферма. Нам нужно, чтобы некоторые из них пришли и научились видеть красоту в нашем способе ведения дел.

Моя мать выглядела обеспокоенной.

— Тебе не кажется, что идея мужчин Севера на Родине не так страшна теперь, когда ты познакомилась с некоторыми из них? Тебе нравился Финн, верно?